Перст судьбы
Шрифт:
Раненый, я едва не слетел на землю, корчась от боли и натягивая повод слишком сильно. Мой Красавчик встал на дыбы. Это спасло меня от второй стрелы, что метила в лицо. Стрела ударила Красавчику в шею, он заржал от боли и начал крутиться на месте, и я никак не мог с ним сладить. Где-то рядом бились Джерад и остальные, я слышал их голоса, но конь вертелся юлой, и я никак не мог его направить к своим. А потом еще одна стрела угодила мне в ту же ногу. Только тогда копейщики Ризора окружили меня и, я, теряя сознание, стёк на истоптанную копытами землю.
Не знаю, что примешивает Марта к своему чаю, но острая боль в ноге постепенно притупляется, хотя нога по-прежнему ноет, как будто невидимая рука натягивает нитки где-то внутри, но это уже можно переносить. Я встаю. Голым шлепаю в туалетную –
Я обтираюсь большим льняным полотенцем, потом выхожу на свет, достаю из туалетного столика бритву, тазик. Взбиваю мыльную пену и начинаю бритье. Это своего рода истязание – руки все еще плохо слушаются, и во время процедуры я непременно порежусь раз пять или шесть. В итоге хотя мое лицо и приобретает приятную гладкость, но создается впечатление, что утро я начал со сражения с Бандитом – дерзким и драчливым котом Марты, уже лет десять живущим при кухне в нашем замке. Я даже не пытаюсь заклеить ранки, так что капельки крови стекают щекоча кожу.
Закончив с туалетом, облачаюсь во все самое легкое – по такой жаре маяться в доспехах нет никакой охоты: льняная рубашка и свободные брюки. Из защиты – длинная куртка из заговорённой змеиной кожи. Шлем беру за нащечник, несу в руке, как баба корзину с ягодой, а не как воин – на сгибе локтя. Вешаю через плечо зрячную трубу и пристегиваю новый кинжал. Вчера поздним вечером я тренировался с ним часа два и приспособился наносить удары, не используя поворот запястья. Брать меч – только лишняя тяжесть. Теперь самое сложное – спуститься по лестнице во двор. К счастью, никто не видит, как я прыгаю со ступени на ступень подстреленным зайцем и шепчу ругательства. Боль ненадолго утихла, поддавшись мягким уговорам мятного чая, но теперь возвращается и впивается в ногу.
Во дворе всё именно так, как я представлял: четыре телеги с ранеными и рядом с ними матушка, в белом, но уже измаранном красными пятнами платье. Она касается пальцами каждого, прежде чем его занесут в госпиталь, определяя так, насколько сильно покалечен несчастный. Ризора не видно – добрый мой гений Марта увела его на кухню накормить и напоить холодным чаем.
– Кенрик! – Матушка улыбается мне, кладет руку на плечо. Так она оценивает и меня – ибо я изранен уже до конца дней, несчастный калека, и она это знает. – Ты опять порезался. Почему не зовешь Чер-Кая? Он побрил бы тебя и быстрее, и лучше.
Я не отвечаю – ее вопрос не требует ответа. Она же достает из своего ларца смоченную лечебным настоем салфетку и, шепча заклинания, проводит ею по порезам на лице, заодно стирая кровь. Следов после этого не остается. Я знаю, что нелепо расходую ее силы, которые так нужны, чтобы лекарить, но не могу отказать себе в этом удовольствии – я младший сын, матушкин баловень. Хотя Лиам, конечно, самый любимый. Но кто не любил Лиама?
– Пообедаешь со мной?
– Конечно. – Я целую ее в щеку. – Береги себя, – говорю нарочито громко.
– Зачем? – слышу в ответ.
И почти не хромая, приняв независимый вид для тех, кто в этот миг смотрит на меня, направляюсь к подъемнику, еще одному творению Механического Мастера. Меня поднимают наверх вместе с мешками извести и сложенными в штабель прямоугольными камнями. Мастеровые наверху (в основном старики да калеки) надстраивают стены. Штурм – это вопрос времени, и работа в замке не утихает ни на миг от рассвета и до заката.
Моя задача не так проста – мне придется обойти по периметру всю стену и проверить камни на наличие вредоносной магии. На это я по-прежнему годен. Первым делом смотрю на город и порт – появились ли новые корабли в бухте? Нет, всё те же знакомые очертания стоящих на якорях парусников. Никто не прорвался сквозь магическую блокаду этой ночью. Прежде я смог бы провести два корабля за ночь из порта и в порт. А теперь уже целую неделю ни одного нового суденышка. Богачи платят магикам за то, чтобы увели их суда из Ниена. Но обратно они не возвращаются.
Я подхожу к зубцу. Достаю из футляра зрячную трубу (Механический Мастер подарил ее мне на девятый день рождения). Теперь я вижу Гадючий перевал – ряд невысоких острых скал, меж которыми прорублена дорога. Сейчас часть каменных столбов повалена Игеровым магиком Брином, проход расширен – это случилось в тот день, когда меня ранили. Перевожу взгляд на наш лагерь, окруженный валами и частоколом. Я даже различаю королевский стяг. Наверняка это палатка с каким-нибудь ненужным барахлом – чтобы вражеские магики напрягались, пуляя во флагшток заряды порчи и всякой иной дряни. Смотрю дальше. Ведьмин гребень отделяет наш лагерь от Южной долины, где стоит Игерова армия. Над лагерем дымы – солдаты готовят себе обед, днем по жаре они отдыхают. А на штурм пойдут ближе к вечеру, запалив синие огни магических факелов. За лагерем пылит дорога: подвозят припасы, оружие, маршируют отряды новобранцев, которых наскребли с ближайших деревушек из владений Игера. Детали разобрать не могу. Только пыль, а что она скрывает? Я задерживаю дыхание, считаю про себя, а когда дохожу до семидесяти и начинает казаться, что легкие вот-вот разорвутся, ощущаю, что включилось магическое зрение. Со стороны зачастую никто не заметит, что зрение изменилось, нет тому примет – ни расширенных зрачков во всю радужку, ни залитых кровью белков глаз, как любят рассказывать в кабаках и на вечеринках. Зачастую выступает румянец на щеках, да еще сильный жар, сердце бьется так, что, кажется, вот-вот пробьет грудную клетку. Теперь отчетливо вижу: идет подкрепление – тела светятся красными пятнами под покровом серо-желтой пыли. Немного, человек сто пятьдесят. Но и наши силы на исходе. Надо будет отправить гонца к отцу, предупредить. Несколько раз глубоко вдыхаю, и магическое зрение засыпает.
Я медленно обхожу стену. Ищу следы магического воздействия – пока все чисто. Здесь, наверху, веет слабый ветерок, и жары почти не чувствуется.
Обычный день на исходе лета. Облака густеют, наливаются дождевой влагой, бегут на восток в сторону Элизеры и далее – на Гарму. Думаю, жара в замке и на городских улицах – вовсе не природная аномалия. Это истаивает магия, заложенная когда-то в фундаменты под башни и стены основателями города и строителями-лурсами. Сейчас ее выжигают наш страх, наша боль, ожидание неминуемой смерти. Магия плавится и нагревает камни.
Ниен похож на большую птицу, распластавшую крылья вокруг синего залива. Город тем и богат, что ведет торговлю морем. Но сейчас в порт новые корабли почти не заходят – сразу за Птичьим мысом день и ночь бушует черная буря, насланная Игеровыми магиками. В первые дни сражения на перевале два десятка магиков из Дома Хранителей бежали на торговом корабле и бросили город. Остался лишь сам Великий Хранитель да с ним с десяток ни на что не годных мальчишек, отданных не более года назад в учение. Сейчас лишь отдельные смельчаки умудряются прорваться сквозь ядовитое нутро бури и вернуться с товарами. И цена привезенным товарам – золото из нашей оскудевшей казны. Так что обходится Ниен своим, что вокруг можем собрать – зерно, скот, металл. Крылья птицы – Черные ряды, что теснятся вплотную к берегу на запад и на восток. Туловище – Верхний город на широком плато, с Ратушной площадью в центре, с базаром, Домом Хранителей, дворцами знати и богатыми домами банкиров, улицами торговцев, театром и двумя библиотеками, где хранятся сочинения наших мудрецов и уцелевшие свитки Домирья. Голова птицы – королевский замок. А клюв ее – предмостье с двумя старыми барбаканами. У замка четверо ворот – как у классического военного лагеря, что ставили еще легионы Домирья. Главные обращены на большой тракт – по этой дороге раньше следовали купеческие караваны, дабы переправить по морю товары из Игеровой страны и из Задалья, где вместо земли красный и серый песок, а жизнь расцветает только в оазисах вокруг колодцев. Теперь с юга тянутся только повозки с ранеными, а назад – с припасами, оружием и скудным пополнением из юнцов и стариков, кто еще может держать оружие. Я велел навалить рядом с воротами бревен и камней, чтобы укрепить их на крайний случай – если Игер прорвется через перевал и мы потеряем предмостье.