Первое задание
Шрифт:
Медленно и тоскливо тянулось время, с великим трудом день перешагнул через свою середину.
«Так здесь целую неделю проторчишь без толку. Может, они в наряд заступили или уехали куда», — подумал Тихон, нетерпеливо прохаживаясь вдоль забора, и вдруг замер: по улице рядом со своей переводчицей шёл военный комендант города майор Шварц. Он вышагивал медленно, как гусак, задрав кверху нос, олицетворяя силу нового порядка. Его самодовольное лицо выражало снисходительность и презрение ко всему окружающему.
Тихона перекосило от злобы. Кровь ударила в голову. Он схватился за пистолет, а мысли, противореча друг другу, били в голову: «Нельзя рисковать! Но можно ли упустить такой случай? Ярый фашист, жестокий палач, гроза города — собственной персоной! Вот он, почти рядом…»
Понимая, что совершает глупость, Тихон перескочил через несколько заборов и оказался во дворе незнакомого дома…
Ганс Шварц не мог пожаловаться на свою судьбу. В то время, когда его товарищи на переднем крае гибли за процветание третьего рейха и величие фюрера, он, хотя и считал себя истинным патриотом Германии, употребил родственные связи для того, чтобы быть подальше от фронта. В делах житейских он был начисто лишён предрассудков, совесть его не мучила — он имел довольно-таки призрачное понятие об этой коварной разновидности человеческих чувств. Был приказ — значит, всё правильно. Душевные смятения не посещали его. Нужно работать аккуратно, чётко там, где тебя поставили, а не умничать и не мудрить. Да ещё неизвестно, где Ганс принесёт больше пользы — на фронте или здесь, на должности коменданта, превращая этот дикий народ в людей, нужных фюреру. Правда, поприще военного коменданта оказалось не таким уж спокойным.
В городе Шварца тревожила подпольная организация, в лесу — партизанский отряд. Попытки ликвидировать подполье и партизан успеха пока не принесли, славы хозяевам нового порядка не создали.
Казалось, русские, эти фанатики, не боятся смерти, презирают её. На смену расстрелянным и повешенным приходят новые люди, и их становится всё больше и больше.
Совсем недавно партизанский отряд был окружён и уничтожен карателями. Более двухсот человек, своих родных и знакомых, похоронили тогда жители окрестных деревень. Из кольца смерти удалось вырваться лишь небольшой группе партизан. И что же? Буквально через несколько дней после этого разгрома, будто по взмаху волшебной палочки, этот отряд вновь во весь голос заявил о себе. По-прежнему активны подпольщики. На улицах города появляются советские листовки, совершаются нападения на полицейских, солдат и офицеров. Партизаны ведут себя ещё бесцеремоннее: по деревням и сёлам вешают преданных фюреру людей, перехватили несколько обозов с продовольствием. А вчера нахально, среди бела дня, убили гестаповского лейтенанта, двух солдат и сожгли машину. Но он, майор Шварц — военный комендант города Лесное, — не вешал носа. Он был уверен в скором конце подпольщиков и партизан. Солдаты великой армии уже пьют воду из знаменитой русской реки Волги. Сталинград пал. Через Кавказские горы завершается исторический бросок к берегам Чёрного моря. Уже древний величественный Эльбрус склоняет перед победителями свою вечно заснеженную двуглавую вершину. Успешно осуществляется гениальный план фюрера о захвате основных, жизненно важных районов огромной страны. Ещё немного, совсем немного усилий — и с Россией будет покончено. Интересно, что тогда запоют партизаны и подпольщики? Сколько они продержатся? Вернее всего, разбегутся кто куда! Скоро это будет. А пока они, нужно признать, представляют определённую силу. Хитрые, упорные, дотошные…
Не случайно капитан Келлер, так удачно проникший к партизанам с хорошими русскими документами, просит разрешения покинуть отряд — считает, что его подозревают, возможен провал…
Где-то далеко на востоке идёт кровопролитная война. Ночи сменяются днями, проносятся над планетой страшные бури и ураганы, волнуются океаны и моря, рождаются и умирают звёзды.
А здесь, в городе Лесное, сегодня тихо. Поздняя золотая осень. Медленно кружатся поблёкшие листья. Приятно пахнет горелой хвоей и берёзовой корой.
Время за полдень, на улицах пусто.
Вдоль домов в сопровождении своей хорошенькой переводчицы Наташи мерно вышагивает майор Шварц. На некотором удалении от коменданта, явно не вписываясь в общий пейзаж тишины и покоя, тихо разговаривая, идут четыре солдата с автоматами. Это охрана. Так, на всякий случай.
Переводчицу Ганс вежливо держит под руку. Девушка идёт, испытывая наслаждение от свежего воздуха, сознания своей молодости и обаяния.
— Господин майор, — кокетливо улыбнулась Наташа, — не пора ли нам повернуть обратно?
Ответить комендант не успел, любезная улыбка застыла на его лице. Сухо прозвучали подряд два выстрела. Первое мгновение Шварц ничего не понял и поэтому не испугался. Наташа вздрогнула и схватилась за плечо, и только тогда до коменданта дошёл смысл происходящего. Стреляли в него, в майора Шварца. Его хотят убить! В ожидании следующего выстрела он замер, весь похолодел, лоб мгновенно покрылся испариной.
Солдаты, грохоча сапогами по булыжной мостовой, быстро пробежали мимо сомлевшего коменданта и скрылись за маленькой калиткой. Раздались длинные автоматные очереди и громкие выкрики. В комендатуре заревела сирена, и по команде капитана Фогеля дежурный взвод был поднят по тревоге.
Тишина отступила.
Погоня продолжалась недолго. Тихон не отстреливался, и его взяли живым. Пистолет подобрали в саду без единого патрона.
У переводчицы пуля слегка обожгла руку выше локтя.
Вскоре ошеломлённый Шварц сидел за столом в своём кабинете. Перед ним, без шапки, с растрёпанными волосами и исцарапанным лицом, стоял партизан.
Взволнованная Наташа устало опустилась в кресло.
Капитан Фогель и солдат-автоматчик замерли у дверей.
Комендант негодовал:
— Как ты посмел, мерзавец, стрелять в немецкого офицера?
— Что? — не понял Тихон.
— Как у тебя рука поднялась, я спрашиваю!
— Во, видали, гусь лапчатый. Что же мне на тебя богу молиться? — Тихон старался говорить спокойно, но подводил голос: то срывался, то дрожал.
— Как фамилия? — неожиданно для себя и для присутствующих громко крикнул комендант.
— Грива кобылья, — в тон ему ответил Тихон.
Переводчица промолчала.
— Что он сказал? — спросил Шварц.
— Что-то про лошадь, — угодливо вставил капитан Фогель, он немного понимал русский язык.
— Какая лошадь? — брезгливо поморщился Шварц и опять закричал: — Фамилия? Я жду ответа!
— А какая тебе разница? — опять дерзко ответил задержанный и смешно, по-мальчишески подмигнул переводчице, так, чтобы не заметили немцы. Ей показалось, что улыбка была смущённой, но Наташа ошибалась. Погладив пальцем разбитую губу, парень с какой-то радостной лукавинкой и вызовом сказал:
— Ты растолкуй, кралечка, этому чучелу огородному: он от меня ничего не добьётся. И ещё скажи, что другие умеют стрелять лучше меня, не промажут. Есть у нас ребятки! — И с сожалением, без зла продолжал: — А как это ты, такая ладная девушка, продалась этим недоноскам?
Всё, что касалось коменданта, Наташа перевела дословно, выбросив только «огородное чучело». Капитан Фогель утвердительно закивал головой.
Шварц взорвался. Грозно приподнятая бровь, которая должна была выражать непреодолимую силу, исказила его лицо.