Первый удар. Книга 3. Париж с нами
Шрифт:
Охранники из кордона глядят на приближающихся женщин молча — в строю им запрещено разговаривать, — они скалят зубы, подталкивают друг друга и позволяют себе непристойные жесты, правда, поглядывая при этом по сторонам — не заметило бы начальство. Охранники, как всегда, пьяны. Они надежно защищены от всех чувств, кроме страха, конечно, — это единственное, что может оборвать их дурацкий смех. Это всем известно, но так уж созданы женщины, они привыкли к тому, что приходится всякими способами бороться с противником, и они, не задумываясь, подходят к линии охранников с единственным своим оружием — песней «Привет семнадцатому полку».
Цель
Группа женщин отрезана, и демонстранты уже ничем не в силах им помочь, хотя, поняв план врага, они в стремительном порыве бросаются на охранников, опрокидывают их, топчут ногами, вырывают ружья, бьют ими по голове и тут же бросают под ноги или в морду охранникам во избежание провокаций. Летучие отряды разбиты, но к кордону демонстранты прорываются слишком поздно. Несколько женщин ранено, многих уже схватили и увезли.
Полетта!
Анри издалека увидел страшную картину: один из полицейских сгреб Полетту в охапку, поднял ее над землей и потащил, как вор, осыпаемый ударами остальных женщин. Полетта отбивалась руками и ногами, но мерзавец крепко прижал к себе свою добычу и скрылся с нею за цепью охранников. Теперь Анри видел только охранников, стоявших в кордоне, они посмеивались — до них демонстранты пока еще не добрались.
Обезумев, Анри ринулся вперед, но его перехватили товарищи, и он, натянутый как тетива, отбивался от них и кричал что-то невнятное.
— Анри, успокойся.
С одной стороны его держал Поль, с другой — Дэдэ.
— Куда ты!
— Но там Полетта…
Больше Анри ничего не мог сказать. Он попытался снова вырваться из рук товарищей, но безуспешно. Никакие разумные доводы не могли на него подействовать. Им руководило сейчас только сердце, оно завладело всем его существом и заглушило рассудок. Эти сволочи увезли ее, Полетту, они схватили ее своими грязными ручищами, они избили ее!.. Беспредельная, слепая ярость, физическая боль, тревога, страх, ужас овладели Анри.
Но внезапно он почувствовал облегчение: до его сознания дошло, что товарищи с ним, они крепко держат его и они правы: все равно ничем Полетте теперь не поможешь… Анри продолжал смотреть туда, где исчезла Полетта за кордоном охранников. Но он уже ничего там не видел.
Поль сильно потряс Анри за плечо, и тот очнулся.
— Скажи, Дэдэ, что же можно предпринять? — спросил он, все еще не отрывая взгляда от кордона охранников.
— То, что мы собирались.
— А как же…
Анри собирался сказать: «А как же Полетта?», но удержался. Нельзя же отказываться от выполнения правильно принятого решения только потому, что ты лично пострадал.
Оставаться здесь незачем. Полетту этим не спасешь, даже если бы удалось разбить все отряды, прорваться сквозь кордон и смять противника.
— Ты прав! — согласился Анри.
Он бросил последний взгляд в ту сторону, где исчезла Полетта, и решительно зашагал вперед. За ним последовали и все остальные.
— Спасибо вам, товарищи. Теперь уже можете меня не держать, — говорит он Дэдэ и Полю.
Все получилось так, как было задумано. Клеберу, Фернану
— В префектуру!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Поручение
Поль и Жинетта так бежали, что им стало жарко, хотя от холода захватывало дух. Иногда они замедляли шаг и восторженно говорили:
— Вот повезло!
При этом дети неловко обнимали друг друга за плечи или за шею, но тут же опускали руки, стесняясь таких проявлений нежности, и снова принимались бежать.
Вскоре они добрались до демонстрации и были поражены, что здесь так мало людей. Поль обратился к первым же встречным с вопросом:
— Вы Жака не видели?
— Какого Жака?
— Длинный такой. У него рука в полотенце…
Отвечают детям неприветливо, пожимают плечами. В самом деле, они даже не знают фамилии этого Жака. Если бы встретить кого-нибудь из знакомых, они бы спросили его фамилию.
Но люди неприветливы совсем по другой причине: три четверти из них и не подозревают, что основное ядро демонстрации ушло к префектуре. Знай они об этом, они немедленно двинулись бы туда же. А сейчас им кажется, что вся демонстрация здесь и, надо признать, она производит очень жалкое впечатление. Охранники хозяйничают вовсю, теснят демонстрантов, как хотят, и чувствуют себя победителями. Довольные своими успехами, они хохочут, хотя им и мешают ремешки касок. Охранники торжествуют победу — почти без всякого труда они получат премиальные за участие в стычках. Дело в шляпе, и можно больше себя не утруждать — вот почему они все реже и реже атакуют толпу… Они даже стали менее грубыми и снисходительно, с наигранным добродушием уговаривают демонстрантов разойтись:
— Идите по домам, вы же видите — все равно вам крышка!
— Вас водят за нос.
— Берите пример с ваших вожаков. Что-то их не видно, попрятались в свои норы!
Ну, а если им ответить как следует, они немедленно перестают чесать языки и дают волю рукам или же схватывают кого-нибудь из демонстрантов.
Дети, чтобы не потерять друг друга, взялись за руки и пробиваются сквозь толпу, то наступающую, то отступающую под натиском охранников. Поля и Жинетту кидает из стороны в сторону, но они все же не замедляют шага. Толпа уже совсем редкая, она не похожа на те демонстрации, полноводные как реки, когда народу удавалось добиться крупных побед. Она скорее напоминает маленькие ручейки, оставшиеся на берегу после отлива.
Повсюду лужи; одни от слезоточивых газов, которые стелются по земле и щиплют глаза, другие — какие-то непонятные.
— Поло, осторожно…
— Что такое?
— Подними ногу.
— Ой!
Поль поспешно поднял ногу. В густой, липкой красной луже остался след подошвы, но он вскоре затягивается, и поверхность лужи снова становится гладкой. Поль нерешительно исследует ногой эту страшную жидкость.
— Не смей! Она чья-то! — кричит Жинетта. Девочка хочет сказать, что эта кровь принадлежит человеку и совсем непохожа на ту, которую видишь обычно в мясной лавке.