Первостепь
Шрифт:
Охотиться, тоже, вдвоём можно только на мелочь. Значит, всегда нужно быть на ногах. Носиться, высунув языки. И глядеть в оба. Даже злобные кабаны-секачи норовят напасть на одиноких волков и отбить их добычу. Те самые кабаны, добыча для стаи, отбивают добычу у одиночек. И нагло поедают на волчьих глазах.
Серый ничуть не внимал её опасениям. Предчувствовал дуновения близкой весны. Наскакивал с ласками, влюблённо скулил, подобострастно заглядывал в глаза. Его довольная морда распевала как птица: «Всё так хорошо! Всё так прекрасно! Давай призовём новых волков. Маленьких пухлых щеночков. Разве не хочешь пухлых щеночков?»
Конечно, она хотела. Для того и создано тело, чтобы хотеть. Самая сладкая прелесть этого мира – хотение. Слаще
Подруга вылезла из норы, взобралась по крутому склону оврага и вышла в открытую степь. Её голова ещё немного шумела после долгого сна. Серый натаскал ей в нору душистых засохших трав для подстилки, волчице уютно спалось и снились хорошие сны.
День выдался смурый и тёплый. Неглубокий снег потихонечку начинал таять, на буграх с солнечной стороны уже опять проступала сухая трава, а кое-где зеленела и свежая поросль. Безудержно пахло весной.
Серый отправился на охоту, покуда она спала. Где-нибудь разыскивает зайцев или вынюхивает забившихся в снег куропаток. Она тоже принюхалась по всем сторонам, но нигде не обнаружила свежего запаха своего напарника. Далеко он ушёл, и она перестала о нём вспоминать. Взобралась на холмик, выбрала место, где уже не было снега, и улеглась на траву. Будто не выспалась.
Но она не спала. Она слушала звуки будущей жизни. Четыре крохотных милых сердечка стучали в её брюхе. Она закрывала глаза и хорошо видела, как плавают розовые комочки. Она видела дальше, как эти комочки вытягиваются, чернеют, появляются на белый свет. Три волчонка и одна девочка. Три её сына унаследуют безалаберность Серого, его простодушие и безграничную радость. Но дочь будет точно такой, как она. Подруга радовалась. Она разговаривала со своими волчатами на немом языке, разъясняла, как строить тела и какими они должны стать. И комочки старательно ей внимали.
Серый едва не застал её врасплох, так она увлеклась потаёнными разговорами. Он принёс ей ползайца и приветливо размахивал взъерошенным хвостом. Она поднялась ему навстречу и приняла дар. Её комочки не должны голодать. Серый тоже об этом знал.
Серый попрыгал вокруг неё, поластился, пока она быстро ела, и обратно отправился в степь. Он звал и её за собой, но она не хотела куда-то бежать. Ей было так хорошо наедине с крохотными сердечками. Она осталась.
Где-то за оврагом неслышно прошла кабарга. Подруга поймала будоражащий запах, привстала – и снова легла. Комочки не желали трястись, зачем ей куда-то бежать, гораздо лучше дождаться напарника. Она оставила кабаргу львам. Гиенам, людям, медведям. Другим. Хотя люди для неё не совсем были другими. Что-то внутри неё смутно помнило прошлую жизнь, обрывки запутанных воспоминаний порою внезапно выныривали непонятно откуда и мутили сознание. Чаще всего ей мерещилось пламя костра. Деревья, деревья – и пламя костра. Весёлые лица людей, огонь, аромат горячего мяса. На мгновение она забывала о внимающих ей комочках и пыталась вглядеться в пламя костра. Она что-то искала в пляске огненных языков, нечто до боли знакомое, ей казалось, что если она чуть-чуть напряжётся, то обязательно вспомнит наиважнейшее, такое же важное, как комочки внутри неё – но задняя часть головы начинала тоскливо саднить от натуги, и волчица опять видела перед собой предвесеннюю степь. Ту самую степь, куда ушёл Серый за новым зайцем для её нежных комочков.
На этот раз Серый притащил колонка. Он отдал ей целиком ярко-охристую тушку – и, действительно, что там было делить? В два присеста
Короткий день уходил далеко за реку. Сгущались сумерки. Сумерки, утром и вечером, воодушевляют волков. Подруга направилась за овраг. Серый не отставал, ступая след в след.
У клыкастых самцов кабарги резкий запах, особенно в преддверии весны. Этот запах предназначен для самок, но и волки его чувствуют издалека. Кабарга это знает. Она неохотно выходит из леса, покуда какая-нибудь нужда не погонит в открытую степь. Подруга догадывалась, куда может идти кабарга, и где ей уж точно нечего делать, потому решительно сокращала путь. Наверняка кабарга укроется на ночь в перелеске, там и попробуют волки её изловить.
Но резкий запах привлёк не только волков. Внезапно Подруга остановилась. Три молодых льва тоже хотели полакомиться маленькой кабаргой. Волчица учуяла загодя неразлучную троицу и тревожно зашмыгала носом. Она забыла уже про несчастную кабаргу, но львы в такой близости внушали тревогу. Если они бродят здесь постоянно, то как она спрячет своих будущих волчат?..
Серый не воспринимал её беспокойства. Неудавшаяся охота – и только. Они возвращались назад по своим же следам, запах недоступной кабарги ещё долго их дразнил. Подруга не знала, что предпринять. Бросить уютную нору, перебираться на новое место и обустроиться заново – или же ждать. Может быть, лучше всего было ждать. Ведь эти три льва здесь такие же пришлые, чужаки, как и волки. Хранитель этой степи, Рыжегривый, изгонит пришельцев, но когда он появится тут? Не будет ли слишком поздно?..
Победные вопли львов огласили сумерки. В мгновение ока разорвали на три куска кабаргу. Волки, и те не бахвалятся такой скромной добычей. Подруга решила ждать.
Наверху произошли перемены. Пелена низких туч разорвалась, показалась надломленная луна. Снег заискрился, а волки задрали морды и дружно завыли. Они говорили: «Мы здесь!» – и рассказывали о своей жизни, о своих будущих планах. Души бывших волков наверху могли их теперь видеть. И знали о них. И о комочках в чреве Подруги. У них появлялась стая.
****
Ему снится важный сон. В стойбище, в проходе между тесно стоящими чумами он пытается догнать неизвестного врага. У того нет лица… или оно слишком смутное. Весь враг полностью смутный. Некий желтоватый сгусток силы в форме человека. И он этот сгусток, наконец, настигает. Словно яростный лев, впивается зубами в правое плечо. Но его зубы захватывают невесть что, вязкое и непонятное. От изумления охотник тут же просыпается.
Стойбище давно уже на ногах. Доносятся детские крики, голоса занятых по хозяйству женщин. Режущий Бивень, накинув на плечи шкуру, выходит из чума.
Его встречает сырой серый день. Мальчишки метают деревянный возвратник, пытаясь сбить подвешенную на дубовом суку кость. Стайка девочек лепит снежную бабу. Катают липкие комы, наращивая до огромных размеров, потом всей ватагой громоздят один на другой. Слаженно действуют, но Режущий Бивень вдруг спохватывается, что чересчур долго наблюдает за девочками, охотнику это не подобает.
Навстречу идёт Кошачий Ус. Пожилой следопыт поймал у реки в кулёмку колонка. Режущий Бивень интересуется, нет ли вестей от разведчиков с того берега. Кошачий Ус говорит, что покамест всё тихо. Зато позади стойбища бродит усталый носорог, Режущий Бивень мог бы запросто подбить огромного зверя из своего лука, если, конечно, имеет желание. Но Режущий Бивень не имеет желания – и больше не о чем разговаривать. Больше нечего делать. Режущий Бивень удивляется сам себе. Что с ним происходит? Почему его не привлекает охота, почему он не хочет свежего мяса, почему ему даже не хочется поболтать о повадках зверей, пообщаться с другими охотниками? Вот он вылез из чума – но куда он направится?.. Ведь он не знает. Совсем не знает. Просто топает через стойбище, пройдётся до самого конца, до крайних жилищ, а потом вернётся назад и, возможно, обратно пройдётся ещё раз.