Переносчик смерти
Шрифт:
Я сам не замечаю, как пустеет первая грелка с водой. Мысли мои путаются. Я начинаю думать об одном, но тут же перескакиваю на другое. Потом напрягаю мозг, чтобы попытаться вспомнить, о чем размышлял вначале. В голове то параметры вакцины, разработанной Карским, то цифры номера телефона головного офиса Красного Креста и Полумесяца, то еще черт знает что.
Вдобавок ко всему этому меня мучает неодолимое желание вдоволь напиться. Рука несколько раз машинально лезет за второй грелкой с водой.
Но я пока еще могу вовремя опомниться
День потихонечку заканчивается. Солнце заходит. Жара медленно спадает. Я чувствую некоторое облегчение. Знаю, что несколько часов после заката идти будет относительно комфортно. Особенно если сравнивать с этим ужасным дневным переходом по пустыне.
Ночь же, как обычно случается в этих широтах, обещает быть холодной. Я еще не знаю, как справлюсь с этим испытанием. Однако мне известно другое — за день я прошел всего лишь около десяти километров.
Если дело будет и дальше продолжаться таким же образом, то мне придется топать по этим раскаленным пескам и камням еще три дня. На такой срок у меня нет ни воды, ни питания. Нужно что- то придумать. Но пока у меня ничего не получается. Голова трещит. В животе с утра, кроме воды, ничего не было.
32
Я добредаю до нескольких высоких острых камней, осматриваюсь и останавливаюсь там на привал. Усаживаюсь на лежащий плоский камень, достаю банку тушенки и нож. Несколько минут я просто держу то и другое в руках и тупо хлопаю глазами.
Руки дрожат. Причины такой беды мне непонятны. Я списываю это на усталость, принимаюсь вскрывать банку ножом и едва-едва, с горем пополам справляюсь с этим делом.
Мясо в банке за время перехода успело нагреться настолько сильно, что и до сих пор остается теплым. Я выковыриваю его ножом, намазываю на сухарь и только потом жую. Я радуюсь этой нехитрой еде и тому, что банка с тушенкой небольшая. Можно сразу все съесть, а не тащить с собой, рискуя, что мясо испортится по пути.
Покончив с тушенкой, я делаю несколько глотков воды. Это мало утоляет мою жажду. Мне хочется пить еще и еще, но нельзя. Причина известна.
Я прячу емкость с водой и начинаю внимательно осматривать себя. Теперь я подозреваю, что переход по пустыне дался моему организму куда более дорогой ценой, чем мне казалось еще недавно.
Я ощущаю жжение на тех участках тела, которые по какой-то причине оставались на время открытыми, пытаюсь рассмотреть хотя бы некоторые из них и вижу красные пятна ожогов. Солнце старалось не зря.
Но я до конца не понимаю, каким образом получил некоторые из ожогов. Я ведь не раздевался и нарочно не выставлял себя в таком виде под солнце. Да, мысли путались, но в целом мне посчастливилось оставаться в памяти на протяжении всего пути. Сознание я ни разу не терял. Или как?
Я задумываюсь и прихожу к выводу, что вряд ли. Потеря сознания отразилась бы на мне еще хуже. Неизвестно, где я был бы сейчас, если бы со мной действительно случилось такое.
Вопрос о появлении отдельных ожогов остается открытым. Однако я настолько сильно измотан, что искать в данный момент ответ на него мне попросту не хочется.
Вдобавок ко всему у меня болят ноги. После спуска с горы мне ни разу не довелось где-то присесть хотя бы на минуточку, поэтому ступни мои уже сбиты. Бредя по пустыне, я не единожды натыкался на камни. Моя обувь за день перехода почти полностью превратилась в ошметки.
Эту проблему тоже придется как-то решать. Скорее всего, я сделаю обмотки из кусков ткани, оторванных от берберского одеяния. Правда, хватит их ненадолго, но все же с ними будет лучше. Иначе мне доведется топать чуть ли не босиком.
В таком случае от пяток места живого не останется, и мое продвижение замедлится еще сильнее. Есть риск, что я потеряю много времени и прибуду в Эль-Шадуф слишком поздно. То есть тогда, когда Лайд приступит к осуществлению своих наполеоновских планов. Я искренне хочу надеяться на то, что он за это время не сумеет найти специалистов, которые помогли бы ему разобраться с лабораторией и возможностью дальнейшего производства вакцины против лихорадки Эбола.
Тут я невольно вспоминаю своих коллег. Мне не дает покоя их загадочное исчезновение и туманные намеки главаря фундаменталистов. Если Лайд изначально имел план, нюансами которого поделился со мной, то убивать Карского и Христова было бы крайне нелогично.
Я возвращаюсь к этой теме, наверное, уже в сотый раз и опять склоняюсь к мысли о том, что мои коллеги, как и вдова берберского вождя, погибли из-за какой-то ошибки боевиков. В противном случае этот доморощенный наполеон просто идиот, не могущий просчитать свои же действия на несколько шагов вперед. Как он с таким вот интеллектом собирается покорять мир и строить новое общество, основанное на его собственном понимании религии и возможностей вакцины против вируса Эбола? Впрочем, недооценивать его тоже нельзя.
Мои мысли снова путаются. Но на этот раз не от жары, а от того, что я начинаю клевать носом. Меня клонит в сон. Сил на то, чтобы пройтись вокруг моего пристанища в поисках топлива для костра, у меня нет. Да я и не уверен, что смогу найти где-то поблизости верблюжий помет, не говоря уже о хворосте.
С другой стороны, разводить костер небезопасно. Он в два счета демаскирует меня. Пусть мне кажется, что в радиусе десяти километров нет ни одной живой души, кроме меня, но реальность может оказаться совершенно иной. Мне почему- то очень не хочется становиться маяком для кого бы то ни было.