Периферийные устройства
Шрифт:
– Можно спросить, чем вы на самом деле занимаетесь?
– Вы гордились тем, что не знаете, на кого работаете. Очень вне тренда. Я, когда у меня возникает такое настроение, могу гордиться, что не знаю, чем занимаюсь.
– Буквально?
– При достаточной широте взглядов – да. В молодости мне довелось служить во внешней разведке. Думаю, в некотором смысле я остаюсь разведчиком и сейчас, но сегодня у меня есть возможность расследовать то, что я считаю нужным. Скажем так, вопросы государственной безопасности. И еще я сотрудник правоохранительных
Лоубир улыбнулась нехарактерно грустной улыбкой. Недертону вспомнилось, как они с Рейни – Ву ехали в автомобиле Лоубир и та сказала, что воспоминания у нее подавлены. Видимо, остались и неподавленные, потому что в эту минуту он ощутил их тяжесть.
69. Звучит ужасно
Флинн еле успела заметить, что на столе у Бертона все лежит неровно, когда Райс приложил ей к шее что-то, что она поначалу приняла за фонарик. Боль. Потом она вырубилась.
Накануне, после разговора с Мейконом, Флинн поехала домой, неторопливо крутя педали. Она постаралась не заметить то место на дороге, где машина киллеров съехала в кювет. Не высматривала дронов. Делала вид, будто все как обычно.
Мама уже спала. Дженис ушла, вместо нее сидела Литония, которая сказала, что Леон привез ее из фабы. Флинн поднялась к себе, легла, не собираясь спать, и ей приснился Лондон. С воздуха все улицы были запружены, как в Чипсайде будущего, но не лошадьми и повозками, а грузовиками, легковушками и автобусами. И людьми. Только это был не Лондон, а их город, разбогатевший, разросшийся, отчего в нем появилась река шириной с Темзу.
Проснувшись, Флинн спустилась на первый этаж. Мама все еще спала. Литония что-то смотрела в визе. Флинн пошла к трейлеру, думая, что, может быть, Бертон уже там, просто поленился зачекиться в Хоме.
– Черт, Райс! – возмутилась она сейчас, дергая кабельные стяжки на запястьях.
Райс, за рулем, ничего не ответил, только глянул через плечо, и от этого стало по-настоящему страшно. Не оттого, что он вырубил ее электрошокером и привязал к сиденью кабельными стяжками, а оттого, что по лицу было видно: он напуган до потери пульса.
У Флинн было по кабельной стяжке на каждом запястье: одна продета в другую, и обе закреплены на большой, уходящей под сиденье. Флинн могла положить руки на колени, а поднять их выше уже не могла. Машина была незнакомая, но не картонная и не электрическая.
– Меня заставили, – сказал Райс. – Выбора не оставалось.
– Кто заставил?
– Пиккет.
– Сбавь скорость.
– Он будет за нами гнаться, – объявил Райс.
– Пиккет?
– Бертон.
– Черт…
Флинн не могла понять, где они едут. Грейвли-роуд? То вроде похоже, то нет. Мимо проносились кусты.
– Сказали, убьют мою семью, – продолжал Райс. – И убили бы, только у меня никого нет. Один я. Меня бы и убили.
– За
– Ни хера я не делал. Убьют, если не привезу тебя к нему. У него свои люди в безопасности. Безбаши кого хошь найдут. Отыщут меня, и он отправит кого-нибудь меня замочить.
– Мог бы сказать нам.
– Ага, чтобы меня убили. В любом случае точно убьют, если я не привезу тебя прямо сейчас.
Флинн видела, как у Райса ходят желваки, словно передавая его историю шифром, все, что он не хочет говорить или даже не знает сам.
– Я не хотел, – говорил Райс. – Выбора не было, верить им или нет. Сказали убьют, значит убьют.
Флинн ощупала карманы джинсов. Телефона там не было, и на запястье тоже, и она на нем не сидела.
– Где мой телик?
– В медной сетке, которую мне дали.
Флинн глянула в окно. Потом на пластиковые буквы на бардачке:
– Что у тебя за машина?
– «Джип-виндикатор».
– Нравится?
– Ты что, сбрендила?
– Поддерживаю разговор, – сказала она.
– Не картонная. Американская.
– Разве их не все делают в Мехико?
– Тебе охота сейчас обсирать мою машину?
– В которой ты меня похитил?
– Не говори так!
– Почему?
– Звучит ужасно, – процедил Райс сквозь зубы, и Флинн поняла, что он готов разрыдаться.
70. Агент
На кухне пахло блинами, которые пек Лев.
– Она помогает тебе со срезом. Сама мне сказала, – сообщил Недертон.
В саду шел дождь, капли падали на яркие, словно синтетические, листья функий. Интересно, тилацины не любят сырость? Ни Гордона, ни Тиенны было не видно.
Лев поднял глаза от сегментированной чугунной сковороды:
– Я не думал, что ты поймешь.
– Что именно?
– Привлекательность континуума. Или сотрудничества с ней. Она уже провела нас в Белый дом.
– Там ведь сейчас первый срок Гонсалес?
– Не прямой контакт. Пока. Но мы близко. Я еще не слышал, чтобы кто-нибудь внедрялся в континуум так глубоко. Лоубир знает, где нужные шестеренки. Как они работают.
– Это она тебе и предложила в первую встречу?
– Взаимовыгодное сотрудничество, – сказал Лев, снимая сковороду с конфорки. – Она помогает мне, мы защищаем Бертона и его сестру, ты помогаешь ей в деле Аэлиты, с Даэдрой или еще с чем. – Он лопаточкой начал перекладывать блины на тарелки. – Черная икра или семга?
– Икра настоящая?
– Если хочешь настоящей икры из осетра, тебе к моему деду.
– Да нет; вообще-то, не хочу.
– Я пробовал, – продолжал Лев. – Не почувствовал разницы. Эта совершенно как настоящая.
– Спасибо, положи мне ее.
Лев аккуратно нагрузил каждый блин икрой и сметаной.
– Оссиан пригнал из Ричмонд-Хилла «бентли», – сказал Недертон. – Похож на серебристо-серый паровой утюг. Без окон, шесть колес. Кошмарище. Стоит у вигвама Тлен. Что это и зачем?