Перстень альвов, кн. 2: Пробуждение валькирии
Шрифт:
– Неудивительно. – Эндель развел руками. – Я ведь уехал далеко от дома. В такой дальней поездке многое может случиться. Осторожность никогда не мешает.
– Зачем же ты так далеко забрался? – сурово спрашивал Асольв. – Что же тебе не сиделось дома?
Протянутой руки он не заметил, и добродушный вид Энделя его не обманул. Это притворно-дружелюбное, хитрое лицо внушало ему отвращение, а слегка косящие глаза, вытаращенные в знак самых честных намерений, казались особенно лживыми и гадкими. В Энделе для Асольва сейчас воплотилось все то многоликое зло, которое не давало ему жить спокойно, вечно вмешивалось в налаженную с таким трудом жизнь, ввергало в разлад
– Ты был бы повежливее, если бы знал, от кого я приехал, – продолжал Эндель. Решительный вид Асольва его смутил, и, даже имея сотню против десятка, он хотел как-то укрепить свое положение чужой силой. – Меня ведь прислал сюда Торбранд конунг, могущественный конунг Фьялленланда!
– Прислал? Тебя? Прислал, ты говоришь? – Асольв так удивился, что даже опустил щит. – Как он мог тебя прислать? Ты что, ему служишь?
– Я дал ему клятву верности. И это очень умное решение. Ты сам поймешь. Послушай, я тебе объясню…
– Но не лучше ли нам побеседовать в доме? – намекнул Логмель. – Может быть, Асольв хёвдинг сперва пригласит нас в дом?
– Э нет! – опомнившись, Асольв снова вскинул щит и меч. – В дом хотите! Вы сперва мне расскажите, что у вас за дела с конунгом фьяллей! Вот уж кого я не зову своим другом!
– И это очень неразумно – отвергать дружбу такого человека! – заговорил Эндель. – Ты сам подумай: что нам дали наши конунги? От Бергвида мы столько лет видели одно беспокойство и раздоры. Тебе тут хорошо, в глуши, а моя земля на побережье, да еще под самым боком у раудов и фьяллей. Да еще вандры, будь они прокляты, каждое лето плавают мимо и все ищут, чем бы поживиться. Один Стурхад Косторуб мне сколько крови попортил! А ты небось о нем и не слышал никогда? Хорошо тебе! А я вот с ним разбирайся! Да, а от наших конунгов помощи не дождешься. Бергвиду вечно не до нас, он только о своих обидах и думает, да и отец его был не лучше. Ты сам знаешь – ведь Стюрмир конунг убил твоего отца! И очень странно, знаешь ли, видеть, как ты дружишь с его сыном и даже хочешь выдать за него свою дочь! Очень странно!
– Не лезь в мои дела! – оборвал его Асольв. – Я у тебя не просил советов. И моего отца не трогай. Он-то не захватывал чужих усадеб, когда хозяева перебиты!
– Каждый берет, что может взять! – Эндель был задет этим прозрачным намеком, но старался скрыть обиду под видом превосходства. – А кто не может свое удержать, пусть себя и винит! И иным я бы посоветовал не слишком заноситься, не жалеть чужого, а подумать, как бы удержать свое. Я о том хочу с тобой говорить. И ты можешь пожалеть, если меня не послушаешь! Я дал обет Торбранду конунгу, теперь он мой конунг. Я буду платить ему дань, а он будет защищать меня от фьяллей, раудов, вандров, да и от иных квиттов тоже! И я привез тебе его предложение. Если ты, как и я, признаешь его власть, то он может оберегать и тебя. Он ведь вскоре придет сюда вслед за мной. У него войско в тысячу человек!
Эндель значительно расширил глаза. Но Асольв смотрел на него так же в упор, и взгляд его отражал гнев и презрение.
– Что ты скажешь? – спросил Эндель.
– Скажу, что умным человеком тебя не назовешь, – прямо ответил Асольв. – Умный – тот, кто умеет учиться на чужих ошибках. Уже ведь был один такой «друг и союзник Торбранда конунга». Гримкель Черная Борода его звали. Вспомни, чем это для него кончилось!
– Гримкель был предателем! – в негодовании воскликнул Эндель. – Двуличным предателем, и это его погубило! Он все играл двумя щитами, хотел дружить и с фьяллями, и с квиттами!
– А ты, значит, твердо выбрал фьяллей и с квиттами
– А что я от них хорошего видел? Моя земля слишком близко к фьяллям, она в постоянной опасности! У меня такие пространства запустели за эти годы! Дань собирать не с кого! Богатых хозяев нет совсем, а бедные сами сидят на воде и желудевом хлебе! Даже ваш хваленый Хагир Синеглазый сбежал от нас в свое Нагорье, сбежал подальше от фьяллей! А мне приходится там жить! А вы тут только и знаете, что деретесь между собой! А с меня хватит! Хоть вы горло друг другу перегрызите, с меня хватит! Я нашел себе конунга, он даст мне мир и покой!
– Ну и проваливай к своему Торбранду! – бросил Асольв. – И нечего тебе топтаться у меня на пороге, в дом я тебя все равно не пущу!
– Ты понял, что я сказал? – раздраженно воскликнул Эндель. – Скоро здесь будет Торбранд конунг! С войском в тысячу человек! Он тебя научит уму и учтивости! И лучше тебе не ссориться со мной!
– Я предателей за стол не сажаю. Раз ты с ним, то ты сам хуже всякого фьялля!
– И кто это говорит? У тебя обе сестры там! Одна замужем за Хродмаром Удачливым, а вторая за самим Торбрандом конунгом! Ты что, забыл о них?
– Не трогай моих сестер! Если они придут к моим воротам, я с ними и поговорю! А с тобой мне говорить не о чем! Проваливай!
– Ах, вот как ты заговорил! – Эндель покраснел от злости, поняв, что разумными доводами этого сумасшедшего не проймешь. Ну и пусть пеняет на себя! До Энделя вдруг дошло, что он стоит на пороге, как бродяга, и упрашивает пустить его в дом, хотя имеет сотню против десятка. – Вот как ты осмелел с твоими Бергвидом и Вигмаром! Подходящие друзья для тебя! Один – выскочка, другой – беглый раб, хоть и конунг! Ты, сын рабыни! Твой отец тебя даже не узако…
Он не успел договорить, как Асольв бросился на него. Слова «сын рабыни» как будто спустили стрелу с натянутой тетивы: обвинение, всю жизнь его тяготившее, сказано в лицо, и он может ответить на оскорбление как положено, с оружием в руке. Больше он не будет этого терпеть, больше никто и никогда не посмеет так думать о нем! Он бросился не на одного Энделя – он напал на всю свою злую судьбу, которая создала его сыном рабыни и знатного хёвдинга, подвесила между двумя мирами; он напал на эту многолетнюю войну, которая наполнила его жизнь тревогами и сомнениями, вынудила скользить по узкой тропке между дружбой и враждой; напал на свою проклятую робость и неуверенность, которые заставляли его склонять голову и мириться со всем тем, против чего восставали достоинство и сердце. Больше он ничего не боялся.
Такой ярости и быстроты Эндель не ожидал, но не растерялся. С завидной резвостью, прямо-таки удивительной при его тяжеловатом сложении, Эндель отпрыгнул о ворот. На Асольва он глянул сначала с изумлением, как на смирную корову, вдруг вздумавшую бодаться, но тут же понял, что это всерьез, и выхватил свой знаменитый меч. Более длинный, Уладский Змей давал ему преимущество, но Асольва это не смущало: старый меч Фрейвида Огниво в его руках наносил такие сильные удары, движения были так проворны и точны, лицо горело такой яростью, что Энделю приходилось только обороняться. Он пытался переломить ход поединка, но шаг за шагом отступал, пятился от ворот, держа свой меч обеими руками и довольно неловко им размахивая, чтобы только удерживать Асольва на расстоянии. При этом Эндель мельком косился по сторонам, будто ждал, не поможет ли ему наконец кто-нибудь! Но хирдманы-телохранители, предназначенные для защиты вождя в гуще битвы, сейчас стояли неподвижно: поединок есть поединок.