Первая заповедь
Шрифт:
«Ну почему именно нам достался такой штурман?! Сидел бы тихо, никуда не лез… Так нет! Понесла нелегкая…» – эта мысль будто витала в воздухе, пока не посетила всех.
На Кена никто не смотрел. Но он понял, почувствовал их отчуждение. Да, он виноват. В том, что оказался первым; что заставил других поступить по совести, вопреки инструкции; что в итоге спас их всех, пожертвовав собой. В том, что каждый из них желал оказаться на его месте - и не сумел. Такой вины не прощают. Особенно тем, кого никогда не считали своим.
Он поднял голову и с вызовом взглянул на всех по очереди – Поула, Френка, Артура… За каждого из них он готов был отдать жизнь - там, на призрачной Вионе. Они были его друзьями. Они любили его. Но все это было ТАМ. Здесь у него нет друзей.
Ни слова не говоря, он шагнул к выходу. Сверху из динамиков прозвучал вызов к адмиралу, но Кен даже не обернулся, словно его это уже не касалось.
«Когда-нибудь ты поймешь, каким прекрасным может стать Возвращение…» – вспомнилось вдруг, и из горла вырвался то ли кашель, то ли сухой смех.
«Итак, ничего на самом деле не было: ни Вионы, ни черных лилий, ни командора Герда… Ни Эйи. Ее тоже не было в моей жизни. Никогда…»
Кен стоял на ступенях Главного штаба Флота, испытывая чувства ребенка, у которого лопнул воздушный шарик. Все оказалось сном. Его обманули, заставив извлечь из глубин сознания самое сокровенное, что хранилось там, неведомое ему самому. Заставили стать мятежником и героем, поверить в призраки и бороться с самим собой. А теперь, когда он очнулся, не оставили ничего, кроме воспоминаний, каким он был в том придуманном мире и каким никогда не будет в этом…
Он должен был ненавидеть тех, кто изобрел подобную пытку. Но ненависти не было. Душа казалась пустой. Даже мысль о том, что с Флотом придется расстаться, не слишком его тревожила. Отныне и звезды перестали для Кена что-либо значить. Точнее, перестали быть для него всем. Что-то изменилось. Он стоял на Земле и не испытывал к ней отчуждения. Может быть, в самом деле пора вернуться домой?
Он усмехнулся, вспомнив слова Герда: «К звездам может идти лишь тот, кто больше всего любит Землю. Когда поймешь и почувствуешь это, приходи…» Вот он и понял наконец. Только по-своему: «Тот, кто любит Землю, не захочет ее оставить. Ты больше любил звезды, Учитель. Иначе не ушел бы в свой последний полет. А я… Я любил их мальчишкой. Сегодня я повзрослел».
Легко и упруго он сбежал по ступеням вниз и скользнул по березовой аллее в прохладную глубину парка. Шел, вдыхая полной грудью лесные запахи, и ловил себя на мысли, что так уже было – совсем недавно – в другом мире, в другой жизни, с другим Кеном… И почему-то хотелось упасть лицом в траву и заплакать.
Озеро открылось внезапно: за плотной стеной деревьев - серебряный блеск воды. Кен вздрогнул. Этого еще не хватало: призраки оживают, преследуя его. Тряхнул головой, отгоняя наваждение. И услышал знакомый голос:
– Каким это звездным ветром забросило вас сюда? В нашем парке герои космоса -редкие гости…
Чувствуя, как сердце мгновенно проваливается куда-то, Кен обернулся. На скамье под кустом жасмина сидела девушка в белом платье и с задорным любопытством разглядывала его. Рядом лежал букет лилий. На снежных лепестках поблескивали капли росы…
– Кен!Где ты, Кен? – два десятка голосов - тревожных, нетерпеливых, звали его издалека.
– Это вас?
– с явным огорчением спросила девушка.
Он кивнул.
– Тогда идите, – вздохнув, разрешила она и, видя, что он застыл в нерешительности, улыбнулась: – Да идите же! Только непременно возвращайтесь. Я подожду…
И Кен повернул обратно: туда, где остался его экипаж, его друзья, - всегда и везде, во всех временах и пространствах.
Январь 1984-го - февраль 1996 г.