Пересыхающее озеро
Шрифт:
Выйдя из посольства, Эрленд и Сигурд Оли обсудили возможность знакомства исландских студентов в Лейпциге с Лотаром Вайзером. Сигурд решил заняться этим вопросом.
— Ты допустил бестактность в разговоре с ней, — сделал замечание Сигурд Оли.
— Э-э-э… сравнение с краем света вывело меня из себя, — проворчал Эрленд, зажигая долгожданную сигарету.
24
Вернувшись с работы, Эрленд застал дома Синдри Сная. Сын спал на диване, но, как только отец вошел, проснулся и встал.
— И где тебя носило? — спросил Эрленд.
— Ну… —
— Хочешь есть? — спросил Эрленд.
— Нет, спасибо, я уже поел.
Эрленд достал ржаной хлеб, масло и бараний паштет и заварил кофе. Несмотря на заверения Синдри о том, что он не голоден, сын с удовольствием уплетал бутерброды. Тогда отец выложил на стол сыр, который молодой человек тут же приговорил с большим аппетитом.
— У тебя есть новости от Евы Линд? — спросил Эрленд, подавая кофе, после того как сын немного утолил голод.
— Да, — ответил тот, — я разговаривал с ней.
— У нее все в порядке? — забеспокоился Эрленд.
— Более или менее, — ответил Синдри, доставая сигарету. Эрленд последовал его примеру. Сын поднес ему дешевую зажигалку. — По-моему, с Евой уже давно не все в порядке.
Потом они молча пили черный кофе и курили.
— Почему у тебя так темно в квартире? — спросил Синдри, посмотрев в сторону гостиной, плотные занавески препятствовали проникновению вечернего солнца внутрь помещения.
— Слишком яркий свет, — ответил Эрленд. — Вечером и ночью, — поправился он через минуту, не вдаваясь в подробности. Зачем ему объяснять Синдри, что он предпочитает короткие зимние дни и черные как смола ночи вечному летнему свету, излучаемому светилом сутки напролет. Он и сам не понимал, почему лучше чувствовал себя зимой, при полном мраке, чем ярким летом. — Где ты ее нашел? — спросил Эрленд. — Где же она прячется?
— Она прислала сообщение на мой телефон, и я позвонил ей. Мы все время поддерживали связь, даже когда я был в провинции. У нас всегда были хорошие отношения.
Он замолчал и посмотрел на отца.
— Ева — хорошая девушка, — сказал сын.
— Конечно, — подтвердил Эрленд.
— Серьезно! — стал горячиться Синдри. — Если бы ты знал, какая она была…
— Не стоит напоминать мне об этом, — оборвал его Эрленд, даже не пытаясь скрыть раздражения в голосе. — Я и так все знаю.
Синдри замолчал и уставился на отца. Потом он потушил сигарету. Эрленд сделал то же самое. Синдри встал.
— Спасибо за кофе, — сказал он.
— Ты уходишь? — удивился Эрленд, вставая, в свою очередь. Он вышел из кухни вслед за сыном. — Куда ты собрался?
Синдри не отвечал. Он взял свою поношенную джинсовую куртку со стула и натянул на себя. Эрленд ходил за ним по пятам. Ему не хотелось, чтобы Синдри уходил в таком настроении.
— Я не хотел… — начал он. — Но… Ева… Я знаю, что вы дружны.
— Что тебе вообще известно о Еве? — не выдержал Синдри. — С чего ты взял, что знаешь ее?
— Не делай из нее святую, — ответил Эрленд. — Еве это не подходит, да и ей самой не понравилось бы.
— Я и не делаю, — возмутился Синдри. — Но ты не должен считать, что знаешь Еву. Даже не думай! И вообще, как ты можешь судить, что ей подходит?
— Она законченная наркоманка, вот что я знаю! — взревел Эрленд, выходя из себя. — Или нужно знать что-то
Синдри уже открыл дверь на лестницу и готов был выйти, но ненадолго задержался, обернулся к Эрленду, зашел обратно в квартиру и закрыл за собой дверь. Затем подошел к отцу.
— Гарцевать по поводу моей сестры? — повторил Синдри.
— Раскрой глаза! — сказал Эрленд. — Вот что я хочу тебе сказать: пока она сама не захочет себе помочь, вряд ли мы сможем что-либо изменить.
— Я прекрасно помню Еву до того, как она подсела на наркотики, — заявил Синдри. — А ты помнишь ее?
Он вплотную подошел к отцу, и Эрленд увидел гнев в его движениях, в выражении его лица и во взгляде.
— Помнишь ли ты Еву, когда она еще не кололась? — повторил Синдри.
— Нет, — ответил Эрленд. — Я не помню, и ты прекрасно это знаешь.
— Да, я прекрасно это знаю, — сказал Синдри.
— Не болтай всякую чушь, — проговорил Эрленд. — С меня достаточно Евы.
— Чушь? — переспросил Синдри. — Мы для тебя чушь?
— Боже мой! — простонал Эрленд. — Хватит. Я не собираюсь ссориться с тобой. И с ней я тоже не собираюсь ссориться и не хочу ее обсуждать.
— Так ты ничего не знаешь? — присвистнул Синдри. — Я виделся с ней позавчера. Она живет с каким-то типом по имени Эдди. Он на десять или пятнадцать лет старше ее. У него совсем крыша съехала: он набросился на меня с ножом, думая, что я рэкетир. Решил, что я пришел за деньгами. Они сбывают наркотики, но и им перепадает, однако денег всегда не хватает, так что за ними охотятся рэкетиры. Несколько человек. Ты, может, знаешь этого Эдди, ты ведь легавый. Ева не хотела говорить мне, где находится, она страшно напугана. Они сидят в какой-то дыре недалеко от центра. Эдди дает ей дозу, и она любит его за это. Никогда не видел такой искренней любви. Смекаешь? Он ее дилер. Она в полном дерьме, просто омерзительна. И знаешь, что ее интересовало?
Эрленд покачал головой.
— Она хотела знать, виделся ли я с тобой, — продолжал Синдри. — Ты не находишь это странным? Единственное, что ей хотелось выяснить, виделся ли я с тобой. С чего бы это, а? Почему она этим интересуется, по-твоему? В состоянии полного улета. Что ты думаешь на этот счет?
— Не знаю, — признался Эрленд. — Я уже давно перестал разбираться в Еве.
Он мог бы сказать, что у них с Евой бывали и горе, и радости. Несмотря на то что их отношения не назовешь легкими, скорее хрупкими, и порой у них разгорались настоящие баталии, все же между ними была какая-то связь. Иногда даже все шло как нельзя лучше. Он вспомнил рождественские праздники, когда Ева находилась в тяжелейшей депрессии из-за потери ребенка, так что он опасался, как бы она не совершила какой-нибудь глупости. Они встретили Рождество и Новый год у него дома и много говорили о ребенке и чувстве вины, которое мучило ее из-за того, что случилось. А потом в один прекрасный день после праздников Ева исчезла.