Первый практикум. Напиток бессмертия.
Шрифт:
– Налетайте, – сказал Хануман весело, указывая на фрукты. – свеженькие, только что спёр.
– Спасибо! – отозвались ребята и потянулись к ароматным плодам.
Хануман взял какой-то круглый жёлтый фрукт, сел на край плота, свесив ноги в воду, и смачно захрумкал. Его длинный тонкий хвост игриво извивался за спиной. Виктор подошёл.
– Извините, можно присесть? – спросил он, указывая на место рядом с ним.
– Конечно! – весело отозвался Хануман.
Виктор резво закатал штаны, сел рядом с Хануманом и попытался откусить от большого
– Его разрубить надо. На, держи.
С этими словами Хануман вынул из ножен огромный нож и подал рукоятью вперёд Виктору. Богданов с опаской принял нож и замахнулся разрубить плод, но через секунду передумал.
– Можете помочь? Я с холодным оружием как-то не привык. Больше грамоте учён. Убьюсь ещё.
Хануман по-доброму хмыкнул, взял плод и двумя взмахами разделал его. Виктор с благодарностью взял дольку и откусил. Вкусно.
– А мы вообшшэ гже? – прошамкал Виктор с набитым ртом.
– В смысле вообще или конкретно сейчас? – уточнил Хануман.
– И то, и другое.
– Вообще вы в Куру. А конкретно сейчас вы на плоту, что плывёт по Ямуне из Индрапрастхи в Праяг.
– Ну теперь всё, конечно, стало гораздо понятнее, – сокрушённо пробормотал Виктор.
– Да, в сущности, какая разница? Вы сейчас здесь. И всё, – безмятежно проговорил Хануман и снова заработал челюстями.
– Вот в том-то и дело, что мы здесь, а хочется-то там, – пожаловался Виктор.
– Там – это где? – заинтересовался Хануман.
– Дома, – просто ответил Виктор.
– Домой всегда хочется, – согласился Хануман. – А где твой дом?
– Да не важно, где он. Добраться можно куда угодно, если идти, – тяжело сказал Виктор. – Самое трудное, что он не сейчас.
– Дом не здесь и не сейчас, – задумчиво повторил Хануман. – Но ведь куда бы ты ни посмотрел, в какие бы времена ни жил, всё вокруг тебя есть Единое и Вечное. Как и ты есть. И дом твой на самом деле в твоём сердце, и ты можешь обрести его, где бы ты ни был. Стоит лишь обратиться мыслями к своему сердцу. Если отринуть всё наносное и внешнее, забыть страсти, отпустить иллюзорные привязанности, то дом твой тут же и будет с тобой.
– К сожалению, у меня тут совершенно не иллюзорные ученики, у которых неиллюзорные родители получат неиллюзорные инфаркты все оптом. А потом начнут являться мне в кошмарах, если я не верну их детей домой, – проговорил Виктор, покачав головой. – Не в обиду сказано. А я даже не знаю, с чего начать.
– Какие обиды? – улыбнулся Хануман.
Улыбка на обезьяньем лице выглядела несколько угрожающе, учитывая полный комплект клыков.
– А насчёт того, с чего начать: вы же искали мудреца? Ну так он, может, и придумает чего.
– Ты везёшь нас к мудрецу?! Тому самому? Который в Индрапрастхе был? – вскинулся Виктор.
– Ну, чисто технически несёт нас Ямуна. Но да. Мы плывём в Праяг, недалеко от которой живёт риши Бхарадваджа. Это он гостил в Индрапрастхе. Умный мужик, – Хануман безмятежно болтал ногами в воде.
– А долго
– Пару дней. Не знаю, я не пробовал ещё плавать по Ямуне на плоту, обычно летал, – почесав подбородок, ответил Хануман.
– А нельзя побыстрее? Может, шестами подтолкнуть? Тут глубоко?
Виктор начал подниматься и обвёл плот полным энтузиазма взглядом.
– А зачем побыстрее? – удивился Хануман. – Ты посмотри вокруг, какая красота. Наслаждайся. Сейчас разлив как раз.
– Действительно, - присоединилась к разговору Маша. – Когда ещё такое будет? В наше время со всеми этими самолётами пропал всякий романтизм. Когда мы с Машкой были совсем крохами, мы на море ездили на поезде. Почти двое суток. Классно было! Это «ту-тух, ту-тух», покачивание, пейзажи, пролетающие за окном. Мы обожали поезд. А теперь что? Мы больше не впадаем в это путешествовательное настроение.
Маша посмотрела вдаль и мечтательно продолжила:
– А в восемнадцатом веке вообще – собрался из Парижа в Ниццу, так это целые недели нужно провести на корабле. И ездили на полгода отдыхать. Теперь таких отпусков нет… Мы прыгаем в самолёт, летим пару часов в жуткой тесноте. И впечатления потом в себя запихиваем, как гуси – не прожёвывая. Не наслаждаемся, не смакуем. И потом обратно в такую же суматошную жизнь. Из нас совсем исчезла созерцательность.
Виктор поднял глаза. Опушённые джунглями берега обнимали зеленоватую мутную реку. В них кипела суетливая жизнь – по деревьям скакали обезьяны, пели тропические птицы, в зарослях шуршали ящерицы и мелкое зверьё. В воде танцевала рыба, в воздухе кружили стрекозы и бабочки.
Священная Ямуна плавно несла свои воды меж низких лесистых берегов. Река оттеняла основательной степенностью деловитую суету мелкой жизни, которую сама и питала. На правом берегу человек в длинной лодке, полумесяцем возвышавшейся над водой, выпутывал из сетей рыбу. Небо прояснилось, солнце заливало всё весёлым светом, и блики играли на мелких волнах. Пахло сырой землёй и тиной, лёгкий ветерок доносил тонкий цветочный аромат. Непривычное глазу буйство красок и запахов завораживало.
Виктор невольно оглянулся на ребят на плоту. Кривов, Вельский и Сорокин молча жевали фрукты, иногда подправляя шестами плот, плавно поворачивавшийся в стремнине. Парни слушали пересказ вчерашних событий в исполнении близняшек Медведевых, изобиловавший ранее неизвестными Виктору подробностями.
Настя и Ольга копались в рюкзаках и что-то перекладывали. У огромного, в рост человека, шалаша Асатиани пытался изобразить компот из фруктов и речной воды в невесть откуда взявшемся глиняном котелке. Снегов докучал ему советами.
Из шалаша вылез взъерошенный заспанный Берг и осмотрелся, прикрыв от яркого света один глаз. За ним выбрался Агеев, скула его стала немного наползать на глаз. Настя тихо предложила холодную примочку. Руслан кивнул, поблагодарил её и тяжело уставился на Кривова. Кривов встретил его взгляд прямо. Ребята притихли.