Пёс империи
Шрифт:
– Это уже не моя забота, – тихо сказал Кинт, закончив с наваристой похлебкой, и придвинул к себе блюдце с выпечкой.
До Латинга оставалось ехать еще четыре дня, Кинт прикрыл глаза, наслаждаясь свежей сдобой и выстраивая маршрут в голове, эти места ему были уже хорошо знакомы, торговый тракт идет вдоль железнодорожных путей, которые в свое время пришлось охранять.
– Что-то еще угодно господину? – у стола появился взъерошенный мальчишка присланный хозяином заведения.
– Скажи, а нет ли у твоего хозяина лишней трубки, я бы купил.
– Я сейчас! – мальчишка подбежал к хозяину за стойкой, перебросился с ним
Мальчишка послушно скрылся за тяжелой шторой, а хозяин, высокий седовласый мужчина, покопался под стойкой, и спустя минуту подошел к столу.
– Вот, я сам не курю табак, но имею для продажи хорошие сигары, – хозяин поставил на стол картонную коробку с дюжиной сигар.
– Эта коробка не полная, – заметил Кинт.
– Так понятное дело, кто в этих местах купит ее за пятьдесят кестов серебром! Бывает, кто-то не подгадает с табаком в пути, купит сигару да покромсает ее, чтобы в трубку табаку набить.
– А я трубку потерял… – Кинт взял из коробки сигару, понюхал, – сколько за две?
– Возьмите три, за десять кестов.
– Хорошо, посчитайте вместе с обедом и обслугой моего транспорта.
– Сделаем, – хозяин выложил на стол еще две сигары.
– И распорядитесь наполнить топливом бочонки, – Кинт уже подкурил сигару и выдохнул к потолку ароматный дым, а другие две убрал в карман.
Через четыре дня, ближе к обеду, Кинт въехал в Латинг с западной стороны, да, он сделал это специально, обогнув город по большой дуге и выехав на западный тракт со стороны степи. Город под властью торговых гильдий рос и процветал, увеличился пригород, поглотив заброшенные во время Северной войны фермы, и теперь на их месте была плотная застройка грязных лачуг. В небе висели пассажирские и транспортные дирижабли, ожидая своей очереди на швартовку на станции воздухоплавания, воздух уже не так чист – всему виной засилье моторных повозок и экипажей на горючих смолах. Кинт отметил, что Латинг, который ему раньше очень нравился, теперь стал похож на Актур, переняв далеко не лучшие его детали, а именно, появилось много нищих, до которых никому нет дела; на глазах у Кинта городовой застрелил бегущего подростка, отреагировав на крик лавочника «держите вора!»; группы странных парней шептались по углам, подворотням и тупикам, и спешно расходились, завидев патруль городовых…
– Первый континентальный конгресс! Завтра состоится первый континентальный конгресс! – вприпрыжку, не обращая внимания на тяжелую сумку набитую газетами, мимо остановившегося на городской площади Кинта пробегал мальчишка.
– Эй! – Кинт присвистнул мальчишке и поманил к себе рукой, на что тот сразу же, привычным жестом сложил одну из газет, сунул ее Кинту и, получив пару медяков, побежал дальше, выкрикивая названия заголовков:
– Первый континентальный конгресс! Северный терратос готов подписать торговое соглашение! Праздничный обед в посольстве терратоса Решенц в Актуре!
– Как же хочется домой, – пробубнил себе под нос Кинт, сунул газету за голенище сапога и повел одноколейник дальше, вспоминая дорогу.
Остановившись у здания почты и телеграфа недалеко от железнодорожной станции, Кинт заглушил двигатель.
– Хотите, я посторожу? – неизвестно откуда возник курносый мальчишка лет двенадцати в стоптанных ботинках и пальто не по размеру.
– Лучше сбегай на телеграф и принеси мне бланк, – Кинт достал из кармана пару серебряных кестов и протянул их на ладони в кожаной перчатке.
Мальчишка схватил кесты и был таков.
– Представляю, как бы он посторожил, – хмыкнул Кинт и осмотрелся.
Городовой, что стоял неподалеку, видел, что произошло, но сделал вид, что он слишком занят тем, что происходит в стороне пакгауза.
– Эй, милейший! – крикнул ему Кинт, поманил рукой и поднял на лоб очки.
Городовой поправил пояс с кобурой, что скорее поддерживал живот, нежели был элементом снаряжения и не спеша подошел.
– Чего тебе?
Внешний вид Кинта был, мягко говоря, непрезентабельным – покрытый дорожной пылью плащ с воротником-стойкой под горло, такого же вида сапоги и недельная растительность на лице…
– Постой-ка здесь! – Кинт сунул под нос городовому жетон секретариата, после чего тот побледнел, вытянулся и часто закивал головой.
– Так есть!
У окошка телеграфа было пусто, Кинт взял бланк и написал пару строчек:
«Григо, обнимите родных, все еще работаю. Кинт»
– На чье имя отправлять и куда? – не поднимая взгляда на Кинта, спросил оператор телеграфа.
– Маар Рокэ, Конинг.
– Угу… Двадцать кестов.
– Вот, – Кинт положил монеты на узкую столешницу и направился к выходу.
Городовой стоял как фонарный столб, не шевелясь, и казалось, не дыша.
– Все, ступай, спасибо…
– Рад служить! – прижав к бедрам ладони и кивнув, ответил тот, и поспешил прочь, радуясь, что отделался легким испугом.
Кинт немного покружил по городу, потом заехал на рынок у площади, купил себе новую трубку, а также коробку конфет и поехал к железнодорожной станции, желая, наконец, набить живот вкусной едой.
– О! Как же давно вас не было! – пышных форм служанка при харчевне депо даже всплеснула руками, – проходите, и ваше место, видите, оно свободно!
Кинт учтиво поклонился и прошел в угол заведения у маленького окошка, где уселся за стол и спросил:
– Вас не затруднит послать кого-нибудь, присмотреть за моим транспортом?
– Что вы! – даже удивилась толстуха, – на территории господина Тьетэ никто давно не промышляет воровством!
– Это радует, а как господин Тьетэ?
– Он завтракает и ужинает здесь каждый день, вот сами у него и спросите… – толстуха чуть наклонилась, – вас тут часто вспоминают, и господин Тьетэ будет рад вас видеть.
– Я заплачу тебе кест золотом, за молчание… Хочу сделать для господина Тьетэ сюрприз.
– О, понимаю, – закивала та, но протянула пухлую ладонь в ожидании аванса за молчание.
– Благодарю, – Кинт вложил ей в ладонь монету.
Кинт дотемна просидел в арке дома, напротив уютного особнячка Шагэ. Он наблюдал за горожанами, проживающими в этом богатом и тихом районе. Несколько раз проезжал конный патруль городовых, но Кинт находился в тени, никто его не видел, разве что две девушки, явно из прислуги дома рядом, прошли через арку, посмотрели на Кинта, пошептались и, хихикая, пошли дальше. Кинт даже привстал и осмотрелся, все ли в порядке с одеждой. Наконец, когда сумерки окончательно опустились на Латинг, а прислуга особняков зажигала газовые лампы в фонарях у ворот, Кинт отталкиваясь ногами, докатился до знакомого рисунка калики и потянул шнур звонка.