Первый практикум. Напиток бессмертия.

Воронина Ина

Что характерно, стоял дедушка на одном указательном пальце правой руки. Ребята от такого дива споткнулись и застыли на миг. В этот момент старик поднял правую руку, ту самую, на которой он и стоял, почесал нос и опустил её обратно на землю. Причудливо скрученное тело при этом непоколебимо висело в воздухе.

– Извините, пожалуйста, а это Вы – риши? – аккуратно полушёпотом поинтересовалась Настя.

Дедушка, не открывая глаз, поднял руку, снова правую, и указал ладошкой, что ребятам стоит дальше следовать по тропинке. Компания, оглядываясь, поспешили вперёд. Через минуту

в просвете между деревьями показался дом. Видимо, это и был ашрам. Вопреки ожиданиям дом оказался простым, хотя и большим. Деревянные столбы поддерживали крышу, крытую пальмовыми листьями, стены были сделаны из глины. Перед входом располагался крытый двор. Ребята мялись, не зная, куда направиться дальше.

От дома шла утоптанная тропинка, по сторонам которой в отдалении виднелись несколько хижин поменьше. В одну из них и внесли мальчика. Вдруг из-за закрытой двери дальней хижины раздался оглушительный крик, полный боли и отчаяния. Вопль оборвался, потом повторился снова и перешёл в невнятные рыдания. И столько в нём было бесконечной тоски, что ребята невольно поёжились.

– Что это? – тихо спросил Снегов.

– Это живой мертвец, – ответил уверенный голос из-за их спин.

Ребята обернулись и увидели мужчину. Неопределённого возраста, жилистого, обладавшего пугающим пронзительным взглядом. Одет он был, как и первый мужчина, вышедший к ним.

– Как это, живой мертвец? – пискнул Ян.

– Этот человек был купцом. Когда-то. Весьма уважаемым купцом. Успешным, богатым. Он торговал с Кардуниаш. Однажды иностранный купец расплатился с ним высушенным на солнце соком растения хул гил. Цветка радости.

Мужчина мрачно улыбнулся и перевёл взгляд со Славы вдаль.

– Весьма интересно, что скотина этот «цветок радости» не ест. А если он случайно попадёт в корм, то животные впадают в бешенство и болеют. Так вот, этот купец часто жаловался на головную боль. Иностранный друг купца решил ему помочь и дал крохотный горшочек с белыми крупинками. Пожуёшь такую крупинку, и боль уходит. А вместе с болью – грусть, тоска, голод, жажда… Такое облегчение, что хочется испытывать его снова и снова.

Ребята напряжённо переглянулись.

– Он наркоман? – почему-то шёпотом спросила Ольга.

– Он стал болен с первой крупинки, – ответил мужчина. – Его тело ещё долго сопротивлялось яду, но душа… Любовь к этому блаженству сразу и прочно пустила корни в его душу.

Мужчина заложил руки за спину, прошёлся и остановился, задумчиво глядя на хижины.

– И сначала всё было хорошо. Он жевал крупинки, головная боль уходила, а на её место приходила радость, и он жевал крупинки снова. Он был счастлив. А потом он купил ещё. И ещё. А потом он продал коров и дом, чтобы купить ещё.

– Кошмар, – прошептала Даша.

– Кошмар начался чуть позже, – проговорил индиец. – Когда не стало ни дома, ни имущества, а крупинки закончились. Без крупинок приходила боль и тоска. Купец понял, что падает в бездну, но было уже поздно. Вся мука, прикрытая вуалью хул гил потекла вспять полноводной рекой. Купец был готов на всё, чтобы добыть ещё крупинок и хоть на время перестать тонуть и захлёбываться в своей тьме. У него была

жена. И он продал жену. У него были дочери. И он продал дочерей.

– Родных дочерей? – просипел Саша.

– Да. Троих. Одной было всего семь лет. И он продал бы больше, если бы они были, – кивнул мужчина. – Даже обычные люди могут стать чудовищами, если уверены, что их за это не накажут. А этот человек тяжело болен. Он не думал о наказании. Он просто хотел ещё.

– Любимую жену и детей… – сдавленно проговорил Виктор.

– В нём не стало любви, чужеземец. Способность любить – это первое, что он потерял. К сожалению, эту потерю, самую страшную, люди не замечают. У тех, кто не может любить, нет совести. Они не знают чужих страданий.

Вопль снова сотряс воздух и затих.

– Он любит только свой яд. Он забыл о семье, пище, воде. Он забыл о жизни. Он уже был мёртв, хотя всё ещё ходил и дышал. А крупинки нужны были всё чаще и чаще. И когда в очередной раз мука стала невыносимой, купец пошёл к своему другу, торговцу из Кардуниаш, тому самому, и умолял дать крупинки. Купец был готов на всё. Предать, убить, продать своё тело для любых нужд.

Ольга вскинула руку к горлу, как будто её тошнило.

– Да. Купец предложил и это. Торговец ужаснулся вида друга и отказал. И тогда купец убил его. Ради горшочка с белыми крупинками. Он нашёл их, и когда стража вязала его руки, он пытался запихнуть побольше в рот и плакал от счастья. Наверное, он хотел умереть. Когда люди поняли, что купец не в себе, они привезли его сюда.

Тяжёлая тишина повисла на площадке.

– Вылечил головную боль… – протянул Агеев.

Мужчина покачал головой.

– Эти крупинки не лечат боль и грусть, они прячут её, откладывают на потом, а позднее всё воздаётся сторицей. Они копят агонию, делают её настолько огромной, что она перестаёт вмещаться в теле больного, выходит и пожирает всех вокруг.

Индиец посмотрел Агееву в глаза.

– Но можно же чем-то помочь? – осведомилась Маша.

– Вы не можете сделать ничего, – отрезал индиец. – Только одно – никогда не прикасайтесь к хул гил!

– Его вообще возможно вылечить? – глухо спросила Ольга.

– Таким, как прежде, он не будет уже никогда, что бы мы ни делали, – сказал мужчина. – Возможно, ему можно было бы помочь прекратить принимать хул гил, но он должен захотеть этого. Он должен сражаться с болезнью изо всех сил. Он же любит своё зелье так сильно, что готов драться за, а не против него. Сейчас мы можем только пытаться унять боль и надеяться, что он переживёт тяжёлый период.

– Он может не выжить? – спросил Вельский.

– Да, чужеземец. Если не захочет жить. Мы не можем никого заставить жить. А он не хочет существовать без своего яда.

– Но почему?! Он что, не понимает, что убивает себя? – вскричала Настя.

– Понимает. Не так страшна телесная мука, которую переживает зависимый. Его ужасает возможность прийти в себя и лицом к лицу столкнуться с тем, что натворил в опьянении. К тому же, он теперь просто не умеет жить. У него нет других устремлений, интересов и мыслей. Вся его жизнь в яде.

– Это ужасно! – глухо воскликнул Виктор.