Первая версия
Шрифт:
Я огляделся. Напившись вчера, подобно, мягко говоря, кабану, я видел только хозяйку дома. Теперь она спала, и мне не оставалось ничего другого, как действовать самостоятельно. Для начала я пошел умываться. В ванной артиллерийской батареей по росту выстроились флаконы, тюбики, пузырьки явно дорогой, в основном французской косметики. Наудачу я понюхал один из флаконов. Пахло ничего, во всяком случае лучше, чем от меня. Едва не почистив зубы каким-то кремом для лица, я все же вычислил зубную пасту. Тупо поразглядывав кафель в ванной, на котором парусники чередовались с пароходами и все куда-то плыли, вроде как мы вчера на курице, я все-таки решил принять
На кухне у Любы на столе стоял какой-то диковинный белоснежный аппарат — не то кофеварка, не то машинка для шинкования морковки. Мог оказаться и вполне обычным микроскопом (европейский стандарт! — так выражается в подобных ситуациях Ломанов). Решив не экспериментировать, я отыскал — не зря ж я столько лекций по криминалистике выслушал! — обычную джезве где-то в глубинах белого шкафа. У Любы на кухне все было белым и чистым, как в операционной. Когда же она вчера успела убраться?
Я поставил две белоснежные чашечки с кофе на поднос. В виде исключения поднос был черным с крупными красными цветами. Я старался идти очень осторожно, почему-то необыкновенно важным казалось, чтобы чашки не съехали с цветов, на которые я их старательно установил.
Люба все еще спала. Мне жаль было ее будить. Я поставил поднос на низкий столик. Прихлебывая кофе, я смотрел в окно. Мысли никак не хотели выстраиваться в стройный ряд. Я одновременно думал о Любе, о смерти Ольги, о деле Кульчинского, о Марине, которой надо хотя бы позвонить... Где-то в глубине моего сознания смотрел на меня выпуклыми глазами очков Семен Филин, геополитик-теоретик. Все это проскользнуло в памяти как второстепенное. Норман Кларк, Норман Кларк — вот кто занял самовольно, без приглашения, мысли и чувства следователя Турецкого.
Странно... Неужели теперь, всякий раз просыпаясь рядом с женщиной, я буду думать об этом мифическом Кларке?
Глава девятая НОРМАН КЛАРК
Приходилось заниматься не только Кларком, а и историей США, которую, как оказалось, мы совершенно не знаем.
К середине тридцатых годов, когда Кларк был уже не мальчиком, а вполне дееспособным молодым человеком, Соединенные Штаты начали оправляться от последствий чудовищного экономического кризиса, обрушившегося на страну между двадцать девятым и тридцать третьим годами. Страх вновь лишиться всех своих сбережений уже перестал висеть дамокловым мечом над каждым американцем. Частная инициатива не только приветствовалась, но и получала посильную государственную поддержку. Знаменитый «новый курс» Франклина Делано Рузвельта давал свои первые плоды.
Букет принятых за несколько лет законов был хорошим подарком гражданам страны, которая, по сути дела, вступила в новый этап своего развития. Это был уже не «дикий капитализм» периода первоначального накопления, а вполне организованная, в определенной мере справедливая система общественных отношений.
Все это произошло, естественно, не только под влиянием кризиса, но в огромной степени потому, что весь мир вступил в новую эру. Положение Советского Союза, которому прежде все предрекали скорую гибель, настолько упрочилось, что наиболее прагматичные политики во главе с Рузвельтом поняли: с СССР гораздо выгоднее быть если не в дружественных, то хотя бы в пристойных отношениях.
Свое правление Ф. Д. Рузвельт начал с установления дипломатических отношений с СССР. В тридцать пятом году было подписано первое торговое соглашение между СССР и США.
На этом фоне не следует преувеличивать «дружественность» американского правительства к большевистской идеологической доктрине. За фасадом внешней благопристойности именно в это время развернулся почти во всю свою мощь фронт тайной войны между разведслужбами великих держав.
НКВД создал мощнейшую разведовательно-диверсионную структуру. Главное направление ее деятельности было ориентировано в первую очередь на США. Это «главное направление» состояло из трех основных видов активности: легальной, полулегальной и тайной.
В рамках легальной активности через коммунистов и сочувствующих шла пропаганда достижений советского государства, его успехов в создании идеальных условий жизни для рядовых граждан, небывалого подъема науки и искусства, спорта и так далее. Полулегальная активность заключалась в поддержке профсоюзного движения США со стороны СССР и Интернационала, а также в материальной помощи Компартии США, профсоюзам под видом международной солидарности трудящихся. Последствия экономического кризиса усилили ряды сторонников «советского образа жизни». Конечно, людям с пределом мечтаний в виде гарантированной пенсии утопические социальные гарантии большевиков казались раем.
Тайная активность на то и была тайной, чтобы не быть заметной не только рядовому гражданину, но и многим политикам. НКВД внедрял своих агентов, как засланных из СССР, так и завербованных среди придерживающихся левых взглядов или падких на кажущиеся легкими деньги американцев, во все сколько-нибудь значимые государственные, частные и общественные организации. Не гнушаясь ничем. Разумеется, разница между мелким агентом, работающим в порту, и, например, конгрессменом, очевидна, но агентурная система была организована таким образам, что информация собиралась по крупицам, в самых разных сферах. Каждому находилось дело.
Одни занимались сбором разведывательных данных — от объема грузовых перевозок крупнейших портов США до совершенно секретных сведений о разработках новейшего оружия. Другие выполняли роль профессиональных провокаторов, активизируя забастовочное движение и массовое недовольство политикой правительства. К непосредственным террористическим актам прибегали не столь часто, но все же чаще, чем это было вызвано оперативной необходимостью. Вряд ли оправданным был знаменитый взрыв в морском порту Провиденса, штат Род-Айленд, когда агенты НКВД при операции по ликвидации бывшего сотрудника НКВД, сбежавшего на Запад Семена Фридмана, заодно ликвидировали почти полторы сотни мирных граждан и вывели из строя мексиканский сухогруз «Элизабет».
Именно в недрах НКВД созрела концепция «правдоподобного отрицания», которая в США получила конкретные очертания лишь в 1948 году в секретной директиве Совета национальной безопасности. По этой директиве любые действия разведывательных служб США должны были планироваться и проводиться таким образом, чтобы у правительства всегда была возможность убедительно отречься от тех или иных действий разведки. Вся политика Сталина была построена на этой концепции начиная с тридцатых годов. Американцы оказались всего лишь примерными учениками.