Первое задание
Шрифт:
— Танечка, на всю жизнь! Ты поверь мне. Я так люблю тебя!
И замер. Ждёт.
Но она не ответила. Только плечи слегка вздрогнули.
Он ещё крепче прижал её к себе и в какой-то миг почувствовал, как она вся напряглась, устремилась к нему.
Всего один миг, который порой человеку не может заменить целая вечность. Улетучились сомнения — она любит! Но что-то тревожит её.
— Что с тобой, глазёнушка моя голубенькая? Скажи мне, что с тобой, ясноглазочка моя? Может, кто обидел?
Таня положила голову ему на плечо и смотрела влюблёнными глазами.
Тихон задохнулся от счастья, затих и долго, долго, будто изучая, не отводил взгляда от её лица.
Таня немного успокоилась и сказала, мучительно подбирая слова:
— Ты хороший. Ты даже сам не знаешь, какой ты хороший!
— Танечка!
— Подожди. Ты думаешь… Я знаю… Верю… Нет, не то! Я тоже люблю тебя! Как-то сразу полюбила, как ты… Но я не могу, не имею права!
— Почему? — простонал Тихон.
— Хорошо, я скажу тебе, но… этот разговор у нас будет последним.
— Да что с тобой? Какая-то ты…
— Какая?
— Не знаю я, не могу понять.
— Хорошо, — решительно сказала Таня, — сейчас будешь знать. Ты видел старшего лейтенанта Гердера, следователя гестапо?
— Знаком с ним…
— Ну вот. Недавно он пришёл к нам домой… Я была одна… Начал приставать…
Таня вопросительно посмотрела на Тихона Он молчал, но взгляд его выражал вопрос. И она слабым голосом продолжала:
— Он ударил меня по голове… Я потеряла сознание… Ничего не помнила…
— Ну! — Тихон даже привстал на носках.
— И всё, — тихо ответила Таня. — В эту же ночь я ушла в отряд. Вот…
Тихона объял гнев, он не мог промолвить ни слова. А она, взволнованная и решительная, с вызовом смотрела на него.
Он продолжал стоять, ни на что не реагируя.
Тогда Таня, пытаясь подавить горькую улыбку и сдерживая подступившие слёзы, медленно пошла к лагерю.
Тихон не заметил её ухода.
И только тогда, когда Таня ушла уже далеко, он бросился за ней. Тихон бежал быстро, как ветер, она была нужна ему сейчас же, немедленно, иначе могло разрушиться всё, разрушиться так, что уже никогда потом нельзя поправить.
И он догнал её. Задохнувшись от быстрого бега и волнения, выпалил:
— Это ничего не значит! Теперь я люблю тебя ещё больше! Ты мой ангел небесный! Родная моя, единственная, самая чистая и прекрасная!
Она смотрела испуганно, но радость светилась в её глазах.
— Танечка, — отвечая на её взгляд, тихо и почти спокойно сказал Тихон, — поверь, я убью его!
Наташа
Когда Наташа и комендант скрылись за дверью особняка, полицай Мишка-Козырь сказал Виктору:
— Не дура губа у нашего коменданта. Откопал себе кралю — первый сорт. Аврора — богиня утренней зари!
— Ты откуда знаешь? — рассеянно спросил Виктор.
— Тут и знать нечего, сразу видно.
— Я тебя про Аврору спрашиваю.
— Это любимая поговорка капитана Топоркова. Грамотный был мужик, кое в чём разбирался. Зря погиб, по-глупому.
— Смерть всегда глупа, — не вникая в болтовню Козыря, раздражённо сказал Виктор. Он никак не мог отогнать от себя навязчивого видения: грустное, напряжённое лицо Наташи, с какой-то еле уловимой тенью обречённости и смертельной тоски. Лёгкая, казалось, невесомая походка… Иногда он думал о Наташе и раньше. Он знал её имя и место работы. И он относился к ней с ненавистью и презрением, как ко всему, что было рядом с оккупантами. Почему же теперь мысль о Наташе не давала покоя, вызывала душевное смятение, будоражила воображение? Не укладывается в сознании, что такая девушка может быть плохой, падшей?.. Глаза с таким добрым и в то же время смелым взглядом не могут принадлежать пустому человеку.
— Между прочим, — продолжал Козырь, не ответив на вопрос Виктора, — эта цыпа не по мне. Красивая, но тощая. Вон — Нинка из столовой. Знаешь? Ни рыла, ни уха, а схватишь — чувствуешь, что-то в руках держишь!
— Да пойди ты со своей Нинкой знаешь куда…
— Я тебе точно говорю, — не обиделся Козырь, — её так и зовут: Ниночка-периночка. От поклонников отбою нет. А эта — что балерина какая-то. На сцене такую хорошо смотреть, а так… — тьфу!
— Перестань ты…
— Подумаешь, интеллигент! Ни бельмеса ты в этих делах не понимаешь, — беззлобно сказал Козырь и уставился в окно.
Таинственный свет пробивался через плотные занавески в сад, освещал большую, развесистую яблоню, снег и ветви сирени с поблёкшими, но упорно не желающими опадать листьями.
Виктор злился, пытаясь не думать об истинных причинах этого неприятного состояния, — несмотря ни на что, ему нравилась эта девушка.
— Комендант — мужик не промах, — пользуясь молчанием напарника, продолжал Мишка-Козырь, — раньше он эту свою секретаршу на квартиру к себе таскал, а теперь здесь организовались. Место, конечно, подходящее. Что ни говори, а умеют всё-таки фрицы дела обставлять…
— А ты видел? — вдруг со злостью спросил Виктор.
— Что?
— На квартиру, спрашиваю, — видел?
— Ха, интересно! Я не видел — другие видели.
— Не верю я, — упрямо, точно убеждая самого себя, сказал Виктор.
— Во, смотрите на него. Херувимчик! Жизни ты не знаешь, Витька, вот и сомневаешься.
В доме глухо прогремел выстрел.
Виктор насторожился, а Мишка-Козырь совершенно спокойно сказал:
— Во, даёт, гад! Раз — и концы в воду. А я думал, что тут полюбовное дело. Понял?