Первостепь
Шрифт:
Еохор теперь сидит. Болотная Выдра колдует над очагом, Большая Бобриха решила вздремнуть. Её слова выкинуты.
Шаман нисколько не удивлён приходу охотника, будто ждал. Но ведь он так быстро вернулся… с пустыми руками. В непроницаемых глазах Еохора скользит тень злобной усмешки, Режущий Бивень снова теряется, как и всегда… очень быстро поднялся шаман, небывало!
Понурив голову, Режущий Бивень говорит тихо-тихо, словно шепчет из-подо льда:
– Охотник не может убить друга… Он попросил духа льва не трогать шамана…
Всё. Он хочет идти, потому что Еохор молчит, пережёвывает подлёдное объяснение; Режущий Бивень намерился поскорее удрать, повернулся, но насмешливый голос шамана останавливает его:
– Нынче много больных, за всех надо было просить… Девочка Маковый Лепесток и…
Режущий Бивень резко оборачивается. Он уже раскрыл рот, чтобы спросить, что же с Маковым Лепестком, но шаман ещё не закончил своё, шаман продолжает:
– … и Угрюмый Носорог, – и тотчас Режущий Бивень запинается на лету:
– А что случилось с Ма… Угрюмым Носорогом?
Шаман громко смеётся. Никак невозможно поверить, что ещё утром был он так болен. Шаман предлагает спросить у знахарки, что же произошло с Угрюмым Носорогом, и Режущий Бивень, как завороженный, вторит ему:
– Болотная Выдра, скажи, что стряслось?
Глаза у знахарки как у гиены в ночи. Сверкают красным, втягивают огонь. Жуткий взгляд… надо быть ей подругой шамана. Второй жуткий взгляд… Режущий Бивень вдруг вспоминает воровку, которую вчера он убил… несомненное сходство. А он – сходит с ума, будто сходит с ума, будто завяз в странном сне, который верёвкой обмотался ему вокруг горла – и так всё отчётливо видно. Нет больше чума шамана. Гиена рассказывает о колдовстве, о больном правом плече, так понятно рассказывает – но с него хватит! Он выскакивает из жилища шамана, на бегу хватает оружие. Встречные люди оторопело уступают ему дорогу, но ему не до них, совсем не до них.
Угрюмый Носорог как раз вышел до ветра, опять вышел до ветра, еле идёт. Вот их глаза неотвратимо встретились – и брат-близнец Чёрного Мамонта сник. Накидка сама соскользнула с него и упала в грязь под ногами – так и есть, плечо перевязано, так и есть!
– Где Угрюмый Носорог получил свою рану? – ехидно интересуется Режущий Бивень, вытаскивая из-за спины стрелу
– Что за дело тебе до моей раны?.. испуганно отвечает брат Чёрного Мамонта, забыв об упавшей накидке. Его голос настолько дрожит, что не остаётся ни малейших сомнений. Стрела сама вонзается в живот Угрюмого Носорога – и тот сгибается, переламывается пополам, отступает назад и ничком падает на подстелившуюся шкуру.
Режущий Бивень даже не глянул, была ли стрела простой или отравленной. Если он снял с наконечника защитный лоскут, значит – отравлена. Но он даже не помнит. Подумал после. Возможно, он стрелял вместе с лоскутом. Какая разница. Дело сделано! Теперь поскорее вернуться в свой чум, зарыться, забиться в нору – и спать, только спать!..
****
Огромный лев катается на островке рыхлого снега. Близится весна, время любви, грядут перемены. Он хочет оставить запах зимнего зверя – и пусть тот растает вместе со снегом. Рыжегривый войдёт в весну свежим и чистым. Новым. Готовым впустить новую жизнь.
Три наглеца всё ещё бродят по его необъятным владениям. Возможно, им просто некуда отступать – но тогда они должны умереть. Или он. Всем им не поместиться в этой степи.
Навалявшись, Рыжегривый отправляется в обход. Не может он спокойно спать, его хвост нервно дёргается, его ноздри предчувствуют вражеский запах. Так нельзя. С этим нужно покончить. Он отыщет наглецов, где бы те ни скрывались, и вступит в бой. Он больше не рычит, не разглашает себя. Он направляется не на турнир. Он идёт на охоту. Он охотится на львов, это большая охота, великая. Но он спокоен. Только кончик хвоста ошалело крутится на ветру, отдаёт воздуху излишнюю ярость. Лев неуклонно движется к своей цели. Не спешит. Но и не мешкает.
Близится утро. Для льва оно уже наступило, хотя солнце ещё глубоко под землёй. Два оленя толкались весь день за право первым встретить Весну, чесали прорезающиеся молодые рога и так намаялись, что стоя задремали рядом под сенью голой липы. Рыжегривый учуял издалека их потную вонь, изменил направление. Он забыл чувство голода, ему не до того, но потный запах не должен засорять степь. Здесь место только запаху льва.
Олени не услышали приближения смерти, так тихо она кралась на мягких подушечках с втянутыми когтями. Или они так сладко спали, ловя весну в своих снах. Рыжегривый подкрался в упор и прыгнул. Одним ударом могучей лапы сломал хребет безрогому. Теперь тот и впрямь проснётся весной. Но другой испуганно фыркнул, попытался отпрыгнуть; Рыжегривый дал ему только миг, чтоб очухаться. А в следующий миг запрыгнул уже на его спину, мгновенно подломил под себя, а дальше его клыки молниеносно нашли горячее горло с пульсирующей артерией. Олень выкатил ошарашенные глаза, распахнул пасть в поисках воздуха, но смог вдохнуть только смерть. И его душа быстро отправилась бродить по весенним лугам на той стороне. А на его остывающем теле взгромоздился огромный лев и долго тяжело дышал за двоих, впитывая чужое тепло. Потом он распорол жертве живот, вытащил длинные склизкие внутренности, подарок дневным стервятникам, добрался до сочной печени. Он успел отведать печени, когда услышал голоса. Нет, это не его львицы спешили на пиршество, это рычал один из наглецов. Рычал неподалёку, рычал для чужих львиц, не подозревая, что их бесстрашный хозяин всегда начеку.
Рыжегривый оставил две горы нетронутого мяса. Есть дела поважнее. Тяжелой трусцой он направился на голос врага. На этот раз бой будет до смерти.
Но его чаяниям не суждено было сбыться. Убив двух оленей, лев испачкался кровью, и его гордый дух вышел наружу. Запах триумфа далеко разлетался окрест, где бы он ни пробегал. Наглец заблаговременно обнаружил его и предпочёл трусливо отступить. Рыжегривый неторопливо бежал, достоинство не позволяло ему гнаться, подобно презренному волку, но по-другому врага невозможно было настичь. И тогда лев в ярости остановился. Ничтожный противник презирал честные правила. Что тут можно поделать? Рыжегривый вспомнил о горах оставленного мяса и повернул.
И снова судьба смеялась над его планами. Наверное, его ярость дразнила её. Судьба послала медведя.
Огромный шатун, разбуженный теплом ранней весны, конечно же хотел есть. Его изумительный нюх не мог не засечь флюиды оленьей крови. Обезумев от жадности, косолапый шёл напролом к чужой добыче, не думая, что хозяин может вернуться. А хозяин вышел на его следы сзади. И львиная ярость удесятерилась.
Медведь обнаружил преследование в самый последний момент. Он успел обернуться и встал на задние лапы в свою защитную стойку, превратившись в устрашающую громаду. Сделай он это чуть раньше, лев бы мог испугаться. Но теперь льва уже нельзя было остановить. Его тело прыгнуло, и всё происходило мгновенно. Теперь действовало только тело, не спрашивая разрешения у головы. Острые когти передних лап обхватили врага, зубы хотели впиться в шею медведя, тупые когти задних лап надеялись вскрыть бурый живот. Однако медведь могучим ударом своей страшной лапы отбросил льва – у того посыпались искры из глаз, на какой-то миг показалось, будто земля перевернулась. Но гибкий лев всегда падает на ноги. Его голова очнулась и подсказала телу, что первая атака не удалась, теперь медведь победит, потому что умеет хранить свои силы. Льву тяжело было дышать, его дыхание сбилось, а возбуждённое тело неудержимо тряслось. Голова предлагала ему отступить, однако нос вдруг почувствовал обильную кровь на медвежьем животе. Косолапый тоже это почувствовал, опустил морду, чтобы взглянуть, что там случилось с его косматым животом – и в этот момент тело льва взвилось в новом прыжке. Медведь не успел защититься и не устоял на двух лапах, повалился от силы неожиданного удара – и лев нашёл его горло. Медведь стукнул лапой бок льва, но Рыжегривый на этот раз удержался. Теперь его челюсти могла расцепить только смерть, всё равно чья. Медведь ударил ещё раз, но совсем слабо. Потому что первой пришла его смерть. И он смирился.
Рыжегривый долго не мог поверить в победу. До треска сжав зубы, очумело прислушивался, как замирают биения медвежьей воли. И когда они совсем замерли, угомонились, застыли – и тогда он не разжимал клыков. Будто уснул. Но это уснула его буйная ярость. Наконец и она обессилела, наконец, лев ничего уже не хотел. Только лежать и наслаждаться тёплым покоем.
А потом, належавшись, он стал поедать медвежье мясо. Очень вкусное у медведя мясо, хотя редко случается льву отведать такого. Но теперь он мог пировать вовсю. Ничто его не тревожило. Ни весна, ни далёкие наглецы. Хотя… Наглецы всё же тревожили. Едва уловимый запах одного наглеца добрался снова до Рыжегривого – и даже этого оказалось достаточно. Он тут же поднялся на лапы и стал принюхиваться. У него не было ни малейших сомнений, он будет драться, он победит, надо только определить направление запаха.