Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2)
Шрифт:
– Я тебя понимаю. Теперь вы, молодой человек.
– Гораций.
– Молодец. С фамилией хорошо сочетается. А то, что у вас будет одна фамилия, я уже решила.
«Она решила». Я решил!
Альта неуверенно произнесла:
– Глория… Я благодарна тебе, не знаю как… Но… право же, не стоило так жертвовать своим благополучием ради меня…
– Во-первых, дорогая, мое благополучие – здесь. Я устала от светского общества и давно его избегаю. И давно хотела укрыться тут, с тобой. Да и ты не исключала
Альта… теперь уже Нойс, опустила голову.
– Мне неловко… что ничем не смогу отблагодарить… Стыжусь…
Глория надтреснуто рассмеялась.
– Твой стыд и есть твоя благодарность. И моя сладкая месть. Ты не представляешь, какое я получила удовольствие!
После недолгого молчания добавила:
– С трудом верится, что ты оказалась беспомощна. Такой ты мне нравишься. Такой я тебя люблю.
Альта, тьфу, Нойс, натянуто улыбнулась.
– Работай я в цирке, сказали бы: «потеряла кураж».
Костлявая ладонь Глории коснулась ее головы.
– Да, девочка моя. Твой цирк закончился. И слава Богу!
Они заговорили об общих знакомых, о том, что жестоко держать в неведении столько времени… ну да… риск, но хотя бы Астеру, такому честному, надежному человечку…
Чтобы сбить их с неинтересной мне темы, я сказал:
– Гораций Винер – неплохо звучит, – И сокращение удобное: Гор.
– Я буду называть тебя полным именем, – с тенью недовольства ответила Нойс.
Довольно долго, несмотря на наши старания и бурные ночи, нам не удавалось зачать ребенка. И во взгляде Нойс, когда брови ее сходились к переносице в беспокойном раздумье, читалось беспокойство. Но, тревога ее и моя, к счастью, оказалась напрасной. Терпенье и труд…
Близняшки появились на свет 14 февраля 1388 года, и мы все, не только Глория, сочли это хорошим предзнаменованием.
Больше Альта, теперь уже Нойс не занималась благоглупостями «народной медицины». С нее хватало возни в огороде и хлопот на кухне. Я регулярно ездил на заработки в Адонис и от «дурачка на подхвате» быстро поднялся до производителя работ. Оказывается, строительные таланты у меня в крови. Нет, дворца я не выстрою, но офис, сауну, закусочную… даже без проекта! Хватит эскиза, сделанного заказчиком на салфетке. Меня ценили, и бывало, говорили «за рюмкой чая», что имей я образование, запросто получу лицензию, чтобы открыть собственное дело.
Оставалось переговорить с Нойс. На мое предложение переехать в Адонис она ответила решительным отказом. Не спорила, не возражала. Когда ей что-то не нравилось, она просто отмалчивалась и могла «держать паузу» с неделю. Мы по-прежнему разговаривали друг с другом, резвились в постели, а то и вне ее, но больной темы не касались. Потом словно рвалась натянутая нить, все входило в нормальную колею. Вопрос оказывался решен. В пользу Нойс.
Но в этот раз я закусил удила и твердо решил поставить на своем. Как ты не понимаешь, говорил ей, я должен кормить тебя и детей. Кто это сделает лучше: неуч-самородок или грамотный человек?
– Ты – грамотный.
– Но диплома у меня нет!
– Купи. Или ты потратишь пять лет на изучение того, что и так умеешь, чтобы получить бумажку о том, что ты это умеешь?
Я, конечно, был не прав. Не надо было орать. Обзывать ее бездельницей на моей шее, сонной тетерей, ну… по-всякому, в общем.
Когда поостыл, попытался сгладить:
– Ты же очень неглупая, Нойс. Почему ты– не учишься? Почему бы тебе не купить такую же бумаженцию, какую куплю я? Чем плох Адонис, да и любой город? Мы что, должны заживо похоронить себя в глуши?
– Много знаний – много печалей. Мы всё обсудим позже.
Тонкая, донельзя натянутая нить лопнула через месяц. Внешне между нами воцарились былые мир и понимание. Но кто победил: Нойс или я?
Оба проиграли.
Время шло и настало утро, когда я вновь собрался в город на заработки.
– Папа, возвращайся скорее! – Бобби и Тея повисли на мне и я расцеловал обеих.
Нойс тем временем трудилась в огороде. Распрямилась, вытерев лоб тыльной стороной ладони, подняла руку в знак прощания и… вернулась к работе.
Друг нашего дома – стикс по прозвищу Бандит довез меня до околицы. Дочки завизжали от восторга, когда я уселся на него – не так просто ездить на неоседланном стиксе, а я это умел хорошо. Несколько раз оглядывался, чтобы помахать своим девочкам, их стриженые головки виднелись над верхней кромкой забора. Для этого Тее с Бобби пришлось встать на его нижнюю поперечную планку – росточка им пока не хватало. Они махали мне в ответ, пока поворот улицы не скрыл их от меня.
Я вернусь. Вернусь во что бы то ни стало, несмотря на пролегшее между мною и Нойс отчуждение.
Тем временем Бандит довез меня до места, где главная улица нашей славной станицы (Олдеминь – это вам не хутор какой, а десять тысяч душ народу) соединялась с междугородной трассой. Я потрепал стикса по мохнатому загривку и спешился. Он насмешливо фыркнул, мол жди автобуса, жди; и отправился, не спеша, восвояси.
А я занялся делом: ожиданием, прикорнув на лавочке под старым мелколистом – такая тут у нас автобусная станция.
От дремоты меня пробудил треск мотоциклетного мотора. Я встрепенулся, протирая глаза.
Нойс затормозила с красивым разворотом; заглушила мотор; легким движением ноги опустила у мотоцикла «лапку», не дающую ему опрокинуться, когда стоит. Ловко слезла с сиденья, не затратив лишнего движения. Нойс всегда хорошо управлялась с моим мотоциклом. И запросто могла отвезти меня сама, но вот… не захотела. Что теперь-то скажет?
Подошла ко мне. Поцеловала, горячо и страстно.
– Мы тебя ждем! – сказала низко, чуточку с хрипотцой. У нее всегда такой голос, когда волнуется.