Первое задание
Шрифт:
Потом вновь вернулся к страшному месту, ещё раз внимательно, по-хозяйски осмотрел всё и при помощи раскалённых углей поджёг дом. Убедившись, что огонь набрал силу, Виктор быстро направился к темнеющему вдалеке лесу.
А уже через десяток минут старый деревянный дом пылал, как огромный факел.
…Наташа с трудом брела по городу. Раненая рука тяжёлым камнем тянула вниз, неприятно кружилась голова, подкашивались ноги. До квартиры майора Шварца, где собралась большая, весёлая компания по случаю его дня
— Напали… — еле слышно прошептала Наташа. — Ганс убит… Полицаи… изменники!
Празднование не состоялось.
Демель объявил тревогу.
Расплата
Растрёпанная, раскрасневшаяся от быстрого бега и возбуждения, Таня пулей слетела вниз по ступенькам в землянку комиссара отряда.
— Тихон! Ушёл убивать Гердера!
Владимир Васильевич оторвал взгляд от свежей газеты и спокойно сказал:
— Сядь, Таня, успокойся. Объясни всё по порядку. Какого Гердера, почему его нужно убивать?
— Гердер! Старший лейтенант, следователь гестапо!
— А кто послал Тарасова?
— Да никто… сам он. Его опять поймают!
— Цыц ты. Кого поймают? Толком говори.
— Он его убьёт, а его поймают!
Владимир Васильевич внимательно посмотрел в широко раскрытые, испуганные глаза и понял, что Тихон опять затеял какую-то авантюру.
— Таня, скажи спокойно: кто его послал и сколько человек пошло с ним на операцию.
— Никто! Один! Пошёл — и всё! Разозлился и пошёл! Я его уговаривала, уговаривала, а он всё равно пошёл!
— Давно?
— Нет, только что.
— Один?
— Один. Я же говорю…
— По какой дороге? — быстро надевая полушубок и шапку, спросил комиссар.
— В сторону ручья.
…Через полчаса насупившийся, злой Тихон сидел в землянке комиссара. Злился он на Таню, которая выдала комиссару его намерения, на себя за то, что не успел нырнуть в кусты от конных партизан, посланных за ним вдогонку, и на комиссара: он чего-то ждал, оттягивая неприятный для Тихона разговор, будто унижать Тихона ему доставляло огромное удовольствие.
А Владимир Васильевич, убедившись, что Тихон немного остыл, спокойно сказал:
— Расскажи, что случилось?
Тихон нахмурился ещё больше и молчал, катая ногой еловую шишку, валявшуюся на полу.
— Что молчишь, герой?
Тихон встал.
— Что говорить-то, всё равно я его убью!
Таня вздрогнула и восхищённо посмотрела на Тихона.
— Может быть, ты внесёшь ясность? — перехватив её взгляд, спросил комиссар.
— Я? — наивно улыбаясь, спросила Таня и покосилась на Владимира Васильевича.
И были в это время на её лице и добрая простота, и чисто девичья лукавинка. Но ненадолго.
— Из-за меня он…
— А… — протянул комиссар, — тогда мне всё ясно.
Он один в отряде знал о трагедии этой девушки и крепко, по-мужски хранил тайну.
Пристально и очень серьёзно посмотрел он на парня.
А Тихон уставился в угол с выражением решимости и обиды.
— Садись, Тихон, что стоять столбом. В ногах правды нет. Скажи, ты любишь Таню? — спросил Владимир Васильевич и перевёл взгляд на Таню.
Тихон не ожидал такого вопроса, но, несмотря на это, не обнаружил ни растерянности, ни смятения. Он ответил твёрдо, с вызовом:
— Люблю!
Ответил таким тоном, в котором явно прослушивалось, что Тихону эта тема, по крайней мере, неприятности не доставляет.
— Прекрасно! Понимаю и приветствую! Как такую не полюбить — умница, красавица! Хорошо, а теперь скажи, зачем же ты хочешь ей принести горе. У неё и так его хватает по горло!
— Я? — испуганно спросил Тихон.
— Конечно.
— Да я для неё…
— Я, да ты, да мы с тобой, — перебил его комиссар, — опять горячка и фокусы, опять всё через пень-колоду да на авось! Пора уже стать посерьёзнее. Пропадёшь, а что с Таней будет? Об этом ты подумал? Нет, конечно. Между прочим, запомни: вспыхнуть вот так, как ты, легче, чем повседневно и разумно вести борьбу. Я знаю, что ты можешь и гору свернуть, но только чтобы с маху! Это ты пустил старый, глупый лозунг по отряду: или грудь в крестах, или голова в кустах?
— Между прочим, — невозмутимо ответил Тихон, — эту поговорку впервые я услышал от вас.
— Ой, Тихон, дотошный ты парень, забубённая, горячая голова. Ты мне зубы не заговаривай! Я тебя спрашиваю: о Тане ты подумал? А она ведь тоже тебя любит. Да, любит! И не таращь на меня свои кошачьи глаза. Прибежала, дрожит вся — боится за тебя. А тебе, конечно, всё это трын-трава. Ты — Тихон Тарасов, прославленный партизан, герой! Раз ты решил — баста. А каково другим будет от этого? Хорошо или плохо? Не пострадает ли наше общее дело от этих фортелей — это для тебя значения не имеет.
— Товарищ комиссар!
— Ну, что?
— Что же вы меня срамите, будто я какое плохое дело задумал? Гердер — это же такая сволочь! Это бандит, а я должен терпеть? А она сразу же бежит к вам, точно я маленький какой…
— Она за тебя боялась, жизнь твою спасала. А ты её чуть ли не предательницей считаешь.
Владимир Васильевич потрепал его за волосы.
— Хороший ты парень, но необуздан и горяч.
— Что же я, выходит…
— То и выходит, — перебил Тихона комиссар, — выдержки у тебя нет. Но в одном ты прав: уничтожать фашистов нужно беспощадно!