Первый узбек
Шрифт:
Зумрад налила чай в пиалу и поняла – вот он, подходящий миг для непростого, трудного разговора. Подав чай, она решила начать издалека:
– Халил-ака, вы не хотите устроить жизнь нашей сиротки? Тут приходила женщина с Кушан-махалли. Спрашивала, не отдадим ли мы Лайло в жёны их старейшине? Ему всего пятьдесят два года, его жёны стары и уродливы, детей мало, и он хотел бы взять её четвёртой женой. – Зумрад затихла: сейчас решится, ошибалась она и напридумывала себе или муж действительно влюбился в Лайло?
– Жена, какой четвёртой? Вы что говорите? У него же и так четыре жены? Кем будет Лайло – наложницей, любовницей? Позор на наши головы? Что соседи скажут? Скажут, что продали сиротку на утеху старику, поживились с детских слёз? – Халил мгновенно забыл все красивые обороты речи и заговорил как строгий глава семьи: почему без его согласия важный разговор шёл, кто разрешил?
– Халил-ака, сваха сказала мне, что он разведётся со своей второй женой, и Лайло станет его четвёртой женой. Но считаться будет первой. – Зумрад поняла, что Халилу этот разговор неприятен. Он всех сватов, которые приходили в дом сватать девушку, выгонял. Нет, вежливо выпроваживал, говорил, что та ещё мала и ей рано замуж.
– И вы поверили? И не самому старейшине, а свахе? Да они соврут – недорого возьмут! Вы что, не знаете, что обещания до женитьбы – это снег у нас в Мианкале – ночью выпал, а утром от него ничего не осталось? – Чай остывал в его пиале…
Зумрад задумалась. После смерти двух последних детей она понимала, что не сможет больше родить здорового ребёнка. И так Всевышний одарил её сверх меры. Все дети, кроме последних, живы и здоровы, лишь внуков пока не хватает. Но она чувствовала, что больше ей не родить. Время жизни смотрит в сторону заката, лет ей уже тридцать пять, и она старуха. И месячные очищения – то есть, то нет…
– Поэтому я с вами и разговариваю, Халил-ака. Простите меня за настойчивость, но что нам с Лайло делать? Может быть, за Саида выдать, разница в возрасте небольшая, а что без приданого, так мы не обеднеем. И Саид её знает, в одном дворе растут. – А ну-ка посмотрим, что муж про Саида думает?
Халил нахмурился. Для Саида он уже присмотрел невесту, дочку мастера Хайдара. Семья почтенная, достойная. Живут на другом конце Афарикента, но не беда, реже молодая жена к матери будет бегать. На дочку Хайдара он обратил внимание, когда той было лет десять, и была она стеснительной и тихой девочкой, немного худенькой. Но выйдет замуж, родит и станет, как все, – кругленькой, где надо, а где не надо – пусть остаётся худенькой.
– Нет, жена. С Саидом я давно решил. Дочка Хайдара-каменотёса Бодам будет его женой, мы с её отцом уже и по рукам ударили.
– Вот как? Хвала Всевышнему! А приданное какое? Калым? Да и про дом для Саида мы ещё не думали… – какая невеста неважно, главное в сватовстве, чтобы приданое было побольше, а калым поменьше, – Зумрад не хотела больших расходов, поскольку свадьба старшего сына Карима вышла не такой дешёвой, как она мечтала.
– Калым – десять овец, одна корова, резные ворота, пять дверей. Денег тридцать таньга.
– Вай дод! Они нас разорить хотят? Мы за жену Карима отдали восемь баранов! И коров они не просили! И про ворота разговора не было! Деньгами десять таньга! – от возмущения Зумрад даже покраснела и повысила голос, что опасалась делать в разговоре с мужем.
– Точно, не просили. А всё почему? Потому что соседи наши, и не такие богатые. Дочке их было уже пятнадцать лет, взрослая, а не замужем. Не сватался никто, вы сами знаете. Дочек у них четыре штуки: мал, мала, меньше. – Халил взмок и всё боялся, вдруг жена догадается, почему он не хочет Лайло отпускать из дома.
– Приданое, какое приданое? – Лишь бы не согласился Халил на маленькое приданое, из-за желания породнится с Хайдаром-каменотёсом.
– Приданое хорошее. Двадцать курпачей новых, пять ватных одеял, три котла, пять ляганов, двадцать пять косы, сорок пиал, кумганы, пять платьев, казакины, жилетки, да и остальных мелочей не пересчитать. Два паласа и ковёр большой. – Выдавая замуж Гульчехру,
старшую дочку, Халил умудрился договориться с гончаром Суннатом, кудо: все расходы на свадьбу будут со стороны жениха, а с невесты только приданое.
Зумрад почесала переносицу, что было у неё признаком глубокого раздумья, вспомнила, что за неё отец взял пятнадцать баранов и деньгами двадцать таньга. Давно это было. Но в приданое она принесла неизмеримо больше: кроме ковров, паласов, курпачей, одеял, одежды и многого другого – своё искусство вышивальщицы. В молодости она была красавица, все в округе об этом говорили – матовая кожа, а не тёмная, как у узбечек. И глаза большие, зелёные, не зря Зумрад назвали. С длинными ресницами и бровями, что соединялись на переносице. Полные губы цвета распустившегося бутона розы, когда улыбалась – сверкали белые зубки. За красоту муж и любил. А ещё за ум. Зумрад всегда внимательно слушала, что муж говорит, думала, и только после этого отвечала. Не сразу тараторить начинала, как некоторые несдержанные трещотки.
– Дом для Саида построить – два хашара, один плов, – продолжил Халил. А родня Саиду нужна сильная, да и Хайдар-каменотёс доволен будущей роднёй.
– Муж мой, вы всё правильно говорите, а что с сироткой делать станем? Можно выдать за Селима с соседней улицы, сына Акмаля-водоноса… – нарочно вспомнила неповоротливого увальня, вечно полусонного и неопрятного. Знала, что Халил терпеть не может грязи и неряшества.
– Жена, вы сегодня к вечеру что-то плохо соображаете. Разве это ремесло – водонос? Воду носят люди, которые ни руками, ни головой ничего делать не умеют. У Акмаля-водоноса перепёлки хорошие, а голова пустая! Неужели вы думаете, что Лайло сможет жить в их лачуге после нашего дома? И едят они один раз в день, по вечерам. Кроме пшена с катыком, ничего нет, даже свежие лепёшки раз в неделю в аль-хамис. Вот уж точно, спроси совета у женщины – и сделай наоборот.
– Халил-ака, хочу вам что-то сказать, но не сердитесь враз. А почему бы вам самому на ней не жениться? – ошарашила Халила жена. И как всё хорошо разрешилось бы! Руки рабочие в семье останутся.
На калым не тратиться, лишь на подношение мулле, чтобы дал разрешение на брак, как-никак приёмной дочкой считается. И дом будет на кого оставить, если Аллах призовёт её к себе. Халил выпучил карие глаза и в недоумении воззрился на Зумрад:
– Вы в своём уме? – у него все кишки в животе скрутились в тугой узел, лоб мгновенно покрылся испариной. – Я же вам давал обещание – помните, никогда не приводить в дом второй жены.