Первая работа. Испания
Шрифт:
Папа фыркнул.
– Это не наша подружка, – негромко сказал он, – это моделька. Она точно не учиться едет. Загорать летит. По ней видно, что в голове только туфли да платья.
Но мне стало не до смеха. Девушка и в самом деле была одета первоклассно: короткое ярко-розовое платье, джинсовая куртка, римские сандалии, обвивающие ноги золотистыми ремешками. Волосы уложены в высокую причёску. Выглядела она так, словно собралась сниматься в триллере про самолёт с Лиамом Нисоном в главной роли. А меня мама убедила надеть в полёт спортивные штаны! С зелёными полосками сбоку. «Практично и удобно! Лететь долго, поспишь». Я не стала спорить, я же никогда не летала. Думала, люди наряжаются в самолёт только в фильмах…
Девицу в конце концов успокоили. Она проводила долгим взглядом чемодан тигриной расцветки, схватила свои документы со стойки и развернулась к служащей спиной, не поблагодарив.
– Я спрошу! – рванулась мама.
– Не надо! – ахнула я, но не успела её удержать.
– Извините, – улыбнулась мама девице, когда та поравнялась с нами, – вы случайно не Марина?
– А что? – насторожённо спросила та, прижимая к груди небольшую сумочку из джинсовой ткани.
– Это Маша, – поспешно сказала мама, чуть вытолкнув меня вперёд, – Маша Молочникова. Вы тоже летите в Барселону учить испанский?
Девица бесцеремонно осмотрела меня с ног до головы, потом перевела взгляд на очередь и протянула:
– Так вас до-олго ждать!
– Точно, – поддержала я и незаметно ткнула маму локтем в бок, – нас долго ждать. Мама, отпусти человека.
– Нет, там ещё одну стойку приёма багажа открыли, – заметила мама. – Маша, вперёд! Мариночка, а какой у вас номер места в самолёте?
– Шестнадцатый ряд, – буркнула девица.
– А место? – ласково настаивала мама.
Марина закатила глаза и протянула маме посадочный.
– Спасибо большое, – лучезарно улыбнулась мама, а меня пожурила: – Ну что же ты, я же тебе сказала: идём к новой стойке!
Я не торопилась: к новой стойке устремилась и пожилая пара со своими книжками. Однако мама, схватив меня за руку, обогнала их, слегка оттеснила и протащила меня вперёд.
– Зачем весь этот цирк? Зачем ты меня позоришь?! – прошипела я ей на ухо.
– Затем! – яростно отвечала мама. – Чтобы моя дочь добралась до семьи этой Рибаль или Рабаль, как там её, в целости и сохранности! Чтобы ты не потерялась в своей Барселоне! Чтобы не заблудилась! Чтобы тебя не украли!
Я тяжело вздохнула. Положила документы на стойку и оглянулась на Марину. Она с недовольным видом посматривала на часы, висевшие над стойкой, а потом перевела взгляд на мою маму. Я тоже посмотрела на маму и только сейчас заметила, что она надела старые растянутые брюки и стоптанные кроссовки, в которых ездит на дачу под Зеленоград пропалывать бабушкины грядки. С какой насмешкой разглядывала мамин наряд эта противная Марина! Мне захотелось крикнуть ей, что мама умеет выбирать одежду. Это вообще её профессия! К ней люди за советом приходят, что с чем сочетается. А сейчас она так выглядит от волнения! Переживает за меня сильно, вот и надела первое, что попалось под руку.
Но я понимала, что оправдываться глупо. Скажешь такое – Марина только расхохочется.
– Мам… Мне она не нравится. Какая-то вредная.
– Конечно, ведь её родители не провожают, – отмахнулась мама. – Вот и важничает.
Я покачала головой. Ну конечно, какое ещё объяснение найдётся у мамы! Но я не сдавалась:
– Она смотрит на тебя.
– Кто?
– Да Марина эта. Ей смешно, что у тебя… что ты… твои кроссовки.
– Пусть смеётся! – весело ответила мама. – Пусть только тебя не бросает. Девушка, а можно нам место у окошка? То есть не нам, а девочке моей. Будьте так любезны… В первый раз ребёнок летит.
Я чуть не разревелась от обиды на маму. Но что было делать! Наконец мой чемодан поехал по багажной ленте, мама забрала мой новый посадочный талон – твёрдую картонку вместо распечатанного листика – и вложила мне в паспорт.
– Сохранишь потом на память, – сказала она дрогнувшим голосом.
Вот только ещё расплакаться ей не хватало перед этой Мариной. А она ждала нас, изображая ангельское терпение, хотя видно было, что её переполняет совсем не ангельское раздражение.
– Дальше вас всё равно не пустят, – сказала она моим родителям, – там паспортный контроль!
– Тогда давайте здесь простимся? – предложил папа.
Он потрепал меня по плечу:
– Ну, Машуль. Звони, как доберёшься. Ну, или эсэмэску пришли.
Папа – молодец. Сразу понял, что не нужно сейчас сантиментов. А мама… О нет… Она что-то принялась искать у себя по карманам, потом стала меня зачем-то ощупывать, схватила за шею, прижала к себе и спросила громким шёпотом:
– Тебе никуда не надо? В одно место, а?
– Мама!!!
– Ань, пойдём, – позвал папа, смущённо глянув на Марину.
– Подожди! – отмахнулась мама. – Я бутербродик же сделала! Перед полётом съешь! С докторской. Там два, поделишься с подру… с Мариной! Хорошая колбаса, спеццех делает, стоит дороже мяса.
Если бы можно было провалиться сквозь землю, то я бы это сделала с огромным удовольствием.
– Анют, ты им ещё кастрюлю борща предложи с собой взять, – попытался шутить папа. – Они современные девицы. Найдут, где перекусить.
– Нас покормят в самолёте, – добавила Марина таким же тоном, как Роза Васильевна, когда та что-то объясняла Дане.
Теперь она смотрела на маму не с презрением, а с жалостью. Вот, типа, деревня… Я едва-едва сдерживала слёзы. Только не из-за расставания с родителями, а от стыда и ярости! Честное слово, мне даже в Испанию ехать расхотелось. Серьёзно! Настроение – хуже некуда.
Надо же было маме испортить ВСЁ своим дурацким бутербродиком!!!
Глава 2
В зале ожидания
Марина пахла персиками.
У неё были такие духи – с густым синтетическим запахом персиков. Наверное, сочинитель духов колдовал над составом и думал: «Здорово, что я создал такой аромат! Пусть он напоминает людям о южных садах и тёплых ночах, о раннем сентябре и о сочных плодах».