Перикл
Шрифт:
— Всё отменяется, — обняв друга, сказал Перикл. — Похода не будет. Будет нечто поважнее — будет мир со Спартой. — Говоря это, он думал об Аспасии, о тех многих счастливых днях, которые он проведёт с ней.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Аспасия вернула дом проксену Каламиду и перебралась к Периклу. Пир по этому поводу был непродолжительным, — пировали всего одну ночь, — но весёлым и щедрым: Эвангел выставил на столы всё самое лучшее, что было у него в подвалах и кладовых и что удалось купить на деньги, которые вручил ему Перикл, — сумму совершенно небывалую, Эвангел никогда ещё не тратил так много.
О том, сколько денег было потрачено на пир, вскоре узнал Ксантипп, старший
— Ты из-за этой шлюхи, — при этом он указал рукой на Аспасию, — потратил на пирушку столько денег, сколько я и моя жена не тратили за год! А ещё ты купил ей платья, оплатил все её долги, отдал ей лучшие комнаты в доме, позволяешь ей потчевать дорогим вином всех ваших дружков...
— Замолчи! — потребовал Перикл. — И убирайся отсюда! Буду рад, если ты покинешь этот дом.
— Один? Один покину? А моя жена пусть остаётся? Тебе мало одной шлюхи, так ты ещё ходишь по ночам к моей жене?..
Это была чудовищная ложь, придуманная Ксантиппом для того, чтобы поссорить Перикла с Аспасией. Ради этой цели он, человек ничтожный и злобный, не пощадил доброе имя своей жены, а может быть, сделал это с её согласия.
Аспасия поперхнулась молоком, которое пила, уронила чашку.
Перикл молча поднялся с ложа, взял невестку за руку и повёл её к сыну, к Ксантиппу.
Ксантипп бросился в дверь наутёк, всё ещё что-то крича. Жена побежала за ним. Перикл вернулся к столу, сказал Аспасии:
— Не верь Ксантиппу. Денег я ему даю достаточно, а всё прочее — ложь.
— Разумеется, — ответила Аспасия. — Я подарю жене Ксантиппа часть своих нарядов и украшений.
— Хорошо, — согласился Перикл. — Продолжим обед.
Парал, которому было не больше десяти лет, протянул отцу кусок фруктового пирога — лакомство, которое он сам любил больше других.
Народное собрание приняло решение о возвращении Кимона. Фукидид обрадовался этому решению и должен был бы, казалось, поблагодарить Перикла — он выступил с речью, оправдавшей Кимона, — но вместо этого обрушил на него новый поток обвинений.
— Посмотрите на него! — начал он свою речь, едва взойдя на Камень. — Он прогнал свою старую жену, мать двух детей, и привёл в дом милетскую гетеру!
Эпистат Совета — в этот день эпистатом был избран друг Перикла Периламп — попытался было остановить Фукидида, призвать его к сдержанности в выражениях, но Фукидид — толпа тут же поддержала его — отмахнулся от Перилампа и продолжал:
— Вот вам пример высокой нравственности, приверженности золотым обычаям отцов. Если это не распущенность закоренелого сластолюбца, то что же тогда это? Мать своих детей он прогнал из дома, как надоевшую собаку, и ради кого? Ради гетеры, ради чужестранки, в доме которой Перикл и его друзья устраивали весёлые пирушки!
«Ну хорошо же, — подумал, слушая Фукидида Перикл. — Пришло время показать тебе, как это делается. Ты пожалеешь о сказанном, Фукидид!»
Услышав эти обвинения Фукидида в адрес Перикла, народ радостно зашумел: афиняне обожали скандальные речи ораторов.
— Он призывал вас вернуть Кимона не потому, что убедился в его непогрешимости, в его любви к Афинам, в чём вы, надо думать, никогда не сомневались, хотя под влиянием речей Перикла проголосовали против Кимона. Кимон — наш друг, наш защитник, наша слава. Аплодируйте этим словам, аплодируйте! — закричал Фукидид. — Кимон заслужил вашу любовь! А вот он, — Фукидид указал рукой на Перикла, — заслуживает того, чтобы занять нынешнее место Кимона — он заслуживает вашего осуждения и изгнания, потому что ведёт всех нас к гибели. Перикл решил возвратить Кимона не потому, что любит его, а потому, что страшится Спарты. Он не хочет отправляться в экспедицию против Пелопоннеса, боится поражения,
Собрание голосовать за предложение Фукидида не стало: эпистат сказал, что предложение Фукидида должен сначала рассмотреть Совет Пятисот и уже потом, если Совет одобрит это предложение, вынести его на обсуждение Экклесии, Народного собрания. Собрание с ним согласилось, хотя могло бы, проявив строптивость, сразу же проголосовать за или против Перикла.
— Фукидид подталкивает тебя всё ближе к пропасти, — сказал после собрания Периклу Периламп. — Пора действовать, иначе будет поздно: что, если Каллий не заключит договор с Артаксерксом, а Кимон не умерит воинственность Лакедемона? Не послать ли нам кого-нибудь в Дельфы за оракулом?
— Нет, — ответил Перикл. — Всё решится быстрее, чем посольство успеет съездить в Дельфы и вернуться. Я заставлю Фукидида замолчать.
— Как?
— Он будет изгнан из Афин.
— Силой?
— Нет, по суду остракизма. Я ещё не разучился разговаривать с Афинами и убеждать их в моей правоте.
Парал, младший сын Перикла и Каллисфены, хоть и относился к Аспасии настороженно, всё же нет-нет да и выказывал ей доброе расположение: позволял заботиться о нём, приводить в порядок его одежду, стричь — у него были, как у отца, курчавые и жёсткие волосы, росли они быстро и дыбились на голове копной. Аспасия перевязала ему ссадину на колене, потом прикладывала к ней всякие мази, когда ссадина загноилась. А однажды, жалуясь на учителя, который пожурил его за невыученный урок и тем сильно обидел, потому что сделал это при других мальчиках, Парал обнял Аспасию, уткнувшись ей в грудь и всхлипывая. Случай сам по себе пустяковый, но после этого Аспасия и Парал сблизились, стали друзьями. Это быстро заметили Перикл и Ксантипп. Перикл — с радостью, он очень любил Парала и не хотел огорчать его тем, что привёл в дом новую жену. Ксантипп же возненавидел Аспасию ещё сильнее, ходил мимо неё, не замечая, не здороваясь, а при случае делал ей мелкие гадости и распространял грязные слухи, будто она изменяет Периклу с молодыми скульпторами, работающими в мастерской Фидия на Акрополе, где она часто бывает. Перикл купил для Ксантиппа и его жены дом и настаивал на том, чтобы они поскорее перебрались туда, но Ксантипп продолжал жить в отцовском доме, заявляя, что покинет его только тогда, когда отец либо даст ему денег — он потребовал десять талантов, сумму, которой у Перикла отродясь не было, — либо собственноручно вытолкает его силой, чего Перикл сделать не мог, тем более что Ксантипп грозился устроить драку и таким образом опозорить отца.
Сплетня, будто Перикл спит с женою Ксантиппа, быстро распространилась по Афинам — постарался сам же Ксантипп. Фукидид и его друзья с радостью подхватили эту сплетню, украсили её всякими пикантными подробностями, например, будто Аспасия однажды застала мужа с женой Ксантиппа, когда те были в постели, и стала силой отрывать его от неё, а он никак не поддавался, из-за чего возникла потасовка между женой Ксантиппа и Аспасией. А то ещё рассказывали, будто Перикл спит сразу с двумя женщинами, с женой Ксантиппа и Аспасией. Перикл знал, что афиняне сплетничают о нём, а Фукидид намерен воспользоваться клеветой в предстоящей речи на Пниксе, но ничего не мог предприняв — слухи ведь остановить нельзя, — только сильнее злился на Ксантиппа, который так гнусно предавал его. Аспасия долго не решалась вмешаться в эту историю, чтобы осадить Ксантиппа, но в конце концов, видя, что Перикл страдает всё сильнее, не находя способа унять сына, решилась поговорить с Ксантиппом.