Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
До свидания, мой милый, дорогой друг мой. Дайв вам бог скорее избавиться от Вашей лихорадки и кончить корректуру “Мазепы”. Всем сердцем безгранично Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
143. Чайковский - Мекк
Подушкино,
1 августа 1883 г.
Милый, дорогой друг!
Оба письма Ваши получил. Бесконечно благодарю Вас за исполнение просьбы моей и убедительно прошу не сетовать за то, что в подобных случаях не прямо прибегаю к Вам, а предварительно пытаюсь (к сожалению, неудачно) выручать себя другими путями. Это происходит оттого, что мне, во-первых, не хочется беспокоить Вас, во-вторых, мне
Я публиковал в газетах о потере своей и назначил третью часть тому, кто доставит в магазин Юргенсона. Никто не явился.
Таня, наконец, в Каменке. Меня уведомляет об этом находящаяся при ней компаньонка. Субсидия моя, без которой они не могли бы двинуться в путь, была получена вовремя. Путешествие они совершили благополучно, но Таня продолжает дурно себя чувствовать и по временам страдает сильным нервным расстройством. Оба родителя в восхищении, что она дома, и покамест в Вербовке царит, по-видимому, самое счастливое всеобщее настроение. Но сердце мне говорит, что это не надолго. Там, где Таня находится, не может быть долгое благополучие.
Если судьба моя приведет меня зимой в Плещееве, то не опасайтесь, дорогая моя, чтобы я не оценил его. Русский зимний пейзаж имеет для меня много прелести, и на время очутиться в тихом деревенском доме зимой, это имеет своего рода прелесть. А впрочем, я не теряю надежды и весной или ранней осенью побывать там.
Здоровье мое всё это время не совсем хорошо. Благодаря хинину я несколько времени был совсем здоров, но вчера с самого утра начал чувствовать ломоту во всем теле и лихорадочное состояние. Вечером снова прибег к хинину. Ночь провел скверную. Но всё это сущие пустяки, о коих и говорить не стоит.
Мои хлопоты о водворении Губерта в консерватории в качестве профессора не привели покамест ни к чему. И сам Губерт, по-видимому, считает для себя слишком трудным и тяжелым вступить снова в среду людей, по большей части ему очень враждебных, да и в консерватории его очень не хотят, и даже те немногие, которые сохранили к нему дружеское расположение, уверяют меня, что он так себя поставил, что возвращение его мыслимо разве только со временем, когда поуляжется буря, разыгравшаяся этой зимой в московском музыкальном мире. Что касается Алексеева, то он на мои вопросы отвечал очень уклончиво и сказал, что, конечно, не будет мешать Губерту вернуться профессором, но уверен, что сам Губерт этого не захочет. Сейчас я получил от последнего письмецо, в коем извещает, что только что приехал в Москву и желает меня видеть. Если здоровье позволит, завтра отправляюсь в Москву.
Мне от души жаль бедную Александру Карловну. Нельзя не умиляться перед ее энергией и цельным, сильным характером. Когда возвратятся Коля и Сашок, я очень бы желал повидать их, и попрошу их убедительно навестить меня в Подушкине. Бедный брат Модест пишет мне, что по причине двухмесячного бездождия и страшной засухи ему очень невесело живется в Гранкине. Он с нетерпением ждет меня.
Еще раз бесконечно благодарю Вас, дорогая моя, за всю безмерность Вашей доброты ко мне.
Ваш П. Чайковский.
144. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
2 августа 1883 г.
Милый, дорогой друг мой! Пишу Вам десять слов, чтобы попросить Вас дать мне два ответа: 1) получили ли Вы мой чек? 2) оставили
Вам, вероятно, уже известно, друг мой, что Татьяна Львовна вернулась в Каменку и что, кажется, ей лучше; мне пишут о том мои мальчики. Будьте здоровы, дорогой мой, простите, что делаю Вам беспокойство, но я боюсь, что Вы не получили того, что Вам надо. Всем сердцем горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
145. Чайковский - Мекк
Подушкино,
4 августа [1883 г.]
Спешу уведомить Вас, дорогой друг мой, что как письмо Ваше, так и пакет с чеком я получил еще несколько дней тому назад (в воскресенье) и на другой же день утром отправил к Вам письмо, в коем благодарил за бесконечную снисходительность Вашу ко мне. Надеюсь, что это письмо дошло до Вас. Если же нет, то позвольте теперь принести Вам глубочайшую благодарность. Что касается книг Ваших, то, уезжая, я их все собрал и временно отдал в распоряжение племянницы Тани, нуждавшейся в чтении, с тем, чтобы потом она их отправила к M-r Aufrag, адрес коего с этой целью я оставил Таниной компаньонке. Надеюсь, что они добросовестно исполнили это распоряжение мое, но верный ответ буду иметь возможность дать, когда снесусь письменно с Каменкой. Сейчас же напишу Тане насчет этого. Ради бога, простите, если произойдет задержка в возвращении книг, но, во всяком случае, уверен, что они не пропали.
Будьте здоровы, дорогая моя!
Ваш П. Чайковский.
146. Мекк - Чайковскому
Плещеево,
8 августа 1883 г.
Милый, дорогой друг мой! Простите меня, ради бога, что я наделала Вам беспокойства своею суетою об чеке, но меня так мучила мысль, что Вам нужны деньги, а Вы их не получаете, что я решилась просить Вас телеграфировать мне, и только что послала Вам свою записку, как получила Ваше письмо, а всему причиною наши российские порядки, при которых письма идут по два дня там, где они за границею дошли бы в два часа.
Мальчики мои вернулись из Каменки, и Коля самым усиленным образом принимается за занятия к экзамену, но я ужасно боюсь их; чем более приближается это время, тем более я трепещу и беспокоюсь. Осталось только три недели, а ему надо пройти все предметы и повторить еще раз уголовное право, и я боюсь, боюсь, что он не выдержит. Простите меня, дорогой мой, если я не отпущу их к Вам, потому что для этой поездки необходимо потерять два дня, так как по расписанию поездов нельзя вернуться в один день в Плещеево, а надо ночевать в Москве. Поэтому я прошу Вас усердно, милый друг мой, сообщить мне, когда Вы будете проезжать нашу Подольскую станцию, чтобы Коля и Сашок могли выехать туда повидаться с Вами; я хочу доставить им хотя это удовольствие взамен того, которого лишаю.
С Сашонком у меня также теперь хлопоты, чтобы устроить для него возможность дома пройти юридический курс. Для этого я хочу взять студента юридического факультета, окончившего курс в этом году не знаю, удастся ли, хотя вообще, конечно, их много, но порядочных мало. 10 сентября Соне кончается шестнадцать лет, она освобождается от опеки. Я так рада, что одним номером меньше для сношении с этою противною дворянскою опекою, которая имеет все свойства самой мещанской. При этом мне опять некоторые хлопоты предстоят, но это, по крайней мере, для освобождения себя от больших хлопот.