Первостепь
Шрифт:
Постепенно наступает перемена. Аромат орехов слабеет, рыбы вообще будто и не было, вокруг становится серым серо. Режущий Бивень вдруг понимает, что он заснул, и даже радуется, ведь теперь утро придёт быстрее, но его беспокоит чересчур хмурый сон. Ведь такой сон не к добру, он пытается заставить свой сон измениться, просит выглянуть солнышко, но вместо этого из тьмы выглядывает Чёрная Ива.
Он чувствует сквозь сон, как бьётся его сердце. Чёрная Ива такая же красивая, как и всегда, неимоверно красивая, но необычно бледная, почти прозрачная. Он боится этой странной прозрачности
– Мать меня позвала, – говорит с невыразимой грустью Чёрная Ива. И добавляет с робкой улыбкой на бескровных губах: – Меня здесь называют Утренней Радугой.
Режущий Бивень не может этого слышать, не должен. В отчаянии он орёт не своим голосом:
– Твоя мать умерла!.. – и заканчивает потише: – Ты нравилась Чёрному Мамонту…
Какой страшный у него голос, какие жуткие слова, словно выструганные из самого крепкого дерева, будто высеченные из самых твёрдых камней. Режущий Бивень пугается своего голоса, и Чёрная Ива тоже пугается. «Ах!» – всплескивает она руками и меняет облик, становится оборотнем, мерзкой старухой. Её дряблое лицо подхватывает вихрь, вертит перед взором спящего – и тот просыпается весь в холодном поту.
До утра ещё далеко. Дождь больше не льёт. Неподвижная тишина зависла в таком же неподвижном воздухе.
Режущий Бивень вылезает из своего жилища. До него понемногу доходит, почему вокруг такая тишь. Потому что звенит внутри его головы, неистово звенит – и никакие внешние звуки не могут проникнуть сквозь эту преграду.
Он возвращается в чум, ложится. Звенящая голова грозит расколоться, расслоиться на отщепы, как колется кремень после правильных ударов. Или как лопается орех. Режущий Бивень вдруг понимает, что ничуть не расстроится, если это жужжалище и в самом деле лопнет. Он будет с множеством голов.
Но голова не лопается. Звенит, гудит и жужжит, будто так и должно быть, будто это нормально. Режущий Бивень уже и не знает, вдруг это и в самом деле нормально?..
Он обратно вылазит наружу, глубоко дышит полной грудью. Холодный сырой воздух помаленьку прочищает его голову. Звенит уже только в одном ухе, второе же прислушивается к привычным звукам ночи. Где-то взвизгнула лошадь, прощаясь с жизнью. И через несколько мгновений заголосили гиены, спутницы смерти. Рявкнула львица. Ночь живёт своей жизнью, так было всегда и так будет.
Вдруг кто-то идёт. Режущий Бивень вздрогнул: кто может ходить такой ночью, но… но это вернулась Чёрная Ива, вернулась? Он так натужно всматривается, что, кажется, лопнут глаза. Это не Чёрная Ива. Это мужчина. Сосновый Корень.
– Что делает Сосновый Корень посреди ночи?
Сосновый Корень, кажется, даже не удивлён, что Режущий Бивень его поджидает. Какой-то он не такой. Совсем чужой голос. Бескровный.
– К шаману ходил. Пропал шаман.
– Как так пропал?
Но Сосновый Корень уже и забыл про шамана, другое на сердце:
– Жена умерла.
Режущий Бивень сначала подумал про жену шамана, про Большую Бобриху. Хотел что-то сказать про старуху – и вдруг чуть не подпрыгнул. Да что же такое? Ему тоже вот странно приснилась жена, нет ли тут какой связи, может
– Последние слова были про Чёрную Иву.
– Как про Чёрную Иву? Какие слова? – Режущий Бивень едва не кричит, так он напуган, плохо всё это, ужасно плохо, никак не к добру.
– Не пускайте в лес Чёрную Иву, - сказала. – Львиный Хвост пусть спасёт.
– Не пускайте в лес? – ошеломлённо повторяет Режущий Бивень. – Львиный Хвост… При чём же тут Львиный Хвост? Кого спасёт? Как?
Но Сосновому Корню невмоготу рассуждать:
– Так сказала и отошла, - он вроде как даже смахивает слезинку, горе у друга, большое горе, но Режущий Бивень занят своим, не даёт ему покоя теперь Львиный Хвост, какое этот может иметь отношение, ну какое, он хочет об этом спросить напрямую, но Сосновый Корень… его уже тут нет, уже пошёл к себе, к мёртвой жене, Режущий Бивень готов кинуться вдогонку, чтобы переспросить, чтобы… вдруг он что-то не понял, но… Но он остаётся на месте. У Соснового Корня умерла жена, – дошло это, наконец, полностью и до Режущего Бивня, ни в какую догонку он не побежит, просто… отправится к Львиному Хвосту.
Он оказывается перед чумом Львиного Хвоста. Ему трудно сообразить, почему, по каким признакам именно этот чум должен принадлежать Львиному Хвосту, но он не сомневается. Его уши слышат нездоровый кашель ребёнка.
– Львиный Хвост может выйти? – говорит он негромко.
Внутри кто-то шевелится, что-то бормочет, затем снова заходится в кашле ребёнок. И под этот кашель из чума на четвереньках выползает Львиный Хвост. Только что проснувшийся, он, конечно, удивлён. Но как будто не подаёт виду:
– Что такого случилось посреди ночи у Режущего Бивня?
Режущий Бивень недоумённо смотрит на него, будто не узнавая во тьме, он никак не может вспомнить, как он здесь очутился, в его голове так всё перемешалось, но если Львиный Хвост хочет узнать, что же случилось, если он для этого пришёл, тогда надо ответить ему.
– Дурной сон приснился. Чёрная Ива.
– Чёрная Ива? – переспрашивает Львиный Хвост, и его голос заметно дрогнул. – Она отправилась за орехами с женщинами?.. Они, наверное, заночевали в лесу. Орехов было много, припозднились и не хотели возвращаться ночью под дождём…
– Плохой сон, Львиный Хвост, плохой, – перебивает его Режущий Бивень, но тот опять возражает:
– Режущий Бивень ел много мяса. После обильной еды дурные сны не редкость. Режущий Бивень качает головой:
– Это не тот сон. Не тот.
Теперь Львиный Хвост молчит. Его жена тоже не вернулась, но он не видит в этом ничего странного, не видел, покуда его не всполошил среди ночи Режущий Бивень. Хотя… вроде бы что-то не так и у Львиного Хвоста, вроде как тот отводит глаза, вроде как что-то скрывает. Но не понять. Ничего не понять. Только… никого не спасёт Львиный Хвост. Никак. Это понятно заранее, Режущий Бивень не сомневается. Причём тут может быть Львиный Хвост? Ну, причём? Самому ему нужно действовать. Самому!