Перезагрузка

Тинтера Эми

– Уходи, – повторил отец, отступив в квартиру.

Дверь захлопнулась.

Глава двадцать седьмая

При взгляде на Каллума, который беспомощно смотрел на то место, где только что стояли его родители, меня охватило разочарование. Возможно, мне раньше казалось, что он был прав насчет них.

Я протянула ему руку, но он витал в другом измерении и забыл о моем существовании. Когда я сжала его ладонь, он вздрогнул.

– Пойдем, – сказала я, осторожно потянув его за собой.

Он

дал увести себя по коридору, безвольно шел за мной вниз по лестнице, но то и дело оглядывался даже после того, как скрылась из вида дверь. Я боялась, что он вырвется и сделает вторую попытку, а потому крепче стиснула его пальцы. Мы вышли в холодную ночь.

Каллум остановился перед зданием. Его куртка распахнулась на ветру, когда он повернулся ко мне лицом. Он был так спокоен и бесстрастен, что мне стало страшно пошевелиться – только бы не сорвался.

Но мы стояли у всех на виду в окружении домов, полных любопытных людей, которые уже прильнули к окнам. Двумя этажами выше я видела Дэвида, с разинутым ртом упершегося ладонями в грязное стекло.

Я осторожно потянула Каллума за руку, и он последовал за мной, когда я перешла на бег. Мы снова устремились по длинной улице мимо броско раскрашенных домов. Я не знала, куда направлялась, но, когда мы добежали до супермаркета, Каллум свернул с дороги. Он провел рукой по шее сзади и обогнул деревянное здание; я молча пошла за ним.

Коснувшись пальцами стены, он тяжело вздохнул:

– Дай мне минуту.

Он закрыл глаза, но я все равно кивнула, так как не знала, что сделать еще. Мне давно следовало подыскать слова утешения. Я ведь ждала такого исхода – почему не подумала?

Просто стоять столбом и пялиться на него уж точно было не лучшим способом успокоить. Я обняла его за талию и прижалась щекой к плечу.

– Сочувствую тебе, – шепнула я.

По щекам Каллума скатились маленькие слезинки. Он поцеловал меня в лоб, затем кашлянул, отстранился и пристыженно протер глаза, как будто не хотел выдать своих слез и уничтожал улики.

Я подумала, раз у человека есть слезы, значит есть и чувство стыда.

– Значит, идем за Адиной? – спросил он.

Ему явно не хотелось говорить о том, что случилось, и я не могла винить его за это.

Когда я сплела наши пальцы, то почувствовала, как сильно дрожит его рука. Я сделала глубокий вдох. Возможно, он так переживал из-за родителей.

Или собрался впасть в безумие.

Так или иначе, я не показала свой страх и крепче сжала его руку, когда мы вынырнули из переулка и торопливо зашагали по улице. В этом районе крохотные домишки лепились друг к другу впритык, а в конце дороги высился совершенно неуместный здесь многоквартирный комплекс. Все дома тоже были расписаны: одни – рисунками, другие – словами. Дерзкими словами. Теми, за которые в Розе полагался немедленный арест.

«Верните Техас!»

«Техасцы хотят свободы!»

Каллум покосился на них.

– Странные места, – пробормотал он.

Он был прав. В Остине моего детства

я не помнила ничего броского и бунтарского. Что-то изменилось.

Рев челнока заставил меня обернуться. Он коснулся земли в конце Гваделупа-стрит, и мы вжались в стену, когда из люка вышло пятеро рибутов. Все они выглядели одинаково в черной одежде и шлемах, но я заметила у одного длинный хвост темных волос.

– По-моему, это она, – произнесла я, выглянув из-за угла.

Группа разделилась. Темноволосая девушка пошла по Первой улице и сразу скрылась из виду.

Мы побежали следом, хоронясь за домами от остальных рибутов. Свернув на Первую улицу, я увидела Адину, она стояла перед зданием и изучала предписание.

Каллум привалился к проволочной изгороди, тяжело дыша и держась за живот.

– Если там человек, то мне не стоит входить…

Я заколебалась, переводя взгляд с него на нее. Наверное, он был прав.

– Ладно. Никуда не уходи, хорошо? Кричи, если почувствуешь… себя странно. И будь готов бежать, когда мы вернемся.

Он кивнул и махнул рукой, отпуская меня. Я бесшумно метнулась через лужайку; Адина тем временем постучалась в дверь дома. Затем отвела ногу и распахнула ее сильным пинком.

Людских криков не последовало; я прокралась за ней по лестнице. Уперев руки в бока, Адина стояла посреди небольшой гостиной и осматривалась. Похоже, что дом был пуст.

Я обхватила ее сзади, и она ахнула. Другой рукой я нащупала камеру, сорвала ее со шлема и отшвырнула к стене.

Адина сбросила мою руку с живота и нанесла удар, чуть промахнувшись мимо скулы. Я попыталась поймать ее взгляд и вразумить, но она вновь накинулась на меня – быстро и яростно. Я увернулась и сделала подсечку. Она подпрыгнула над моими ногами и врезала мне в лицо кулаком.

Я удивленно моргнула. Неплохо для номера Тридцать девять.

Уклонившись от очередного удара, я перехватила ее руку и завела за спину; затем подтянула к себе, пока наши лица не оказались совсем рядом. Я не хотела говорить при включенном коммуникаторе и выразительно посмотрела ей в глаза.

На ее лице отразилось недоумение. Она оттолкнула меня и вскинула руки, словно желая продолжить поединок. Я подняла свои в знак того, что сдаюсь, и показала пальцем на свой штрихкод.

Она нерешительно шагнула вперед и сдвинула шлем, открыв длинные каштановые волосы. Затем посмотрела на меня расширившимися золотисто-карими глазами, полными подозрения и любопытства.

Я полезла в карман, и она вцепилась мне в запястье. Я раздраженно зыркнула на нее, стряхнула ее руку и вынула записку Леба. Протянула ей, и она хмуро уставилась на нее. Потом выхватила листок из моих пальцев.

С непроницаемым лицом Адина быстро пробежала глазами текст. Когда она снова посмотрела на меня, я потянулась к ее коммуникатору. Она не противилась, и я стиснула прибор в кулаке.

– Хочешь пойти со мной? – прошептала я.

– В ту самую резервацию? – спросила она, заглянув в записку.