Первая просека
Шрифт:
— Да это же здорово, Гриша! — воскликнул Захар. — У меня друг заведует гаражом, Мишка Гурилев. Завтра ты будешь на работе.
— А я об этом особенно и не пекусь. Работы сейчас везде хватает. Меня даже оставляли вольнонаемным в лагере. Да только надоело смотреть на морды зэков. Откровенно говоря, я думаю в совхозе Наркомзема устроиться. Зиночка там же будет агрономом, а я на трактор сяду — тянет меня эта штука! Да и вместе, у земли.
— Ну, смотри, делай как тебе лучше, — добродушно согласился Захар. — Так
— Я хочу выпить за тебя, Захар, — сердечно сказал Агафонов. — Молодец ты, что выбрал этот путь в жизни! Армия, она, знаешь…
— Нет, а я и сейчас время от времени скучаю по армии, — раздумчиво проговорил Захар. — А что творилось в первый год — и передать трудно: прямо-таки душа болела! Теперь ничего, забылось как-то. Да и дела идут неплохо — нынешней зимой заканчиваю вечерний строительный техникум… Ну, за меня так за меня! — по-пьяному бахвалился Захар.
Они звонко чокнулись стаканами.
Пришла Настенька с закутанной по глаза Наташкой, облаченной в длинную дошку и крохотные валеночки. Мать поставила, ее у входа в комнату, сняла с нее платок. Румяные щечки, темно-синие быстрые глазенки — Наташка смотрела на гостя во все глаза.
— Ну иди, иди к папе. — Настенька легонько подтолкнула ее в спину.
— А у меня есть мишка, — четко сказала Наташа, робея перед незнакомым дядькой со страшной бородищей, и вдруг расплакалась.
ГЛАВА ВТОРАЯ
К Каргополову в горком пришел невысокий коренастый паренек с широкими скулами и узкими веселыми глазами. Его плотную фигуру ладно облегал старенький халат, расшитый по краям замысловатым орнаментом и туго перепоясанный матерчатым кушаком, на ногах были легкие короткие торбаса-скороходы из рыбьей кожи, расшитые по голенищам.
— Ты главный руководитель комсомола? — без обиняков спросил он Каргополова, подавая ему руку. — Здравствуй. Я комсомола нанайский, Киле Лук. Гости тебе ходи. Моя стойбище Тусэр живи.
— Здравствуй, дорогой товарищ Киле Лук. — Каргополов встал, пожал протянутую руку. — Спасибо, что зашел. Ну, садись, будь гостем.
Киле Лук смело опустился в кресло, покачался на пружинах.
— Сыбко хороши табаретка, луце медвезый скура.
— Как доехал, на чем добирался? — спросил Каргополов, стараясь не подать виду, как любопытен ему гость. Он хотел верить и еще сомневался, что перед ним первый посланец маленькой народности, живущей окрест по берегам Амура.
До сих пор еще не было случая, чтобы нанаец пришел работать на стройку. Пока что они с внешним равнодушием относились к диковине — городу. Торговали на базаре свежей рыбой или вяленой юколой, черемшой, дикими ягодами, иногда битой дичью, а то и картошкой, потом ходили по магазинам, покупали по большей части крупу, табак, соль, чай, сахар, водку. Выпив
Наблюдая за нанайцами на базаре, Каргополов не раз раздумывал над судьбой этой народности. До чего их быт выглядел примитивным! Фактически у нанайцев еще сохранялся общинно-родовой строй. Их сознание находилось во власти шаманов и знахарей. За равнодушием к новостройке в первые ее годы скрывался страх, нагнетаемый шаманами: город ничего хорошего не принесет нанайскому народу, распугает зверя и рыбу, потом придет голод.
Но пройдет, может быть, не больше четверти века, и от этой полупервобытности не останется следа. Появятся у нанайцев свои учителя и врачи, свои ученые и художники, свои писатели и артисты.
А пока… Пока в каждом стойбище имеются начальные школы, в большинстве стойбищ есть медпункты, клубы, где в неделю раз показывают звуковое кино.
Каргополов смотрит на Киле Лука и гадает: с чем явился к нему этот паренек?
На вопрос, как доехал, Киле Лук отвечал бойко:
— Лодкой, однако, до Вознесеновки, а тут, понимаес, катером рибзавода. Не захотель обратно в Тусэр, хотель Комсомольск.
— А почему не захотел в Тусэр, а захотел в Комсомольск? — не понял Каргополов. «Наверное, сбежал из дому», — подумал он.
— А це там, понимаес? Знай только охота и рибалка, — отвечал Киле Лук. — Четыре класса оконцил, а более классов нет. Моя хоцет, понимаес, лампоцька электрицеский делать. Кино смотри, книзка цитай, думал — буду лампоцька делать.
И он рассказал, что в один из приездов в Комсомольск он как-то вечером на строительстве ТЭЦ видел синие огоньки: вспыхнут ярко-ярко, а потом погаснут. Через минуту опять вспыхивают, подолгу светятся синим-синим, трепетно дрожащим светом, потом опять гаснут. И он понял: это делают электрические лампочки. Раз на ТЭЦ, значит — электрические лампочки.
Каргополову стоило немало труда разъяснить гостю разницу между изготовлением электрических лампочек и электросваркой. Поняв свое заблуждение, Киле Лук пришел в отчаяние. Как же это так он мог ошибиться — ведь смотрел кино, читал в книгах, видел своими глазами — и ошибся! А может, главный руководитель комсомола сам чего-то не понимает? Или нарочно сбивает с толку, думает, что перед ним просто мальчик и делать ему лампочки еще рано? Вот, пожалуйста, посмотри паспорт — восемнадцатый год весной пошел. Вот учетная книжка колхозника, посмотри, убедись, сколько выработал трудодней за полгода. Ну что, мальчик? А трех медведей, девятнадцать диких кабанов, с полдюжины сохатых, несчетно белок — кто это добыл в тайге, не Киле Лук?