Первые гадости
Шрифт:
Случилось так, что в этот день все словно сговорились, и первым пришел отец Простофила с передачей для жены и сына, за ним пришла мать Сени с передачей для мужа и дочери, с пачкой квитанций, с доверенностью на получение пенсии и с просьбой к Светозару подписать, так как деньги ему все равно не нужны, а ей часто требуются, и за ней пожаловал Макар Евграфович с напильником для Победы, как просил его в письме Аркадий, который не знал, что любимую на второй день разменяли добровольцем. И только потом показались Девяток яиц и Чертокоза, выряженные малиновым петухом и черной курицей. Трофим посмотрел из-за их «гребешков», что осталось от Сени после комсомольской
Появление Чертикова и Чертокозы вызвало эффект свистящего милиционера по обе стороны клетки. Старец Митрофаныч из героя толпы сразу оказался наблюдателем в толпе. Но лишь Девяток яиц крикнул:
— Привет, Сени! Привет, Простофил! — многие поняли, что в зоопарк пришли не странные пернатые, а странные посетители, и чуть-чуть успокоились.
Отец же Светозар так перепугался за пошатнувшийся авторитет лидера, за потерянное не на нем внимание, что объявил главную проповедь, и ученики, содержавшие костяк толпы, забыли о людях-птицах и полезли за карандашами. Пророк подошел к железным прутьям, высунул губы на волю и повел такую речь без всякой подготовки.
— Я говорю кратко, ибо узрел систему действия, а не словоблудия, — сказал Светозар. — Правила мои всяк учи наизусть и всем последуй на протяжении суток.
— Во-первых, трижды в день чешись, чтобы тебе хорошо было, — повелел Светозар. — Если же тебе плохо стало, усердней чешись, пять раз. Чесание есть живая сила, которая содержит электричество.
— Во-вторых, чешись чем душа просит: пальцем, пяткой, носом, ухом… — повелел Светозар. — Если по твоей коже зуд пойдет, язвочки и болячки — их не замечай. Это через кожу организм себя чистит с помощью электричества.
— В-третьих, питаться старайся с помоек тем, что разуму противно, а утроба переваривает с радостью, — повелел Светозар. — Хорошая еда голову убивает, за нее живот думает. Ведь человек — та же скотина, а лезет к достатку.
— В-четвертых, даже с помоек не ешь овощей и фруктов, ибо все они — беременные и к размножению готовящиеся, — повелел Светозар. — Если ты не дурак, ты — не помеха размножению. Или природа глупа и своих пропорций без тебя не знает?
— В-пятых, ты за болезнями в очереди дремлешь, и, как показательная домохозяйка, сразу в нескольких. Но лучше найди батарейку от часов и съешь, не разгрызая, вместо таблетки и советов неграмотного врача, — повелел Светозар. — Чужая глупость от лишнего рецепта не пострадает, а ты загнешься.
— В-шестых, самообхаживайся и самообходись, умерь стяжательство в себе и в других разумным пайком, забудь о лицемерии прилюдно, угомонись на ерунде какой-нибудь, победи самодовольство самопризрением, — повелел Светозар. — Заслужи перед природой себя, а потом уж сделай медальку «Трепетный ученик здоровой жизни» и носи на здоровье…
Тут Макар Евграфович, представив себя с медалькой, захохотал и разбудил леопарда, сразу потребовавшего подругу, Девяток яиц зафыркал, захихикал, заржал на свой панк-лад; Чертокоза пустила руладу посредством метеоризма; Простофил ткнул в живот Светозара и застыл с открытым ртом, а куросмысловские передовики, как один, крутили пальцы у висков просветителя. Только Воронья принцесса одиноким мычанием умудрялась поддерживать Светозара и презирать недоделанных остальных.
— Ветеринара! —
— Врача! — кричала мать Сени, теряя пенсионные бумажки.
— Психиатра! — кричал отец Простофила на ветер.
Старец бы стерпел гомон и издевательства неподготовленной аудитории, но поведение Девятка яиц и Чертокозы его покоробило.
— Эй, в перьях, чего ржете надо мной? — спросил он.
— Дурак ты, дядя, — ответила Чертокоза, — и придурок.
Светозар почти взбесился:
— Тут вам не обман, тут живая правда и бессмертная истина животного электричества! Я вам не кости и не подачки философии предлагаю!
— Атас, истина! Пойдем к мартышкам учиться, там тоже весело, — предложила Чертокоза Девятку яиц.
— Я — ваш ум, честь и совесть! Куда вы от меня пойдете?! — закричал Светозар, исчерпав доводы и надеясь больше криком, чем смыслом, переубедить насмешников, но только нажил на свою голову еще больший позор.
К прутьям клетки подошел Макар Евграфович и, подняв руку, стал оратором.
— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что ум нашей эпохи — это КПСС, лишившаяся чести и совести, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.
— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что честь нашей эпохи — это безумная и бессовестная КПСС, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.
— Простым арифметическим вычитанием можно доказать, что совесть нашей эпохи — это КПСС, оставшаяся без ума и чести, а вовсе не Светозар Митрофанович, — сказал глубокий старик.
— Светозар Митрофанович — плагиатор и недостоин проповедовать даже «Букварь» под своим именем, — резюмировал глубокий старик.
У пророка отвисла челюсть, ноги сломались в коленях, живот пробурчал «Реквием», из глаз, носа и рта потекли слезы, сопли и слюни, а из ушей и волос посыпались сера и перхоть. Ученики оттащили его в глубь клетки и завернули в ватное одеяло от нескромных глаз. Но пророк высунул голову и жалобно спросил глубокого старика:
— Может, мне проповедовать обливания кипятком?
Макар Евграфович заверил его, что и это направление давно занято пройдохами.
— Что ж, вернусь в семью и стану Семеном, пока голова не придет в порядок, — решил Четвертованный.
Глубокий старик подарил ему за такую мудрую мысль напильник. С заходом солнца участники отняли подарок, перепилили дужку замка и вырвались в город, забросав ватными одеялами леопарда…
Победа сидела взаперти хуже, чем в зоопарке, и думала, что предпринять, тем более уже пошел слух по квартире, будто Кустым Кабаев спускается с гор в степь и несет в подарок Чугунову вяленого барана и котелок национальной похлебки, будто Трактор-бай дарит сыну на свадьбу четыре стада и пастбище, а от приданого отказывается из уважения к коммунистическим традициям. Конечно, Победа периодами доставала отца в кабинете и заявляла что-нибудь вроде:
— Я лучше утоплюсь в ванне, чем пойду за Кустыма
— Для твоего же блага — стать женой готового секретаря, — отвечал Василий Панкратьевич.
— Я человеком стать хочу, а не аппаратом по выведению коммунистиков! — взрывалась Победа
Но Чугунов делал вид, что напряженно занимается функционерской деятельностью, поэтому не обижался, а отвечал:
— Отстань, у меня функция, — хотя на самом деле писал в толстую тетрадь очередной совет: «Если вы любите сладкий чай, неплохо бы перед употреблением размешать сахар в чашке взбалтыванием».