Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Если ничто не помешает, то я хочу выехать во вторник, в Варшаве остановлюсь на одну ночь для отдыха, потом в Вену, где пробуду до тех пор, пока дадут “Тристана и Изольду”, - так я обещала моей публике. Потом, вероятно, в Париж дня на три, оттуда в Toulouse, где мне надо посмотреть несколько рекомендованных мне дач, и потом в Cannes на всю зиму. Надеюсь, дорогой мой, что в Вене я найду от Вас письмо с ответом о перстне, а также и о выигрыше M-mе Губерт. Скажите, что он собирается делать.
Прощайте до нового письма, мой милый, несравненный друг. Будьте здоровы и покойны. Всем сердцем горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.
Р. S. Я очень рада, что Таня уехала; это лучше и для нее и для всех.
По обыкновению, я посылаю перевод в отдельном пакете.
162.
Каменка,
5 октября [1883 г.]
Дорогой, милый друг!
Сегодня переехал в Каменку и нашел два письма Ваши, из коих одно заключает в себе перевод. Премного, бесконечно благодарю Вас за него!
Относительно перстня будет исполнено согласно Вашему желанию. Двадцать пятого числа Юргенсон передаст его Александру Филаретовичу. В официальной бумаге, извещавшей меня о пожаловании перстня, он назван: драгоценный подарок в тысячу пятьсот рублей. Но я наверное знаю, что этой цены никто не даст за него. Юргенсон поручал своему петербургскому брату (по моей просьбе) узнать в кабинете его величества, не выдают ли они вместо подарка соответствующую ему сумму. На это отвечали, что они вместо пожалованных подарков денег не выдают, но что поставщик кабинета петербургский бриллиантщик Буц принимает поставленные им вещи назад, только выдает деньги с вычетом пятнадцати процентов. Следовательно мне бы он выдал вместо тысячи пятисот - тысячу двести семьдесят пять. Но я боюсь, что не совсем точно передаю то, что мне объяснял Юргенсон, а потому опасаюсь, ”то назначаю слишком большую сумму, и, если позволите, я сначала еще раз об этом осведомлюсь и потом напишу Вам. M-mе Губерт ничего никогда не выигрывала, но (il n'y a pas de fumee sans feu) [(нет дыма без огня)] ее мать действительно несколько лет тому назад выиграла, только, кажется, не семьдесят пять тысяч, а меньше. Об этом тоже я разузнаю точнее.
Лев Васильевич заново отделал мое каменское помещение. Вследствие этого произошла задержка, и вне пришлось четверо суток прожить в Вербовке одному. Я усиленно работал и не заметил, как время прошло. Думаю, что инструментовка сюиты через неделю будет готова. Пишу наскоро, дабы сегодня же пошло письмо и застало бы Вас в Вене.
Бесконечно, глубоко благодарен Вам!
Ваш П. Чайковский.
Я ужасно радуюсь успеху “Онегина”.
163. Чайковский - Мекк
Каменка,
1883 г. октября 11 - 19. Каменка.
11 октября.
Милый, дорогой друг мой! Так ли хорошо там, где Вы теперь находитесь, как у нас? Здесь вот уже несколько дней стоит такая чудная, теплая, ясная погода, какой в это время года я и не запомню. Благодаря теплу и хозяйственные дела идут хорошо. Хлеб, который только в самое недавнее время могли посеять, теперь взошел хорошо, и сердце Льва Васильевича, который приходил уже в совершенное отчаянье, покойно за будущую озимь.
Я, с своей стороны, как-то особенно наслаждаюсь этими хорошими днями. Быть может, это оттого, что моя работа почти кончена, и, следовательно, будучи совершенно покоен, я не поглощен пока еще новыми сочинительскими затеями, имею возможность живее чувствовать наслаждение от этих чудных осенних дней.
Сюита моя состоит из пяти частей, а именно следующих:
1) Jeu de tons,
2) Valse,
3) Scherzo burlesque,
4) Reves d'enfant,
5) Danse baroque.
Оркестровку я уже кончил, теперь делаю переложение на четыре руки, и часть этой последней работы поручил г-же Губерт, которая уже не раз аранжировала мои вещи. В общем, я очень, очень доволен этим сочинением, но, впрочем, это повторение всё той же истории, т. е. я очень нежно люблю всякое свое чадо тотчас после появления его на свет, пока оно вполне мое и никто его не знает, но как только оно сделалось достоянием публики, я охладеваю к нему.
19 октября.
Только что вернулся из Киева, куда ездил для получения денег и вообще по некоторым делам. Оттуда же я отправил уже в Москву мою новую сюиту. Пока я был в Киеве, все наши каменские тоже отсутствовали; они были в Елизаветграде на крестинах у племянницы Льва Васильевича, Вари Самберг. Приехавши вчера, я был очень обрадован веселым и бодрым видом сестры моей, которая в последнее время беспокоила меня своим смертельно-грустным настроением. Я тотчас же догадался, что от Тани письмо без дурных известий; так и вышло. Если б Таня имела более теплое и любящее сердце, она бы остерегалась без надобности своими пустячными жалобами на судьбу убийственно огорчать
Я получил ответ от M-mе Губерт; она никогда ничего не выиграла в государственную лотерею.
Погода продолжает стоять изумительная, и я в Киеве ходил по улицам, как в Италии зимой - без пальто.
Будьте здорову, дорогой, милый друг!
Беспредельно Вам преданный
П. Чайковский.
164. Чайковский - Мекк
Каменка,
25 октября [1883 г.]
Милый, дорогой друг мой!
Думаю, что это письмо уже застанет Вас в Cannes. Желаю от всей души, чтобы пребывание Ваше там было для Вас во всех отношениях благоприятно.
У нас здесь всё идет благополучно. Погода стоит всё время чудная, солнечная, с легкие приморозком по утрам. К сожалению, воздух в Каменке в это время года бывает до того заражен миазмами из гниющего Тясмина (реки каменской), что нужно очень, очень далеко уходить, чтобы подышать чистым воздухом.
Вероятно, в прошлом моем письме по поводу окончания сюиты я писал Вам, что теперь я заслужил право отдыхать, и этим правом намерен широко воспользоваться. Я это всякий раз говорю, когда освобождаюсь от большой работы, и с наслаждением помышляю о временном безделье. Но всякий раз это оказывается пустыми словами. Как только наступает отдых, я начинаю тяготиться бездельем, выдумываю новую работу, увлекаюсь ею и снова начинаю с излишнею и никому не нужною поспешностью стремиться к окончанию нового труда. Вероятно, мне суждено весь свой век торопиться что-то окончить; знаю, что это вредно отзывается и на моих нервах и на самых моих работах, но преодолеть себя не могу. Только в путешествии я поневоле настоящим образом отдыхаю, оттого-то мне всегда так полезны и благоприятны для здоровья всякие поездки, и от этого-то я, должно быть, никогда и нигде не буду жить оседло и кочевать буду до последнего своего дня. Я пишу теперь сборник детских песен, о коем уже давно помышлял. Работа эта очень увлекает меня, и кажется, что песенки эти выходят удачно. Еще ничего не слышно о постановке “Мазепы”, и я был бы чрезвычайно рад, если бы мне подольше можно было здесь остаться. Не могу без содрогания думать о предстоящих мне мучениях при разучивании “Мазепы”, особенно Петербург меня пугает невыразимо.
Дай господи Вам здоровья и всяких благ, милый друг мой. Ваш, беспредельно преданный Вам
П. Чайковский.
Многие мои письма стали пропадать; быть может, и Вы некоторых не получили.
Прошу Вас, дорогой друг, всем Вашим передать мои поклоны. Какая милая Софья Карловна, что пишет Анне; последняя ужасно тронута этим.
165. Мекк - Чайковскому
Cannes,
30 октября 1883 г.
Милый, бесценный друг мой! Наконец-то я могу написать Вам хоть несколько слов. Третьего дня мы добрались до Cannes, где я нашла Ваше дорогое письмо, за которое премного благодарю Вас, милый друг мой. В настоящую минуту мы находимся в полном разгаре хлопот по устройству своей дачи. Остановились мы в гостинице, пока устроим всё на даче, и я надеюсь завтра перейти. Главный деятель в этом устройстве, как всегда, Владислав Альбертович; я же хотя ничего не исполняю сама, но всё назначаю сама, так что всё обдумать, придумать и распорядиться - это уже находится a ma charge [на моей обязанности]. Погода и температура у нас прелестные, но этот хронический необузданный ветер приводит меня в отчаяние.
От своего бедного, одинокого Коли я получаю письма очень часто; теперь он ждет - не дождется приезда своей дорогой Анны. Меня очень радует, что он так усердно занимается своею службою, жаль мне только очень, что Блюменфельд или Блюменталь (вообразите, милый друг мой, что я ни за что не могу затвердить, которое из этих двух имен принадлежит начальнику Коли), что он уходит.
Очень Вам благодарна, дорогой мой, за сведение в ответ на мою просьбу о фальшивом выигрыше M-mе Губерт, но, вероятно, этот слух именно взялся с того, что выиграла ее мать, как Вы мне писали, а она же, быть может, единственная дочь; ну вот для краткости и говорят, что она выиграла.