Пес и волчица
Шрифт:
Прикрыв глаза, Ангел слушал печальную мелодию флейты. Он не видел музыканта, ему казалось, будто музыка льется отовсюду. Словно вода, сглаживающая острые грани прибрежных камней, музыка притупляла остроту чувств, успокаивала, баюкала.
Посланник стоял, опершись о перила высокого крыльца буриона -- "дворца" царя тавлантиев. Бурион представлял собой трехэтажный бревенчатый сруб. Он был много больше всех остальных домов, расположенных в строгом порядке в черте крепости. Резные коньки и наличники маленьких, закрытых слюдой окон, точеные перила, выкрашенные в темно-красный цвет дубовые бревна и изящная башенка на крыше, резко выделяли его среди скромных иллирийских избушек. Хотя сие сооружение и не могло тягаться с ослепляющей роскошью дворцов персидских царей, для живущих в здешних краях людей это был шедевр архитектуры, что признавали даже греки,
Бурион был самым высоким сооружением в Сал-Скапеле и, располагаясь на высшей точке горы, гораздо выше крепостной стены, позволял наблюдателю, даже не поднимающемуся в башенку, а стоящему на крыльце, видеть, как на ладони, всю долину.
– - Что-то ты печален сегодня, Веслев.
Завороженный музыкой, Ангел не услышал шагов подошедшего человека. Царь встал рядом с Ангелом, скрестив руки на груди. Ангел, не открывая глаз, сказал:
– - Небо плачет, Главк. Как тогда... Десять лет назад в этот день мы спускались с гор к Эордайку[198]
. Они почти настигли нас.
Главк молчал, Ангел продолжил:
– - Помню, я тогда совсем не ожидал, что ты примешь мальчика. Ты сразу же нажил себе столько врагов. Кассандр и Алкета... Я нес его к тебе, мы несли, безо всякой надежды. Кто он был тебе -- сын свергнутого царя, наследник царства, погрязшего в междоусобицах. Я не мог его бросить, но мне не к кому было идти.
– - Ты принес мне четвертого сына, -- спокойно сказал царь, -- но я никогда не понимал, зачем ты помогал покойному Эакиду? Зачем спасал его сына? Ты не эпирот и не иллириец. Ты не македонянин, не грек, не фракиец. Почему ты помог мне и моему тестю, когда мы были разбиты Александром? Позже, когда я узнал об ужасной судьбе непокорных Фив, разрушенных Македонянином до основания, у меня волосы зашевелились на голове, при мысли о том, что подобная участь ждала и нас, не вмешайся ты, не отправься послом к бешеному сыну Филиппа. Ты помогал нам и позже, советом, успешным посольством. Сейчас спесивые греки признают меня царем всей Иллирии, а двадцать лет назад считали всего лишь варварским князьком, выскочкой. При моем дворе живет множество эллинов. Учителя, мастера, воины. Я горжусь тем, что мои сыновья больше похожи на греков, чем некоторые голодранцы, нищенствующие в Аполлонии. Благодаря тебе. Ты навечно друг Иллирии, Веслев, но многие из нас, а иногда и я сам, приходим в трепет, вспоминая, как легко ты одолел год назад в потешном бою Плеврата. А ведь Плеврат молод и он один из первых мечей Иллирии. Я знаю тебя тридцать лет, уже тогда твои волосы были седы. Все тот же седой мудрец с телом зрелого мужа. Ты всегда появляешься, когда твоя помощь будет ценна для меня и моего народа, а затем внезапно исчезаешь. Единственное, что ты попросил за эти годы -- приютить Пирра. Снова попросил не за себя. Я теряюсь в догадках. Ты бог, Веслев?
Ангел улыбнулся.
– - Ты уже спрашивал меня об этом, Главк. И даже не один раз. И как прежде, я отвечу тебе -- я не бог. В жилах моих течет такая же красная кровь, как у тебя, а вовсе не божественный ихор.
– - Царь внимательно посмотрел на Ангела, но ничего не ответил. Некоторое время оба не произносили не звука, размышляя каждый о своем. Наконец Главк нарушил молчание:
– - Думаю, что прием мы устроим сегодня же. Надеюсь, уважаемые послы успели отдохнуть с дороги?
– - О да, баня, как всегда, была великолепна. И обед ей под стать. Дорога была не обременительна. Не то, что десять лет назад. Помнится, тогда Эордайк вспучило от многодневных дождей, и переправа была очень трудна. Да еще с двухлетним ребенком, -- Ангел прикрыл глаза, вспоминая, лицо его было мрачно, -- когда мы спустились к реке, нас было четверо, не считая Пирра, преодолеть бурный поток смогли лишь двое... Бедняга Гиппий. И та женщина, Дейпила, нянька царевича... Надеюсь, Андроклид позаботился, чтобы мальчик не забыл их имен.
Главк улыбнулся:
– - Андроклид позаботился. И об этом и о многом другом, вот увидишь.
– - Очень надеюсь.
Царь поскреб седую бороду.
– - Скажи мне, Веслев, зачем ты привез этих эпиротов? Едва я узнал о твоем приезде, первой моей мыслью было -- "время пришло". Ты знаешь, я доверяю твоей мудрости, но не слишком ли рано пришло время? Ему двенадцать лет.
– - Совсем скоро тринадцать.
– - Да, но и тринадцать -- еще даже не возраст эфеба. Не спорю, он много достиг, из него вырастет хороший царь, доблестный воин... лет через пять. Хотя бы через четыре.
– -
.
– - Известно, друг мой Веслев.
– - Да? Интересно, откуда?
– - Оттуда, что в свое время он целую зиму прятался у моего тестя от своего многогневного отца. И я тогда был в Скодре, вел с ним мудрые беседы. Интересно, знаешь ли, мне, варвару, было позаимствовать толику мудрости столь одаренного богами юноши. Непочтителен к старшим был Александр, покоритель народов. И к батюшке своему, и к моему тестю, царю Клиту. Воевать с нами хотел, забыв наше гостеприимство.
– - Помниться, это ты хотел с ним воевать, а не он с тобой. Времена, Главк, сейчас такие, что требуют от мальчика гораздо более раннего взросления. Лишних четыре года ожидания -- непозволительная роскошь.
– - Ангел помолчал и добавил:
– - Когда Александру Младшему исполнилось двенадцать, его тоже посчитали совсем взрослым. Кассандр, кровожадная тварь, решил не дожидаться, пока наследник Великого Царя достигнет возраста эфеба. И убил его. Так что, друг мой, двенадцатилетние мальчишки в наше время -- хорошая кость в горле сильных мира сего. И это уже никого не удивляет.
– - Не только двенадцатилетние, -- ответил Главк, -- Пирру не было еще и семи, когда Кассандр предлагал мне за него двадцать талантов.
– - Я помню. Как раз тогда он окончательно разделался с Аргеадами. Очевидно, у него возникло необоримое желание прикончить вообще все царей. Наверное, он очень огорчился.
– - Очень. Полез в драку. Пришлось его немного побить.
Ангел усмехнулся.
– - Вот и ответ, царь. Ситуация в Эпире, изменившаяся пять лет назад, все еще благоприятна, но если тогда Пирр был слишком мал, то теперь он уже вполне взрослый. Но послов я привез не для того, чтобы они тебе рассказали, как их всех раздражает Алкета, как им надоел самодур на троне. Это тебе я и сам мог рассказать. Однако, если бы ты вторгся в Эпир со своим войском, мальчика не приняли бы, посчитали узурпатором и даже самозванцем, поставив под сомнение его родство с Эакидом. А вот когда молосская аристократия сама захочет посадить на трон законного наследника, это уже совсем другое дело. Я привез послов, чтобы они посмотрели на Пирра. Он должен им понравиться. Все эти годы ходили слухи, что наследник жив, многие даже знали, что он у тебя, но пока его никто не видел, мальчик оставался для эпирской знати полумифической фигурой. Много, знаешь ли, всяких сказок про чудесные спасения... Вот и наш случай уж очень похож на сказку. Они хотят своими глазами убедиться, они готовы пойти только за настоящим царем.
– - Значит, ты представляешь все дело так, что это не молоссы просят у меня, чтобы я дал им царя. Это я смиренно предлагаю им кандидата, которого они придирчиво будут оценивать, подходит -- не подходит?
– - Получается, так.
– - А не много ли им чести? Я, знаешь ли, сейчас сильнее Эпира.
– - Я уже сказал тебе, не можешь ты посадить Пирра на престол. Это они должны сделать, а ты в этом деле всего лишь союзник. Прошу тебя, Главк, будь с ними мягок, не пытайся давить и потрясать оружием. Если они оскорбятся, все рухнет. Они все взвесят и решат, что хоть Алкета полубезумен, но он свой, и уж получше будет иллирийцев у власти. Заметь, не Пирра, а иллирийцев! Главк, мы можем упустить момент, сейчас все зависит от тебя, годы ожидания не должны пропасть впустую.
Ангел схватил царя за плечо, пристально глядя ему в глаза.
– - Ты спросил, зачем я все это делаю... Возможно, ты очень удивишься, царь, но я не знаю. Я очень давно жду чего-то, к чему-то иду. Мир изменяется, Главк. В который уже раз. Кассандр, Антигон, Птолемей, все эти безумцы, дети пастухов, дорвавшиеся до власти над народами -- они изменяют этот мир ежечасно. Даже Пирр. Мальчик, выросший в медвежьем углу, не в обиду тебе будет сказано, наследник такого же медвежьего угла, но воспитанный в мысли, что он царь древнего рода. Один из немногих, кто может похвастаться родством с героями Гомеровой древности. Ты и я, мы сделаем его царем не по названию. Но дальше... Сколько он усидит на отцовском троне? День? Год? Десять лет? Какой будет его жизнь, столетней или краткой, как вздох? Даже сто лет для вечности -- миг. Зачем же вся эта суета, если конец один и не важно, как ты встретишь его -- в царском пурпуре или в лохмотьях?