Переворот
Шрифт:
Бийский совдеп немедленно и во все волостные управы телеграфировал: «Каракорум Советской властью не признается, ибо не защищает интересов бедноты. Организуйте защиту революции на местах».
Каракорум-Алтайская управа потребовала от губсовета срочного вмешательства: «Высылайте в Улалу своих комиссаров. В противном случае наши партизаны отказываются разоружаться».
Бийский совдеп вторично телеграфировал: «Каракорум Советской властью не признается!»
Стало известно: Мыюта занята каракорумцами. Волостной Совет разогнан. Несколько человек арестовано…
Дальнейшее промедление становилось опасным, и объединенный отряд под командованием Огородникова и Селиванова (Михайлов и Нечаев с частью красногвардейцев были отозваны в Бийск) двинулся на Шебалино.
Слова Митяя Сивухи оказались пророческими, и авторитет его сразу подскочил.
— Стратег! — посмеивался Чеботарев. — Тебя бы в самый, раз начальником штаба…
— А ты не скаль, не скаль зубы-то, — строжился Митяй. — Придет ишшо время — и моя голова сгодится.
Отряд вытянулся во всю длину улицы — передние уже были на выезде из села, а задние только спускались с пригорка, минуя церковь.
— Подтянись! — скомандовал Огородников, скосив глаза на дом Лубянки на, мимо которого проезжали как раз. Команду его тотчас подхватили и передали по цепи. И в этот миг он увидел Варю. Она стояла у прясла, как будто ненароком здесь оказавшись, держалась руками за жердину и смотрела на него.
Огородников резко натянул повод, и конь, мотнув головой, сбился с ноги и пошел боком.
— Езжайте, а я тут на минутку… — сказал Селиванову и как-то странно моргнул глазами. Селиванов понимающе кивнул и, вскинув голову, громко и весело спросил, обращаясь к передним всадникам:
— Запевалы есть? А то уснуть можно.
И песня не заставила себя ждать.
Шли, брели да два гнеды тура…Всадники засмеялись, заглушив слова песни.
— Отставить! — крикнул Селиванов. И было непонятно, чего он требовал: то ли смех прекратить, то ли песню эту «нестроевую», далекую от нынешней обстановки, велел отставить. И тут же другой голос, густой и сильный, раз дался, взмыл над головами, набирая высоту:
Вихри враждебные веют над нами…Всадники подтянулись и выпрямились в седлах, кони зашагали веселей. Огородников же никого, кроме Вари, в этот миг не видел. Когда он подъехал ближе, не сводя в нее взгляда, Варя вдруг резко отшатнулась от прясла, готовая сорваться и убежать без оглядки. И Огородников, опасаясь и не желая этого, поспешно и негромко ее окликнул:
— Варя, погоди… погоди, Варя!
Она замерла, глядя на него странно блестевшими глазами, вся так и наструнившись, уронив руки вдоль бедер. И показалась еще красивее, чем в первую их встречу, мимолетно-короткую и случайную, когда и словом они не обмолвились… Варя была все в той же синей приталенной кофточке, и кофточка эта тоже показалась Степану необыкновенной.
— Варя!.. — окликнул он ее с каким-то сдержанным и радостным порывом. Она опередила его:
— Позвать отца? Он у Лукьяновых… я сейчас.
— Погоди, Варя, — остановил он ее, — не надо звать отца. Мне с тобой надо поговорить.
— Со мной? — удивилась она и недоверчиво переспросила: — Со мной?
— С тобой, Варя. Так уж вышло. Ты не сердись, — Степан подъехал вплотную к городьбе и совсем близко увидел пылавшее Варино лицо с чуть приметными ямочками на щеках и тонко изогнутыми бровями. — Послушай, Варя… — тихо сказал он, упираясь ногой в стремя и наклоняясь вперед, и в скупой сдержанности его голоса чувствовалось волнение. — Вот увидел тебя и не смог проехать мимо…
— А если бы не увидел?
— Увидел бы, — твердо он сказал. — Послушай, Варя… Если я еще заеду к тебе — не прогонишь?
Она ответила не сразу и каким-то враз осевшим, не своим голосом:
— Не прогоню…
Степан выпрямился в седле и, развернув коня, взмахнул поводом:
— Ну, тогда жди! Непременно заеду… Жди, Варя! — крикнул уже издалека. И, пригнувшись к гриве коня, помчался вслед за удалявшейся к лесу незнакомой Варе песней.
13
Обошли Мыюту слева, по горной тропинке, то и дело теряющейся в густых зарослях молодого травостоя. Метелки борщовника хлестали всадников по ногам, и они, срывая ломкие дудчатые стебли, очищали их и ели на ходу, аппетитно похрумкивая. Пучек нынче росло великое множество. И травы были хороши, ровные и густые. Митяй Сивуха вздыхал:
— Вот бы скотину куда загнать — не молоко, а мед бы нагуливали!..
— А ты, дядька Митяй, как утвердим окончательно Советскую власть, перебирайся в эти места, — посоветовал, посмеиваясь, Михаил Чеботарев. — Заживе-ешь!..
— Мне и в Безменове глянется… только б порядок навести.
— Наведем, дядька Митяй, наведем. Неужто сомневаешься?
— Отставить разговоры! — вполголоса приказал Огородников. И команду его тотчас передали по цепочке.
Вечером остановились в глубоком сумрачном распадке, верстах в трех от деревни. И командиры, спешившись, коротко посовещались. Решено было выслать вперед лазутчиков, чтобы разведать обстановку и действовать наверняка.
— Может, мне пойти — спросил Селиванов. — В Мыюте я уже бывал, председателя Совета знаю…
— Этого еще не хватало! — мотнул головой Огородников. — Нет, нет, Матвей Семеныч, ты комиссар и должен быть постоянно с отрядом. А пойдут… — поискал глазами кого-то среди бойцов. — Пойдут Романюта и Чеботарев. Где Романюта и Чеботарев?
Разведчики ушли потемну. И потянулись томительные часы. Огородников прислушивался к каждому звуку. Вкрадчиво шелестели над головой деревья. Пасмурное небо казалось низким и черным. И в этой густой дегтярной темноте крик филина, доносившийся из глубины леса, как из преисподней, был колдовски сумным и жутким. Теплый воздух, скопившийся с вечера в низине, постепенно выветривался и остывал, трава волгло отмякла — и в логу теперь стало, как в выстоявшейся бане, знобко и сыро. Огородников застегнул кожанку на все пуговицы, прислушался. От сильного напряжения звенело в ушах.