Перстень Сварга
Шрифт:
– Похоже… - улыбнулась Олея, - похоже, этого торговца лошадьми ты никогда не забудешь!
– Вот уж нет… - буркнул Бел.
– Как вспомнишь такого жлоба с его невинными глазками - так сразу изжога замучает. О таких людях лучше забывать раз и навсегда.
– Что же мы будем делать сейчас? Бел, куда мы идем?
– Я уже успел столковаться с одним возницей. Тут, чтоб ты знала, есть люди, которые зарабатывают перевозкой не только товаров, но и людей. Он нас уже ждет. Только перед этим заскочим в одну из местных лавчонок.
– Зачем?
– Нам надо купить новую одежду, а заодно и еще сделать кое-что…
Выйдя из небольшой лавочки и зайдя за угол, Бел отложил в сторону одну длинную рубаху, всю остальную купленную одежду свернул в комок, и протянул его Олее.
– Быстро приладь это себе на живот.
– Зачем?
– недоуменно спросила женщина.
– Все за тем же. Я сказал вознице, что моя жена находится, как говорится, в интересном положении, а нам надо срочно ехать к родне. Только оттого, мол, я и вынужден нанять повозку - жене сложно передвигаться. Так что тебе необходимо изобразить… ну, знаешь, что нужно, только чтоб живот был побольше.
– Насколько больше?
– поинтересовалась женщина, засовывая тугой сверток одежды под широкую рубашку и стягивая нижнюю рубаху ремнем, чтоб комок ткани оставался на месте.
– Нужно чтоб было, так сказать, порельефнее… Потом наденешь на себя эту длинную рубаху - так здесь будущие мамаши ходят. В общем, тебе надо соответствовать.
– Сделаем!
– хмыкнула Олея.
– Ну, что скажешь?
– Надо немного подправить…
– А думала, ты одежду купил для того, что мы переоделись.
– Это позже.
– И куда же мы сейчас поедем?
– Нам с тобой надо продвигаться к границе, и в то же время неплохо бы сбить со следа погоню. Было бы хорошо, если бы они решили, что мы направляемся в столицу Маргала - я в дороге на всякий случай сделаю пару оговорок.
– Как я выгляжу сейчас? Похожа на даму в интересном положении?
– Олея сделала несколько шагов взад и вперед.
– Итак, твое мнение?
– Знаешь, тебе идет… - усмехнулся Бел.
– Даже весьма. И я всерьез начинаю задумываться… Ну, о чем именно - об этом я тебе потом скажу. Ночью.
– Жду с нетерпением!
– фыркнула Олея.
– Хотя вы, мой дорогой, все что-то обещаете, обещаете, но вот что конкретно - никак не пойму. Право, теряюсь в догадках! Не намекнете ли этак прозрачненько, о чем именно идет речь?
– Я мальчонка робкий, стеснительный, говорить не приучен, а уж намекать - это для нас, сиволапых, вообще труд непомерный! Мы уж с тобой пообщаемся как-нибудь по-простому, без лишних слов…
Через какое-то время, сидя в небольшой крытой повозке, беглецы ехали по оживленной дороге, которая вела в столицу. Народу на той дороге хватало, иногда проезжали стражники. Не сказать, что старая повозка двигалась уж очень быстро, да и обоих лошадей, запряженных в эту повозку, при всем желании рысаками было никак не назвать. Ехать таким образом несколько непривычно, медленно, но зато довольно безопасно. Конечно, не сказать, что старые клячи еле плелись, но и быстрой эту езду никак не назвать.
Пару раз повозку останавливали стражники, и вряд ли что-то привлекло их внимание - скорее, это было сделано для порядка. Впрочем, стражники не увидели ничего подозрительного: старая повозка, в которой сидят двое небогато одетых селян. Конечно, в любое другое время прижимистые крестьяне ни за что не стали бы тратить деньги на повозку, скорее, они пошли бы пешком, но судя по огромному животу бабы, у этих двоих просто не было иного выхода, а ехать им, как видно, надо позарез…
Бел держал Олею за руку, а она, прислонившись к плечу мужа, постепенно задремала под стук колес. Что бы Олея не говорила Белу, но чувствовала она себя не очень хорошо, и сейчас ее глаза закрывались сами по себе.
Внезапно женщине вспомнился Серио, бывший муж, и из памяти всплыло, казалось бы, давно забытое… Это произошло менее чем через полгода после их свадьбы. Дело было зимой, тогда Олея сильно простудилась, заболела, болезнь протекала так, как и положено в таких случаях: озноб, жара, кашель, болезненно воспаленное горло… Женщина лежала не под одним, а по двумя одеялами в жарко натопленной комнате, но ей все равно было холодно. Она даже дышала с трудом, а чувствовала себя настолько плохо, что все буквально расплывалось перед ее глазами. Серио не отходил от жены ни на шаг, сам давал ей лекарство, не пошел на работу - он тогда просидел не только всю ночь, но и весь день возле жены, и им было просто хорошо вдвоем. Олея навсегда запомнила его слова, которые Серио сказал ей тогда: "Олеюшка, знала бы ты, как я тебя люблю! Баб было много - не спорю, но я никогда не думал, что способен на такие чувства! Смотрю на тебя - и сердцем оттаиваю. Мне страшно подумать, что тебя может не быть рядом со мной, или же что я мог никогда не встретить тебя! И не хворай, поправляйся, а не то мне твоя болезнь - как ножом по сердцу! Ведь люблю же я тебя, дурочку такую…". Ни раньше, ни позже Олея не слышала таких слов от мужа.
Более того - он даже одернул свою старшую доченьку, когда та на следующий день заявилась к ним в гости. Как обычно, без приглашений распахнув дверь в комнату и увидев лежащую в кровати мачеху, наглая девица поинтересовалась у отца, с какой стати эта толстая корова днем валяется на кровати? Если ей делать нечего или не знает, чем заняться, то пусть лучше пробежится по дому и растрясет жирок на боках. Мол, если эта так называемая жена вздумала в очередной раз ныть или притворяться больной, то могла бы придумать что похитрей, а то сейчас просто с души воротит при одном взгляде на эту скулящую и раскисшую бабу!.. И тут Серио (на памяти Олеи это случилось один-единственный раз) резко одернул свою дочь и велел ей убираться из дома - дескать, вернешься только тогда, когда научишься вести себя должным образом и разговаривать со старшими, как положено!.. Помнится, в тот день Олея едва не заплакала от радости, считая, что муж, наконец-то, решил приструнить свою излишне распущенную дочь.
Увы, но уже на следующий день белобрысая девица вновь расхаживала по их дому, обливая презрением свою молодую мачеху, а Серио даже не напомнил дочери о вчерашнем разговоре. А потом… Не прошло и трех дней после того, как Олея поднялась с кровати и еще не совсем здоровая ходила по дому, как однажды муж (у которого случились какие-то неприятности в торговле) вернулся домой крайне раздосадованным и за какой-то пустяк грубо наорал на Олею, а чуть позже, окончательно разозлившись, в присутствии всех домашних выкинул за окно приготовленный женой обед: научись, мол, готовить, безрукая, а заодно привыкай относиться к мужу с должным почтением! Дескать, надо бы тебя вернуть назад, твоим родителям, чтоб знали, что за никудышную бабу они мне подсунули!.. Лучше б ты, женушка бестолковая, и верно - домом бы занималась, как следует, и хозяйство вела, как положено, а не болезни у себя выискивала, да изображала, что нездорова!.. На тебе, корова такая, пахать можно…
Ой, не надо об этом вспоминать! Наверное, она действительно не совсем здорова, раз ей внезапно пришло на память то, от чего до сей поры становилось горько на душе и болело под левой лопаткой. Что было - то прошло, и вспоминать о том не стоит, тем более что эти невеселые мысли сейчас никак ни к месту и не ко времени!
Прижавшись к плечу мужа, Олея уснула, и проснулась лишь после того, как Бел разбудил ее. Оказывается, она проспала немало времени, и сейчас было уже за полдень.
Как следует не проснувшись, женщина стала оглядываться по сторонам. Повозка стояла на каком-то шумном и людном месте, неподалеку находились все те же невысокие глинобитные дома, пахло пылью и готовящейся едой. Все понятно: они прибыли в очередной поселок при дороге, и, похоже, Бел подрядил возницу доставить их именно сюда. Ну да, так оно и есть - возница протянул руку в ожидании обещанных монет.