Персонных дел мастер
Шрифт:
Жеребцов войти в шатер, однако, не убоялся, распахнул полог и предстал перед генералами как раз в тот момент, когда к фон дер Гольцу снова пришли козыри. Он наотмашь сдернул треуголку и доложил просьбу Репнина о немедленном сикурсе. Однако генералы из речи прапорщика не поняли ни слова, поскольку оба ни слова не понимали по-русски. Кликнули толмача. Роман быстро вошел в шатер и перевел генералам просьбу Репнина.
— Да добавь еще, что там люди гибнут! — гневно сказал Жеребцов.— На нашу дивизию, почитай, вся шведская армия навалилась, а они тут в карты режутся!
— Ну, насчет карт я, пожалуй, переводить не стану! — отказался Роман.— А насчет того, что фельдмаршал-лейтенант обязан секундовать вашу дивизию, обязательно добавлю! — И Роман врезал-таки правду-матку.
«Секундовать! Я обязан секундовать какого-то Репнина в тот самый миг, когда на руках у меня все козыри! — выругался про себя фон дер Гольц.—
Дивизия Инфланда, стоявшая влево от злополучного ретраншемента Репнина, оказалась в роли театрального зрителя, расположившегося в первых рядах. С холма, где восседал на могучем жеребце генерал, с утра закованный в рейтарские доспехи, он видел и переход шведами реки Бабич, и отход русских за ручей, и сражение у мостов, и отступление дивизии Репнина к лесу. Однако на все предложения штабных русских офицеров ударить во фланг шведской пехоте этот бывший прусский генерал отвечал сухо и надменно: «У меня нет приказа моего командующего фельдмаршал-лейтенанта фон дер Гольца. Без приказа нет атаки!»
И продолжал без движения восседать на своем бранденбуржце даже тогда, когда шведы отрезали Ростовский полк и отбросили его сперва к ретраншементу, а затем к лесу.
— Ваше превосходительство, разрешите, ударю во фланг и опрокину шведа...— К Инфланду подскакал молодой розовощекий шваб — бригадир Вейсбах. «Ах, эти швабы—— Инфланд презрительно скривил губы,— Они но знают, что такое дисциплина. Скажет командир: прыгни в колодец — прыгай не думая! Вот что такое прусская железная дисциплина!» — И Инфланд отрицательно покачал головой:
Нет приказа — нет атаки, молодой человек! Вы думаете, командующий не знает, что делать? Там, наверху, Инфланд указал пальцем на небо,— бог знает все! Здесь, на поле сражения, все знает командующий! Первая прусская заповедь — повиноваться, наша вторая заповедь — исполнять, третья прусская заповедь — не думать и не болтать. На все есть командующий!
В разгар этой отповеди, которую Инфланд давал своему бригадиру, и примчались гонцы от фон дер Гольца. Инфланд величаво разорвал конверт, протянутый Романом, и вслух прочел приказ, в спешке написанный фельдмаршалом на карточной колоде.
— Вот теперь полный порядок! Орднунг! — важно заключил Инфланд и поднял руку в огромной перчатке с раструбом.
Горнисты дали наконец долгожданный сигнал к атаке, и русские драгуны появились на поле баталии с опозданием на два часа, за которые дивизия Репнина была приведена шведами в полную конфузию и отброшена к лесу.
Хотя с холма, где стоял Инфланд, ясно было видно, что дивизия Репнина уже отступила в лес, Жеребцов, несмотря на все уговоры Романа, все же решил идти в атаку вместе с драгунами, а затем лесом пробиться к штабу своей дивизии. Сам же Роман завернул назад, к оврагу, и поскакал искать другого кавалерийского генерала, ван Гонскина. Только потому, что у Инфланда ему дали проводника, Роман и сумел разыскать генерал-поручика Генскина, укрывшего свой штаб на потайной поляне в густом лесу, шедшем от оврага до самого Могилева. Ван Генскина, голландца по происхождению и сибарита по наклонностям, Роман застал за завтраком.
Ван Генскин, плотно усевшись своими могучими телесами на маленький походный стулец, как раз собирался нить кофе, когда прискакал посланец от этого несносного выскочки фон дер Гольца и привез приказ выступать. Ван Генскин, который, как и Чамберс, был иноземцем старого выхода и служил в русской армии еще при Лефорте и Гордоне, почитал себя обойденным по службе фон дер Гольцем, так же как Чамберс — Репниным.
Подозвав своего заместителя бригадира Чернцова, ван Генскин приказал ему постепенно выводить полки через овраг. Молодой и расторопный Чернцов с похвальной быстротой перебросил Санкт-Петербургский, Азовский и Рязанский драгунские полки по двум мостам, проложенным через овраг, и собирался уже переводить артиллерию, когда позавтракавший ван Генскин появился у переправы и оглядел поле баталии бодрым оком. Как опытный генерал, он сразу понял, что атака его драгун безнадежно запоздала. Давать сикурс было уже некому — Репнин разбит. И ван Генскин велел заворачивать полки обратно. Как всегда при контрприказах, началась несусветная путаница: артиллерия все еще шла по мостам, а кавалерия стала заворачивать обратно. Переправу огласили приказы и контрприказы офицеров, матерные крики возниц, ржание лошадей, и в дивизии ван Генскина началась такая сумятица, что, ударь сейчас шведы, вся дивизия скатилась бы в овраг. В сей миг и примчался сам командующий фельдмаршал-лейтенант фон дер Гольц.
В полухмелю фельдмаршал-лейтенанту померещилось, что драгуны ван Генскина бегут перед шведами, и, отчаянно работая палашом, он пробился через мост, встретил здесь Чернцова и отдал ему новый приказ, отменяющий контрприказ Генскина, отчего сумятица вокруг мостов превратилась в столпотворение. Посему Чернцову, выполнявшему уже третий по счету приказ, удалось вернуть с моста и развернуть для атаки только один Санкт-Петербургский полк дивизии Генскина. Сам же ван Генскин в это время с пунцовым от обиды лицом препирался с фельдмаршал-лейтенантом.
— Вы лежебока, Генскин!— кричал фон дер Гольц.— Два часа стояли в лесу и не дали сикурса ни Инфланду, ни Репнину! А еще старый солдат!
— Возможно, я и лежебока, но не путаю военные карты с картежной колодой, ваше превосходительство!— обозлился Генскин,— И в любом случае я доложу князю Меншикову, что ваш приказ запоздал.
— Запоздал?! Да баталия только начинается,— взревел фон дер Гольц,— а ежели вы такой сибарит, я сам поведу в атаку ваших драгун!
Завернув коня, фельдмаршал-лейтенант вылетел перед фронтом Санкт-Петербургского драгунского полка, лихо взмахнул шпагой и на рысях повел полк вперед. Но не успели драгуны Гольца подняться к холму, на коем стоял не так давно штаб Инфланда, как из-за склона беспорядочно хлынули эскадроны Белозерского драгунского полка. В их рядах скакал и сам Инфланд на своем прославленном бранденбуржце. В стычке со шведскими рейтарами он потерял шлем и теперь мчался с непокрытой головой. Он сам толком не мог понять и объяснить, что произошло, но только помнил, что, пока белозерцы поэскадронно перебирались через глубокий ретраншемент Репнина, раздался крик «засада!» и с горы, с тыла, показались рейтары Рёншильда. От реки же, с фронта, на белозерцев мчались драбанты и волохи, ведомые самим королем. Белозерский полк оказался между двух огней, разрезанный к тому же окопами злополучного ретраншемента, и произошло то, что и должно было произойти: шведы опрокинули и погнали русских драгун. А этот мальчишка Вейсбах куда-то исчез со своими полками (Инфланд не мог знать, что именно Вейсбах с псковскими и тверскими драгунами, врезавшись во фланг шведам, преследовавшим отходивший к лесу Ростовский молк, отвлек на себя шведских рейтар и тем самым спас ростовцев от полного истребления). Но пока Вейсбах бился у леса, Рёншильд опрокинул белозерцев и отрезал нее пути к оврагу, так что Вейсбаху с его полками пришлось выбираться с поля баталии лесными прогалинами. Все же он сумел отойти и вывести оба полка на Могилевскую дорогу.
Принц был мрачен. Он, конечно, знал, что, как старый солдат, выполнит свой долг, но выполнят ли его эти мальчишки? Принц с недоверием всматривался в безусые лица русских драгун. Вспомнилась недавняя беседа и Москве с английским послом Чарлзом Витвортом.
Беседа та вышла накануне отъезда принца в армию, когда на проводах было изрядно выпито и у господина мосла от щедрого угощения развязался язык. «Царская армия — армия рекрут! — насмешливо сказал тогда англичанин.— Большая часть солдат из первого рекрутского набора. На всю русскую армию нет и трех способных генералов. У пехоты никудышные ружья, у кавалерии простые мужицкие лошадки. Меж тем у шведского короля старые солдаты, опытные генералы, несокрушимая энергия, непоколебимая решимость. Словом, вы поставили не на ту карту, мой принц!» — заключил посол свой доверительный рассказ. Что ж, вероятно, он был прав, этот англичанин! И пожалуй, надобно было предложить свою шпагу шведскому королю. Впрочем, у шведов и так полным-полно добровольцев. Среди них можно было и затеряться,'-А главное — шведы не платили вперед. Барон Гюйссен же дал ему в Вене вперед годовое жалованье, и принцу удалось рассчитаться с самыми неотложными долгами картежной чести. Так он, принц Гессен-Дармштадтский, оказался русским дивизионным генералом и едет стремя в стремя с этим молоденьким поручиком. Впрочем, если все русские драгуны бьются так лихо, как бились драгуны этого поручика в Смолянах, английский посол, возможно, и ошибается и русская армия не столь уж слаба, как представляет ее сэр Чарлз Витворт. Размышления принца прервали раздавшиеся у опушки выстрелы, и примчавшийся из передового дозора сержант доложил, что шведы уже за оврагом. Роман перевел слова сержанта принцу, и тот невольно спросил: