Первая просека
Шрифт:
Перед Платовым все шире развертывалась даль с хаосом окрестных сопок. А в их кольце, как на макете, — панорама города. Свежесть красок, золото солнца, бескрайнее зеленое море тайги, строгие линии улиц, кварталов, заводских корпусов, паутина дорог, белые дымы над трубами ТЭЦ — все это наполняло сердце Платова восторгом.
«Что бы там ни было, — думал Федор Андреевич под ровный рокот мотора, — а город уже есть, заводы действуют, выпускают машины, страна идет вперед, социализм строится. В конце концов преодолеем и эту трудность».
Сразу исчезли треволнения,
На аэродроме в Хабаровске Платова дожидалась крайкомовская машина, в которой, помимо шофера, находился инструктор орготдела.
— Товарищ Платов, поедем прямо в крайком, — скороговоркой сказал он, ощупывая своими быстрыми глазами лицо Федора Андреевича. — Вас ждут…
— Что за спешка такая?
— Там скажут.
В крайкоме Платов заметил необычно напряженную атмосферу. Все куда-то спешили, на приветствия либо вовсе не отвечали, либо безразлично кивали головой. На лицах всех встречных растерянность и что-то похожее на страх и подавленность.
— Что случилось? — спросил Платов заворга, входя в кабинет.
Заворг исподлобья посмотрел на Федора Андреевича.
— За вредительскую деятельность и шпионаж арестованы первый секретарь Далькрайкома, председатель крайисполкома, начальник управления НКВД по Дальнему Востоку и еще большая группа из состава бывшего руководства края.
— Вот так новость! — ахнул Платов. — Так что же это получается, Дмитрий Иванович?
— А то, что мы все просмотрели у себя под носом матерых врагов народа! — резко ответил тот. Помолчав, добавил: — Теперь должны дать отчет пленуму.
Он поднял телефонную трубку, назвал номер и доложил:
— Михаил Михайлович, товарищ Платов прибыл из Комсомольска… Слушаюсь.
Положив трубку, он коротко сказал:
— В приемную первого, быстро, к уполномоченному!
В бывшем кабинете первого секретаря Платова ждали двое.
— Садитесь, — сказал ему молодой, но уже огрузневший человек с залысинами.
«Даже не ответил на мое «здравствуйте», — подумал Платов, и ему стало тоскливо. Взглянув на стол, он увидел свое личное дело и почувствовал, как в глубине души ворохнулась тревога.
— Платов, Федор Андреевич, восемьдесят пятого года рождения, в партии с тысяча девятьсот второго. Ростовская организация Рэ-Эс-Дэ-Рэ-Пэ. Та-ак, давненько. К троцкистам и правым не примыкал? Та-ак. В гражданскую войну — комиссар дивизии, был в плену у белогвардейцев…
Все это звучало как допрос.
— Раненым попал, — заметил Платов, — случайно не был расстрелян.
— Случайностей на свете не бывает, так, кажется, учат нас Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин? — перебили его.
— В частностях и в судьбах отдельных людей они бывают нередко… В данном факте случайность состояла в том, что нас, раненых, захваченных в плен, не успели добить, потому что налетела тридцать третья Кубанская дивизия и спасла нас, — терпеливо пояснил Платов.
— Дело не в этом, дорогой товарищ Платов, — резко перебили его. — Дело в том, что в Комсомольске-на-Амуре вы проглядели крупную вражескую
— Да, — глядя на свои ладони, согласился Платов. — Но ведь это прежде всего проглядели органы НКВД.
— А где были вы, секретарь горкома партии? — спросил уполномоченный, подавшись вперед. — Давайте ближе к делу, — успокоившись, продолжал он. — На вас лежит большая ответственность: либо вы расскажете на пленуме, как получилось, что вы проглядели вражеское гнездо в Комсомольске, либо признаете свою вину и скажете прямо, что вы все знали и молчали. Одно из двух!
— Ну, знаете ли!.. — возмутился Федор Андреевич. — Что угодно, только не этакий ультиматум. И вы меня не шантажируйте. Я расскажу пленуму то, что я знаю, а не то, что вы мне диктуете. Думаю, что пленум меня поймет.
Пленум открылся с запозданием. В президиуме было всего пять человек, не считая приехавших уполномоченных, — это все, что осталось от бюро крайкома партии. Вел пленум и делал сообщение тот же уполномоченный, который говорил с Платовым.
Он нарисовал мрачную картину. По его словам, вражеские лазутчики проникли во все поры Советского государства. Троцкисты и правые, сомкнувшись с иностранными разведками, сумели через свою агентуру подкупить и завербовать многих видных руководителей в центре и на местах, создать разветвленную шпионскую сеть. В случае нападения извне они готовили удар в спину Советскому государству. Они уже давно распродали западные и восточные территории Союза иностранным державам. Разведка сумела вовремя обезглавить заговор, и теперь задача состоит в том, чтобы выловить всех до единого предателей и шпионов.
— Товарищ Сталин, — чеканя слова, говорил уполномоченный, — требует во что бы то ни стало решительно положить конец либерализму и благодушию в наших рядах и с корнем вырывать вражеские осиные гнезда, где бы они ни были и как бы ни маскировались… А о том, что такие гнезда есть и на Дальнем Востоке, говорит факт разоблачения вредительской деятельности бывших руководителей края.
Слово взял Платов. Побледнев больше, чем обычно, он говорил глуховатым и спокойным голосом; свой рассказ о фактах вредительской деятельности Ставорского и его подручных, о пожаре на складе импортного оборудования он начал с того, что признал прежде всего свою вину.
— Но, товарищи, — продолжал он, — в этих чрезвычайно сложных условиях мы не должны забывать о перегибах. А они уже имеют место и могут подорвать авторитет партии в глазах масс.
Он рассказал о случаях ареста невинных людей, о забвении норм социалистической законности.
— Вы не с той ноты поете! — оборвал его председательствующий. — В вашем голосе слышится нечто большее, чем либерализм и благодушие, — вы прямой оппортунист!
Платов шагнул с трибуны, но вдруг покачнулся, раскрыл рот и беспомощно прислонился к стенке. Голова его вяло склонилась, лицо стало мертвенно-бледным.