Первый удар. Книга 3. Париж с нами
Шрифт:
— Да, это настоящая кровь, — подтверждает Поль.
Увидев человеческую кровь, дети одновременно вздрогнули, словно электрический ток пронизал их. Они были потрясены до глубины души, только что им было жарко, а теперь по телу пробежал озноб.
— А вон смотри, там… Клебер!..
Жинетта видит Клебера впервые, она его не знает даже в лицо. Вдвоем с Полем они подходят к нему. Тот жестикулирует, уговаривает людей не расходиться, чуть ли не хватает их за полы — словом, старается выиграть время.
— Клебер! А Клебер! Послушай! Ты не видел Жака? — спрашивает Поль и для краткости показывает жестом, что он ищет того Жака, у которого
— Нет, не видел! Уходи отсюда, немедленно уходи! Слышишь?!
Охранники снова ринулись на толпу. Клебер, спасаясь от ударов, отпрыгнул в сторону, но, пробежав несколько метров, остановился, показывая демонстрантам, что бояться нечего.
Кто-то толкнул Поля совсем тихонько в плечо, и мальчик неожиданно для самого себя поскользнулся, упал и проехал с метр по тротуару. Оказывается, он стоял на замерзшей луже, а ботинки у него подбиты гвоздями.
Поль рассмеялся, но тут же испуганно подумал: «Неужели и кровь замерзает?»
Он вскочил на ноги, потер ушибленную коленку и, протискиваясь между людьми, стал искать Жинетту. Он увидел ее рядом с Клебером. Девочка не пострадала. Поль ощупал свое плечо, повел им и с разочарованием понял, что оно не болит. Правда, ему рассказывали об ушибах, которые дают о себе знать только некоторое время спустя. И такие бывают самыми опасными. Чем же его ударили? Прикладом? Едва ли. Скорее всего просто толкнул кто-то из бежавших и, возможно, даже не охранник. А Полю очень хотелось, чтобы его ударили именно прикладом. Но может быть, так оно и было? Только совсем слабо…
Когда все утихло, Поль стал пробираться к Клеберу и Жинетте. Он не спускал глаз с охранников, но все же не удержался и прокатился по замерзшей луже.
— Клебер, скажи, как зовут Жака, как его фамилия?
— Потье. Поищи его на соседней уличке.
С десяток охранников выстроились, готовясь к новой атаке.
— Пошли, — сказал Поль и взял Жинетту за руку.
На обратном пути, совершенно естественно, Поль снова доставляет себе удовольствие проехаться по льду. Один из полицейских крикнул что-то, и Поль обернулся. Охранники, вытаращив глаза, глядели на мальчишку: и как это в подобной обстановке может прийти в голову скользить по лужам! Офицер-охранник от изумления даже забыл отдать приказ об атаке и принялся на все корки ругать Поля. Он хотел припугнуть мальчишку и одновременно искал себе сочувствия среди демонстрантов: посмотрите, мол, на что способны такие сорванцы! Охранник воображал, что люди, которых он избивал и собирался снова избивать, будут вместе с ним насмехаться над Полем. Но не тут-то было! Толпа, правда, смеялась, но смеялась она над охранником — Поль, прежде чем убежать, показал тому нос и шлепнул себя по заду.
На соседней уличке положение несколько лучше. Здесь больше народу, но все же толпа не похожа на прежние грандиозные демонстрации. Жака и тут не оказалось. И где он — никто не мог сказать. Наконец на третьей уличке Жинетта увидела Брасара. Он стоял в очень неспокойном месте, совсем рядом с кордоном охранников.
— Тебе туда незачем ходить! — заявил Поль Жинетте.
— Это почему? Скажите пожалуйста!
— Как его зовут?
— Брасар, я же тебе говорила.
— А по имени как?
Жинетта в ответ надула щеки, показывая, что она не имеет об этом ни малейшего понятия.
— А почему же я не могу пойти с тобой?
— Стой здесь, и все!
Это было сказано тоном, не допускавшим возражений. Поль
— Товарищ Брасар! Товарищ Брасар!
Брасар подошел к мальчику. Узнав, что тот ищет Жака, он с досадой провел ладонью по лицу и махнул рукой: вот ведь несчастье, насколько ему известно — Жак в тюрьме.
— А в чем дело? — спросил Брасар.
— Нас послала его жена. Жак должен немедленно идти домой. Мне велели передать: пусть придет как можно скорее. Это вот-вот должно произойти.
Все понятно. Брасар все же улыбнулся — очень уж смешно выразился Поль! Но как же быть? Нельзя же передать через мальчика Франсине, что Жак арестован. Кроме того, может быть, Жаку удалось удрать и он сейчас вместе со всей демонстрацией у префектуры…
Жинетта встретила Поля с надутым видом. Он не сразу понял, в чем дело… Ах, вот оно что! Я был с нею строг. Приказывать, вести себя непреклонно — все это для Поля значит быть строгим, как учитель в школе. Дуется? Ну и пусть, он тоже будет дуться. Что она себе вбила в голову? Он ее не взял с собой, потому что боялся за нее — ведь он ее любит. Так в чем же дело?
Жинетта все же последовала за Полем. Они шли быстрым шагом, и оба молчали. Только после того как Поль ощупал свое плечо и попробовал им пошевелить, беспокойство за товарища развязало Жинетте язык:
— Тебя ударили? Больно?
Поль потрогал плечо, вспомнив о падении, но никакой боли он не чувствовал. А ему так хотелось, чтобы хоть чуточку было больно…
— Пустяки, меня слегка саданули прикладом, — объяснил он Жинетте. — Давай поторопимся.
Поль пошел рядом с подружкой, взял ее под руку, помогая ей идти, и выбрав момент, когда она отвернулась, с лукавым видом поцеловал ее в щеку.
Жинетта покраснела и рассмеялась.
— Куда же ты меня ведешь? — спросила она.
— В префектуру!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
В префектуру!
Первое впечатление было обманчивым. На самом деле демонстрация удалась. Пришло около тысячи полных решимости и воодушевления людей. Глупо утверждать, что когда-то бывало лучше! Конечно, бывало! Взять хотя бы празднование Четырнадцатого июля или Первое мая, когда люди собираются колоннами и спокойно идут. Ясно, что такие демонстрации привлекают больше народу. Да и то, по-настоящему мощные манифестации бывали раньше, году так в сорок шестом, а теперь не то время. Ну, а сегодняшняя демонстрация совсем другое дело. С самого начала было ясно, даже ребенок мог заранее сказать, что она не пойдет гладко как по маслу, это вам не прогулочка, а настоящая демонстрация протеста.
Особенно почувствовалась ее мощь, когда демонстранты вышли на такие узкие улички старого города, как верхняя часть улицы Гро-Орлож. Здесь сводчатая галерея еще ниже, чем в начале, словно арки вросли в землю, что вполне вероятно — все они хромоногие и так же перекосились, как древние домишки, вдоль которых они тянутся. Выйдя сюда, демонстрация невероятно вытянулась и одновременно сжалась, стала компактной и сплоченной. Вокруг колонн арок толпа образовывала завихрения, напоминавшие сучья в доске. В спину дул, налетевший с рыбачьей гавани, слабый, но холодный ветер, ему тоже, как людям, было тесно в этой узкой уличке, он подгонял толпу, и та шла словно под парусами. Снова послышалось пение.