Перс
Шрифт:
Бронников помолчал, походил из угла в угол, разглядывая сотни раз виденные карты и плакаты на стенах, книги на полках в шкафу, и даже чайные принадлежности в одной из секций.
– А что - может, в игрушку погамаем?
– словно невзначай, предложил он, остановившись у компьютера Комарова.
– Так ведь закрыт же доступ на bfl, - отозвался Годин.
– Не проблема, - заверил Бронников.
– Есть парочка хороших анонимайзеров, через которые вполне нормально можно играть.
– Да ну ее в баню, - более определенно высказался Петрович, емко выражая нынешнее отношение Володь к некогда увлекшей их игре.
– Работы полно, некогда
– Ну, как хотите, - вздохнул Алексей.
– Что это у вас тут лежит за компом? О, память? Похоже, DDR2, гигабайтные... Твои, Петрович?
В руках Бронников вертел планки памяти, якобы извлеченные из пыльного хитросплетения проводов за системным блоком компьютера.
– Нет, - помотал головой Комаров.
– Не знаю, откуда это. Ильич - ты, что ли, притащил?
Годин тоже открестился от находки.
– Значит, системщики наши посеяли, - сделал вывод Алексей.
– Приходили что-нибудь наладить на машинах и оставили. Они известные растеряшки, вечно что-нибудь забывают у юзеров.
– Это точно, - поддержал Годин.
– Вот и на днях, я слышал, у них новая видеокарта пропала прямо из комнаты. Шум подняли... Лучше бы в своих завалах порылись, там наверняка железа не на один комп набрать можно.
– Видеокарта?..
– переспросил Бронников.
– Ага, - подтвердил Ильич.
– Позавчера я, проходя по коридору, краем уха слышал слова Потапова. Мощная видяха нового поколения, вместе с коробкой. Они ее для Соловейчика взяли, но, видно, не судьба.
– Да на кой хрен она ему?
– неприязненно скривился Комаров.
– Редактированием видео заниматься, что ли? Или в игрушки резаться будет? В общем, понты одни.
– Да он вроде как собирается заняться объемным графическим моделированием стратиграфии промышленно важных месторождений полезных ископаемых, - пояснил Годин.
– Потапов по его поручению даже софт специальный закупил.
– Все равно ничего из этого не выйдет, - преодолеть скептицизм Петровича по некоторым вопросам не удавалось никакими разумными доводами, особенно, когда дело касалось предвзятого отношения к некоторым коллегам.
– Не верю я, что кто-то сумеет такую задачу осилить, тем более Соловейчик и его компашка. Так и заглохнет сия инициатива на корню, как и множество остальных благих начинаний в Институте; лишь деньги опять потратят впустую.
Ильич только плечами пожал - он тоже не слишком-то жаловал замдиректора.
– Ладно, ребята, пока, - задумчиво попрощался Бронников, направляясь к выходу. Его огорошила весть о видеокарте. С одной стороны, Алексей тут был ни причем, он даже близко не подходил к ОИТ последний месяц, а с другой - на кого еще подумать Борьке? Только Бронников из посторонних пользовался особым доверием Потапова, только он имел возможность попасть в компьютерное сердце Института. И в разговоре-то залился краской и поджал хвост, как нашкодивший щенок... Но разбитую чашку назад не склеить; теперь ведь не подойдешь и не скажешь: "Знаешь, Боря, видяху я не брал, а смутился оттого, что прикарманил немного памяти". Стыдоба!
– Погоди, Леха, - окликнул его Комаров.
– Будь добренький - раз уж все равно туда идешь, захвати планки, верни системщикам.
– Нет уж, - Алексея даже передернуло - настолько ему не хотелось снова брать в руки проклятые кусочки текстолита.
– В том смысле, что мне... я сейчас не в ту сторону, я в подвал пойду.
– Понятно, - кивнул Петрович.
– Ладно, сами потом мимоходом закинем. Бывай!
– Покедова!
– махнул рукой Ильич и вернулся к своему тексту.
Бронников вышел с вздохом
На эвенте Бронтозаврвстретил Афиногена, который всегда любил пособирать упавшие звездочки. С тех пор, как выяснилось, что сорокалетний Сергей не так давно решился эмигрировать на ПМЖ в Австралию, они окончательно почувствовали друг в друге родственные души и частенько беседовали о жизни "там и здесь". Эти разговоры принимали порой довольно откровенный характер; Алексей, не представлявший себя вне России, допытывался у приятеля, каково это - променять отчизну на чужбину.
– Вот ты говоришь, что это непатриотично, и что я не патриот, - рассуждал Афиноген.
– Может быть, это и так. Я, наверное, космополит - люблю то место, где живу. Я не буду там мусорить, постараюсь не раздражать соседей, соблюдать общественный порядок и уклад жизни окружающих меня людей. Главное, чтобы и мне тоже хотелось там жить, было комфортно, или хотя бы просто приемлемо. А уж где именно будет это место расположено - вопрос второй. Будет ли это Россия, Австралия или Зимбабве - неважно. А любить "по умолчанию" Россию только потому, что тебе выпал случай родиться здесь, каждый день выживать среди откровенного хамства окружающих и наплевательства власть имущих, потихоньку спиваться от осознания того, что твое желание что-то улучшить разбивается о бетонную стену равнодушия и пофигизма, и твои знания, умения и способности никому нафиг не нужны, какими бы уникальными они не были...
– Знакомое ощущение, - кивал Бронтозавр.
– Тоже занимался наукой?
– В некотором смысле, да. После долгого обучения и стажировки, получив исключительную квалификацию, которой в мире могут похвастаться считанные люди, я работал по специальности за грошовую зарплату, которой, честно говоря, хватало только на еду - и я почитал за счастье, что занимаюсь любимым делом. Параллельно я собирал и обрабатывал научный материал, написал диссертацию, которую так и не стал защищать... Потому что оказалось, что она, по большому счету, не нужна никому, а только мне - для того, чтобы получить небольшую ежемесячную надбавку к зарплате. Но меня тогда не интересовали эти копейки - я хотел принести пользу людям, своей стране, поднять престиж российской науки... Бескорыстный юношеский альтруизм! Однако к тому времени российская наука (кстати, как теперь я знаю, не только российская) превратилась в фикцию, всего лишь одну из отраслей бизнеса. Пришлось научиться делать на работе видимость работы, потому что за добросовестный труд единственной наградой всегда было лишь увеличение нагрузки по принципу "Везут на том, кто везет". Ни качество, ни количество на зарплате никак не сказывалось; выдай норму и получи ставку. И знаешь, с чем я подошел к своим тридцати пяти? После оплаты коммунальных счетов и налогов моей зарплаты хватало только на еду для нас с женой и наших детей. Мне приходилось подрабатывать, где придется, простым физическим трудом, чтобы купить им ко дню рождения приличные подарки. Они вынуждены были ходить в поношенной одежде и обуви, которой делились родственники и знакомые, потому что мы не могли позволить себе купить для них новые вещи. Но даже не материальная сторона быта стала определяющей в решении уехать.