Первостепь
Шрифт:
Теперь он вновь думает про Степного Орла. Хороший был охотник. Настоящий. Правильно жил. А они… они все уже не такие, не только Львиный Хвост, но и другие… Режущий Бивень, Сосновый Корень – они как теперь живут? По-другому живут. Не так, как жил Степной Орёл, как жили предки. Не так. Теперь всё по-другому. Только у стариков на лицах улыбки. Эти рассказывают о своей благодатной жизни, а молодые… почему у них хуже? Ведь им хуже. Вот ему, Львиному Хвосту – ему хуже. Ну точно!
Сверху заклекотал орёл, громко заклекотал, словно соглашаясь с мыслями Львиного Хвоста, что тому хуже, или, наоборот, возмущаясь – Львиный Хвост в ответ покачал головой. Увы… Это раньше охотники всё понимали, а вот он… Вместо того, чтобы слушать других, себя только слышит, себя одного. Он уже не поймёт, чего хочет орёл. Клекочет, клекочет. Кому-то клекочет. Ему? Не ему? Как будто ему… А он… Махнул рукой Львиный Хвост. Не понимает. Дальше пошёл. До ручья ещё далеко, но спешить
Он вдруг поморщился. Громко втянул ноздрями воздух, словно хищник какой, словно хочет принюхаться на добычу – но и вправду принюхивался. К себе самому. Наклонил голову, стал нюхать свою голую грудь. Раз нюхнул, два – и с каждым нюхом лицо его всё больше свирепело. И вдруг Львиный Хвост повернулся и стремительно побежал. Изо всех сил побежал. Будто добычу какую заметил, будто он хищник, будто он гонится.
Но ни за кем он не гнался. К реке побежал. Добежал до берега, на ходу разбросал, что было с собой, также на ходу скинул штаны и стремглав бросился в воду. Нырнул и поплыл. Вода показалась прохладной, но он снова нырнул, глубоко, а когда вынырнул, то повернул назад к берегу. На отмели остановился и стал тереться речным песком. Мылся как будто. Тщательно мылся. И грудь тёр, и спину, где мог дотянуться, руки потом, после и ноги. Долго так тёрся. Наконец, вышел. Присел на берегу, чтоб обсохнуть.
Злость его значительно сошла, и он мог теперь снова спокойно думать. Кажется, всё смыл. Он несколько раз обнюхал свои плечи, и грудь тоже попытался обнюхать, и руки – на этот раз вроде бы ничего не унюхал. Всё смыл. Все проделки его Черепахи.
Львиный Хвост осуждающе покачал головой. Не зря она вчера так ласкалась. Прямо подлизывалась. Сначала намазала медвежьим салом своё лицо – для красоты, чтоб белым было, чтоб Львиный Хвост так подумал, а на самом деле… Львиный Хвост теперь усмехается – на самом деле другое задумала его жена. Стала к нему ластиться. Он её оттолкнул, сказал, что хочет спать, что завтра ему на рыбалку, потому нельзя обниматься с женой. Он её не хотел, он уснул, а она всё приставала, всё гладила, чтоб усыпить его бдительность. А после, когда он уснул, Черепаха достала своё медвежье сало и намазала им мужа. Его, Львиного Хвоста, намазала медвежьим салом!
Львиный Хвост в возмущении поднялся на ноги. Гневно глянул в сторону стойбища, будто мог отсюда увидеть жену – конечно, не мог, но проклятие он всё равно ей мысленно послал. Как могла она на такое решиться, как посмела! Тайно намазать мужа медвежьим салом. Чтоб он перестал думать о Чёрной Иве, чтоб помнил только о своей жене и ни о какой другой женщине. Вспомнила древнее средство. Как раз перед оргиями вспомнила. «Дура!» - потрясает кулаком Львиный Хвост. Дура! И на что она только надеялась?.. Что он ничего не поймёт? Что не заподозрит? Дура!
Однако долго Львиный Хвост ругаться не стал. Незлобивый он человек. Если так положить руку на сердце – может, даже и правильно его черепаха пыталась сделать. Жена должна держаться за своего мужа. А муж за жену. Так полагается. Так должно быть. Да вот не всегда бывает. Отнюдь не всегда.
Львиный Хвост надел обратно свои штаны, собрал разбросанное и направился дальше. Туда, куда изначально и собирался. На рыбалку.
Кипучий ручей «кипит» только весной, когда тают обильные снега. И ещё осенью тоже «кипит», когда идут на нерест таймени. Сейчас воды в нём немного, течение слабое, всё дно просматривается, как на ладони, среди камней там и сям снуют рыбы, всякие разные. Львиный Хвост, кажется, хочет добыть форель, высматривает с высокого берега, да вроде как не заметил ничего подходящего. Спустился к воде и побрёл вверх по течению.
Ещё светло. Ему некуда торопиться. Он решил поохотиться на форель ночью, с острогой и факелом, а покуда надо всего лишь найти хорошее место, удобное и спокойное. Львиный Хвост взбирается обратно на высокий берег и почти сразу замечает нечто интересное.
На другой стороне берег не столь крутой, песчаное ложе ручья там шире и после недавнего дождя образовалась небольшая отдельная протока. Если рыба наведается в ту протоку – охотник не останется без добычи.
Львиный Хвост переходит ручей. На середине глубина почти по пояс, ему это не совсем нравится, но не отступать же назад. Выйдя на берег, он хочет сразу же поискать дров для костра – и вдруг замечает форелей. Одна, две, три больших радужных рыбины греются на вечернем солнышке в той самой протоке, где Львиный Хвост и собирался их подстеречь. Однако рыбы уже заранее сами подстерегают его – и это как-то неинтересно. Львиный Хвост застыл на месте и долго не может принять решение. Трёх форелей ему хватит с лихвой, но так сразу – что ему тогда делать дальше? Идти назад в стойбище? Но ведь он собирался поохотиться ночью, с факелом. Львиный Хвост замечает груду камней. Осторожно ступая, чтоб не спугнуть рыбу, он набирает полные руки камней и тихонечко перегораживает мелкую протоку в устье, где она втекает обратно в ручей. Но теперь ему нужно пройти выше по течению, туда, где
Охотник отходит подальше от своей запруды и находит хорошее местечко для рыбалки. Здесь растут ивы, можно сесть и закинуть удочку.
Удочку сделать недолго. Достаточно срезать длинный ивовый прут. Тонкую жилу с привязанным крючком Львиный Хвост захватил с собой, теперь остаётся привязать жилу к пруту да ещё поймать кузнечика для наживки – и удочка готова. Можно забрасывать.
Львиный Хвост забросил удочку, и опять вернулись привычные думы. Всё те же думы. Ведь ему хорошо? – хочет понять Львиный Хвост, ведь ничего нет плохого: вот он сидит, наслаждается вечерней тишиной, но… почему нет покоя?.. почему глаза бегают туда-сюда, а ничего толком не видят?.. почему душа его бегает?.. Почему опять он не здесь, а где-то совсем в другом месте, но где? Где? – хочет понять Львиный Хвост, а его удочка дёргается, сильно дёргается, будто хочет ему подсказать, будто пытается надоумить. Так где же он? Где?
Львиный Хвост вспоминает-таки и про удочку. Большая форель сидит на крючке. Не хочет сдаваться. Не хочет. Но что она может сделать против охотника? Быстро вытащил рыбину Львиный Хвост, снял с крючка, оглушил и, не долго думая, сразу стал поедать. Съел сырою всю, только голову выбросил да внутренности закопал. Наелся. Сытная рыбина. Сразу спать захотелось. Львиный Хвост положил руку под голову и прилёг. Костёр ему надо бы на ночь развести. Надо бы, да не хочется. Просто смотрит Львиный Хвост, как садится за лес раскраснелое солнце, смотрит и думает: что же не так у него? Что не так? Вроде всё есть. Мамоны до весны хватит, три форели в запруде остались, чум, жена, сын – казалось бы, живи и радуйся, Львиный Хвост. Живи и радуйся! Смотри, как заходит солнце. И как утром снова встаёт, величавое. Смотри, как шествуют по степи всякие звери и как растут разные травы. Слушай, как поют птицы, как шумит ветер, как плещет ручей – слушай и наслаждайся. Чего не хватает? Чего?.. Львиный Хвост, конечно же, знает, чего… Чёрной Ивы ему не хватает. Якобы Чёрной Ивы… Львиный Хвост приподнялся на локте, потом повернулся на другой бок, от заходящего солнца, чтоб не слепило глаза, чтоб не мешало ему вспоминать, Чёрную Иву вспоминать… Чёрную Иву.
Львиный Хвост видит теперь Чёрного Мамонта, того самого, который ушёл, но он видит его раньше, на прошлых оргиях, солнце назад, высокого, стройного, черноволосого. Чёрный Мамонт ищет Чёрную Иву, а он ищет тоже, но он… он не так решительно ищет, он лишь идёт по пятам Чёрного Мамонта, он только второй, он мог бы быть первым, но он только второй… он стесняется, он не может решиться, а вот Чёрный Мамонт решился, сразу решился, опередил, тащит её, они оба смеются. Он видит, как оба смеются, они не стесняются, это священное действо, они дарят степи плодородие, а он – вот он стесняется, за них даже стесняется, а ещё он видит мельком Режущего Бивня, как тот сжал кулаки, как тот морщится, ему жалко Режущего Бивня. И жалко себя. Себя тоже жалко. Он не решился тогда, не смог, как Чёрный Мамонт. И позже тоже не смог, когда мамонт уже был другой, четвероногий, и Режущий Бивень одеревенел на месте без копья, Режущий Бивень смирился, а он… он опять пожалел, он поднял копьё и метнул. Чёрная Ива не стала вдовой, а он… он не покрыл себя позором. Не покрыл.
Стемнело. Звёзды уже появились, а Львиный Хвост всё лежит на земле. Забыл про костёр, про острогу, про факел. Хочет понять. Что-то хочет понять. Что-то такое, чего не хватает. Ему не хватает… Всем не хватает. Вот он думает, он уверен, что ему не хватает Чёрной Ивы, что с ней было бы всё по-другому, совсем не так, как с холодной Черепахой, по-другому… но… Но у его друга Режущего Бивня есть ведь Чёрная Ива – чего же тогда не хватает его другу, Режущему Бивню? Почему так часто озабочено его лицо, почему тот так часто зол и хмур, почему не наслаждается своим счастьем с Чёрной Ивой, почему? Как будто ищет чего-то Режущий Бивень, всегда что-то ищет, но что?.. Или кого? Может быть, его Черепаху? Львиный Хвост готов рассмеяться, но ему не до смеха. Где-то в самой глубине души он понимает, что и Режущему Бивню так же само не по себе, как и ему. Он это чувствует. И Сосновому Корню тоже не по себе… Но тогда кому? Кому по себе? – хочет знать Львиный Хвост. Кому? Степному Орлу? Этот обрёл свои крылья, наверное, как и Чёрный Мамонт, но из тех, кто ещё не обрёл, из молодых охотников кому «по себе»? Кому же?