Первое имя
Шрифт:
— Библиотека новые книги по горному делу получила. Ты пойди посмотри, — сказал Федя, остановившись в дверях.
— Спасибо, схожу… Да ты сядь, боец.
— Чего это я все боец да боец? — нахмурился Федя, опустившись на табуретку возле окна.
— Будто не знаешь? — Степан сбоку взглянул на брата. — Мама говорит, что ты сегодня с Паней и Вадиком генеральное сражение устроил, показал свою прыть. Было дело?
— Какое там сражение! — пренебрежительно усмехнулся Федя. — Очень мне нужно с ними пачкаться!
— Мать говорит, что ты белый, как стенка, стал. Если бы она не подоспела, плохо могло бы получиться… Характер!
— А это характер — маленьких обижать? — сердито возразил Федя. — Пестов так Женю толкнул, что она упала. Я сам видел… А Вадька девочкам играть мешал.
— Что же это они вздумали? Ты разузнал, разобрался?.. Конечно, девочек обижать — самое низкое дело, настоящий парень такого себе никогда не позволит, а все-таки… Где Женя, позови ее.
— Степуша, я тут. Только руки вытру… — откликнулась Женя из столовой, вошла в боковушку, показала братьям обе руки, точно одетые в синие прозрачные перчатки, и пояснила: — Чернильницы вымыла.
Степан посадил Женю к себе на колено и пощекотал ей затылок.
— Рассказывай, егоза-стрекоза, как ты с Паней и Вадиком повздорила?
— Ой, Степуша, совсем-совсем даже не вздорила! — заспешила Женя. — А Вадик бежал мимо, мой мячик ка-ак ударит ногой, потом все веревки на площадке вот так спутал, спутал и за бантики девочек дергал. А Паня меня толкнул, чтобы я упала.
— Видишь какие! — огорчился Степан. — Значит, ни с того ни с сего стали безобразничать?
— Ага! — мотнула головой Женя. — Они глупые барашки.
— Может быть, ты им обидное сказала? — допытывался Степан. — Признайся, Женька, ведь у тебя характерец тоже ой-ой, не сахарный.
— Ничего даже не сказала! — Женя покосилась на Федю и, уткнувшись носом в плечо Степана, шепнула: — Я ничего не сказала, я… только мэкнула Вадьке, как барашек, потому что…
— Эх, ты! — обескураженно воскликнул Федя. — Я же тебе еще в карьере говорил, чтобы ты Вадика не дразнила. А ты опять!
— Я в первый раз после карьера…
— Значит, вы не в первый раз ссоритесь, — сделал вывод Степан. — Ты, Женя, поди еще пополощись, руки отмой как следует.
Когда сестра, виновато оглядываясь на братьев, бочком вышла из комнаты, Степан спросил у Феди, понуро сидевшего на табуретке:
— Что теперь скажешь? Разобраться надо было или нет? Может, не стоило сразу силу свою показывать, а пристыдить всех — и девочек и мальчиков, чтобы не трогали друг друга, не задирали? — Он протянул руку, взял Федю за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза и спросил: — Кто обещал не драться?
— Ну, я… — Взгляд Феди стал виноватым, краска выступила на щеках, но тут же острые искры вспыхнули в глазах, он проговорил тяжело, упрямо: — Только я Паньке спускать больше не стану. Я когда-нибудь его на левую сторону выверну.
— Это за что?
— За всё!.. Думаешь, я не хотел с ним дружить? А он… все время своим батькой хвастается, и Вадьку тоже подзуживает… Просмеивают тебя за то, что ты хочешь, как Пестов, работать, будто ты никогда так не сможешь… Я все равно ему хрустальное яблоко послал, а он отказался. Панька гордый и других унижает.
И Федя замолчал, уставившись в землю.
— Та-ак, значит, идет разговор о моей выработке? — Степан неловко улыбнулся и пошире раскрыл воротник рубахи. — Правду сказать, Федунька, пока хвалиться не могу. Попал я на рудник, где хороших работников полно. Каждый мой промах как на блюдечке красуется, не поспоришь…
Сконфуженный вид Степана перевернул сердце Феди.
Он вскочил, стал рядом со Степаном, крепко прижался к нему плечом.
— А ты сработай как Пестов, даже лучше сработай! — проговорил он, все сильнее нажимая плечом. — Никому не уступай, Степа, слышишь, как на фронте… Ты скорее учись, чтобы Пестова побить, тогда Паньку с Вадькой все засмеют!
— Пестова побить? — переспросил Степан. — Как так Пестова побить?
— Лучше сработаешь — значит, побьешь, — объяснил Федя.
— Да что мы с Григорием Васильевичем деремся, что ли?.. Григорий Васильевич меня учит, своего времени не жалеет. Сегодня опять на моей машине был. А по-твоему, мы вроде как на кулачки срезались, кто кого?
— А если ты лучше его сработаешь, все равно выйдет так, что ты его побьешь, — настаивал Федя уже менее уверенно.
— Как врага на паче сражения? — осведомился Степан.
— Ну… — ухмыльнулся Федя, внезапно выбитый из колеи.
— Видишь, самому смешно стало. Спутал социалистическое соревнование с потасовкой и городишь непонятно что. А ведь ты шестиклассник, кажись.
— А чего Панька хвастается, чего задается!
— Бывает такое у ребят, любят они побахвалиться, — согласился Степан. — Паня хвастун, ну, а ты, между прочим, хочешь Паню в прах повергнуть, перехвастать. Значит, у хвастуна добра набрался.
Ничего не сказав, Федя вышел из боковушки и сел читать. Выглянув в становую, Степан увидел, что брат, подперев голову руками и наморщив лоб, смотрит поверх книги, в пространство.
— Чапай думает? — спросил Степан.
Федя только плечами повел…
Переодевшись, Степан отправился в библиотеку Дворца культуры. С этим можно было бы и повременить, но захотелось пройтись. И медленно, задумчиво шел он вверх по улице Горняков к вершине Касатки. Гора Железная уже знала своего нового работника, знакомые горняки раскланивались с ним, желая доброго вечера, а ребятишки приставали: