Первый дон
Шрифт:
Даже его лошадей подковали серебряными подковами.
Папскую сокровищницу изрядно тряхнули, чтобы снарядить Чезаре в эту поездку.
Делла Ровере обнял его.
— Сын мой, я здесь для того, чтобы обеспечить тебе наилучший прием. Если у тебя есть какие-то желания, говори, все будет исполнено.
Делла Ровере удалось убедить Авиньонский совет взять ссуду, чтобы обеспечить достойную встречу дорогому гостю.
На следующий день, покидая замок, в котором провел ночь, Чезаре выглядел еще роскошнее, в белом камзоле, украшенном жемчугами и рубинами. Он великолепно смотрелся на сером в яблоках жеребце. Седло, уздечка и стремена сверкали золотом. Впереди, все в красном, ехали двадцать горнистов на белых лошадях. Сзади швейцарская кавалерия в алой с золотом форме папской армии. За ними следовали тридцать дворян, сопровождавших Чезаре, а уж потом многочисленные помощники, пажи, слуги, все прекрасно одетые. Замыкали колонну музыканты, жонглеры, клетки с медведями и мартышками и семьдесят мулов, навьюченных гардеробом Чезаре и подарками королю и придворным. Прямо-таки парад, кричащий и безвкусный.
При отъезде Дуарте предупреждал Чезаре, что на французов выпячивание богатства впечатления не производит.
Но тот остался при своем мнении.
Делла Ровере вместе с Чезаре въехал в город, украшенный по случаю его прибытия триумфальными арками.
В соответствии с указаниями кардинала сына Папы встречали как принца крови. Осыпали серебряными монетками и устроили в его честь пышный прием.
Делла Ровере пригласил множество красавиц, потому что все знали, что Чезаре падок на женщин. Перед гостями выступали лучшие артисты, их угощали лучшими винами.
И так продолжалось два месяца. В каждом городе. Чезаре не пропустил ни одной ярмарки, делал ставки на всех скачках, садился за карточный стол, где бы его ни приглашали.
Та осень во Франции выдалась холодной, с пронизывающим ветром, частыми дождями, однако везде Чезаре встречали толпы горожан. Скромностью он никогда не отличался, поэтому любопытство людей, пришедших поглазеть на сына Папы, воспринимал как обожание своей персоны и раздувался от гордости. Становился наглым и самоуверенным, отталкивая от себя тех французов, которые действительно могли ему помочь.
Наконец Чезаре прибыл ко двору короля Франции в Шиноне, и к тому времени Людовик XII уже кипел от ярости. Он с нетерпением ждал новостей о желанном разводе, но пребывал в полном неведении, подписал Папа столь необходимую ему буллу или нет.
В день прибытия Чезаре вновь сопровождала внушительная кавалькада. И каждую лошадь покрывала красно-желтая попона из дорогой материи, украшенная красным быком Борджа и новым знаком отличия Чезаре — желтым пламенем. Одежда свиты сверкала драгоценностями, а несколько мулов везли огромные сундуки, содержимое которых разжигало воображение горожан. Кто-то говорил, что в них хранятся драгоценности, которые Чезаре собирался подарить будущей жене, другие утверждали, что в сундуках — священные реликвии. Но на аристократию вся эта мишура не произвела ни малейшего впечатления.
В Италии подобная показуха могла служить критерием знатности и значимости положения в обществе, во Франции — вызывала презрение.
Король исповедовал бережливость, и двор следовал его примеру. И вскоре кавалькада Чезаре уже вызывала смех.
Но Чезаре, преисполненный собственной важности, которую во Франции не уравновешивали ни мудрость отца, ни благоразумие сестры, ничего не замечал.
Увидев Чезаре, король шепнул своему советнику: «Это уж слишком». Но тепло приветствовал сына Папы, с трудом сдержавшись, чтобы сразу не спросить, привез ли тот разрешение на развод.
Когда Чезаре, сопровождаемый Жоржем д'Амбуазом, знакомился с выстроившимися в ряд первыми лицами государства, его не волновали смешинки, которые он замечал в их глазах. Пусть смеются, если им того хочется, главное, что король принимал его с должным почтением, поскольку у него находился документ, столь важный для будущего Франции.
Молодых аристократов, у которых хватило бы ума открыто насмехаться над Чезаре, король столь строго одернул, что они даже удивились. И пришли к выводу, что Борджа чем-то очень дорог Людовику.
После завершения официальной части Чезаре, Людовик и посол, Жорж д'Амбуаз, уединились в одной из комнат королевских покоев, отделанной желтым шелком и дубовыми панелями. Французские окна выходили в прекрасный сад, у фонтана сидели яркоперые птицы, чье звонкое пение наполняло комнату.
Король Людовик прежде всего заверил Чезаре в своей лояльности.
— Вы понимаете, мой дорогой друг, что французская армия, которая войдет в Италию, не будет угрожать ни папским правам, ни территориям. Более того, если возникнут какие-то проблемы с правителями городов или викариями в Романье, я обещаю выделить вам на подмогу хорошо обученных солдат.
— Благодарю вас, ваше величество, — поклонился Чезаре и, воодушевленный поддержкой короля, тут же передал Людовику подписанное Папой разрешение на развод.
Король не мог скрыть радости, а Жорж д'Амбуаз просто просиял от счастья, получив свидетельство о том, что отныне он кардинал, князь святой матери-церкви.
Благодарность Людовика не заставила себя ждать. Чезаре тут же стал герцогом Валентине. Вместе с титулом он приобрел несколько прекрасных замков и земли, приносящие немалый доход. Что было весьма кстати, потому что путешествие по Франции обошлось ему в кругленькую сумму, а теперь требовались немалые средства, чтобы нанять войска для военной кампании в Романье. Подарок короля гарантировал, что о деньгах можно не беспокоиться.
Мужчины выпили отменного французского вина, а потом Чезаре спросил: «Как продвигаются переговоры о моей свадьбе?»
Людовик смутился.
— Видите ли, возникли проблемы с принцессой Розеттой. Да, она сейчас во Франции, фрейлина нашей любимой королевы Анны, но она — не моя подданная, а дочь короля Неаполя, по происхождению — испанка, а потому подданная дома Арагона. Девушка с характером. Я не могу приказать ей выйти за вас замуж.
Чезаре нахмурился.
— Могу я поговорить с дамой, ваше величество?
— Разумеется, — кивнул король. — Д'Амбуаз все устроит.
Во второй половине дня Чезаре и принцесса Розетта сидели на каменной скамье в саду под апельсиновыми деревьями.
Розетта, высокая, статная, черноволосая, не писаная красавица, но и не дурнушка, держалась очень уверенно и не стала ходить вокруг да около, сразу коснувшись предполагаемого бракосочетания. Она улыбалась, но говорила твердо:
— Дорогой герцог, я ни в коем случае не хочу умалить ваше достоинство или оскорбить вас, но до этого момента я никогда вас не видела. И беда в том, что я без памяти влюблена в одного бретонского аристократа, а потому не могу дать вам даже малую толику любви.