Пёс имперского значения
Шрифт:
— Бред, мистер Збыслав, мы живём в двадцатом веке.
— А это вы ему скажите.
Англичанин приподнялся на локте и посмотрел на бравого охотника, по виду которого можно было сказать — вот кому наплевать на время вообще, и на двадцатый век в частности. Сейчас он доедал последние куски взрывчатки. Ну и что, что невкусно, но когда ещё придётся подкрепиться в следующий раз? Чай не ворона, кусочек сыра Бог не пошлёт.
— Что он делает?
— Кушает, пан Уинстон. А потом и за нас примется.
— Меня нельзя, я подданный британской короны.
— И я…. Только ему без разницы, на аппетит это не повлияет.
Такс оторвался от трапезы и сыто отрыгнул, выпустив могучий факел. Удивлённо покрутил головой, видимо сам не ожидал от себя новых возможностей, и облизнулся, заставив диверсантов побледнеть.
— Сделайте хоть что-нибудь, мистер Збыслав, — закричал в панике британец. — Он ещё не наелся.
— Мы будем молиться, и Матка Божка Ченстоховска защитит нас.
— Бросьте свои папистские штучки, господин второй лейтенант. Если что и поможет, так это моя ладанка, освящённая самим архиепископом Кентерберийским.
— Так пан не католик? Пан еретик?
— На службе я принадлежу к англиканской церкви. А дома, в Ольстере, — католик. Но по убеждениям — стойкий атеист.
— Не думаю, что это вам поможет, господин майор. Аве Мария, мизерере…
От гнусавой латыни, да ещё исполняемой немузыкально и фальшиво, Такс поморщился и чихнул.
— Видите, пан Уинстон, его уже корёжит! Значит это настоящий оборотень! Сейчас пропадёт, испустив смрадный дух! Патер ностер лаудетор…
Абсолютный слух, воспитанный на Бетховене и Шуберте, слух, который наслаждался пением ангелов в Райских Кущах, не выдержал издевательства над собой. Пёс зажал уши передними лапами и попятился, смешно взбрыкивая задницей. Но поляку было не до смеха. Он возвысил голос, распевая уже псалмы Давида в вольном переводе Адама Мицкевича, и заранее торжествовал победу над нечистой силой.
— Вы видели? Нет, вы видели, какие чудеса творит истинная Римская церковь? — англичанин не ответил. — Что случилось, пан Уинстон?
— Что случилось, говорите? Моя нога…. Я не могу ходить.
— Да, он же вас покусал, — пан Збигнев глубоко задумался и повторил последние слова, старательно отводя взгляд. — Он вас покусал….
— Придётся вам выполнять задание в одиночку. Я подожду здесь.
— Это будет не благоразумно и не безопасно, — возразил поляк. Если другое предложение. Мы проберёмся берегом, и спрячемся ниже моста по течению. Там сделаем плот, и уплывём на нём после минирования. Как, такое подходит, господин майор?
— Без чинов, господин второй лейтенант.
— Как скажете. Только сначала я выстрогаю вам костыль, — пан Збигнев встал, поддёрнул спадающие без ремня штаны, и зашагал в сторону воды, где недавно видел одиноко растущую на берегу осину.
Англичанин проводил его мрачным взглядом и уронил голову, закружившуюся от большой потери крови. И как эта тупая славянская скотина догадалась наложить жгут? Наверное, временное просветление. Ну и хорошо, что ушёл, потому что перевязку такому человеку доверить просто нельзя.
Несмотря на слабость и подступающую к горлу тошноту майор опять приподнялся на локте, и попытался дотянуться до обрывков мешка. Получилось. Там, в одном из карманов, должна была лежать небольшая походная аптечка, если только страшный оборотень не сожрал и её. Нет, вроде бы на месте, как и фляжка с крепчайшим виски местного производства, называемым здесь "гхорилка". Смешно, не правда ли? Варварская страна, по недоразумению причисляемая к Европе. И народ такой же. Ну какого, скажите, чёрта пан Збыслав собирается строить плот, если в двух километрах отсюда в кустах спрятана байдарка? Конечно, не лучшее средство передвижения для джентльмена, но всяко не плебейская вязанка сырых дров, которая если и доплывёт, то только до ближайшего шлюза. А там что, опять заново всё делать? Впрочем, дело его, а белый сахиб должен поощрять трудолюбие туземцев.
Но байдарку жалко. Как-никак за неё уплачено пятьдесят четыре рубля из собственного кармана. Понятно, что родная Служба компенсирует все расходы, фунтов двести можно будет запросить, но уж очень хочется привезти домой трофей. А если удачно пустить слух об обстоятельствах его приобретения, то и несколько тысяч заработать на аукционе. А что, вещь хорошая, надёжная. Дубовый кильсон, алюминиевые шпангоуты…. А чего только стоит прорезиненная шкура с красным треугольником на носу и надписью "Изделие номер два". Да, не "Дредноут", но звучит не хуже.
Размышляя о благах материальных и чертыхаясь от острой боли, отдающейся даже в макушку, мистер Уинстон осторожно разрезал ножом штанину и сколько смог осмотрел рану. Потом стиснул зубы до хруста и чуть-чуть плеснул на ногу "гхорилка". Ощущения были такие, что невольные слёзы выступили на глазах, компрометируя несгибаемую волю гордо несущего бремя белого человека. Плеснул ещё и взвыл так, что пролетающий на большой высоте аист вздрогнул, будто наткнувшись на неведомую стену, и упал вниз, роняя перья. Врачевание, как и любое искусство, тоже требует жертв.
Боль стала настолько невыносимой, что майор решился пойти на крайние меры, осознавая возможный риск. Он поднёс фляжку к губам, содрогнулся в предчувствии последствий, и сделал большой глоток. Видимо господин Эйнштейн, перед тем как придумать свою теорию относительности, совершал подобные подвиги. Потому что время остановилось вместе с сердцем, и запустилось вместе с ним же через вечность, когда опалённое горло позволило вдохнуть воздух.
А потом стало хорошо. Так хорошо, что даже какой-то болван, загородивший солнце, не смог испортить настроения.
— Ах, это вы, пан Збыслав. А почему костыль такой острый? Он не будет вязнуть в земле?
Проклятый селезень, противно крякавший в прибрежных камышах, почти всю ночь не давал уснуть уставшему Таксу. Ну сколько можно? Неужели нельзя спокойно отдохнуть после насыщенных событиями трудовых будней? Сначала дорога, пыльная и монотонная, потом скучная рыбалка, в которой помогали местные мальчишки…. И жестокая схватка ха хлеб насущный.
Лишь под утро, когда собравшийся в низинах туман приглушил все звуки, удалось добраться до надоедливой сволочи. Для этого пришлось залезть в воду, шуганув пытающуюся составить конкуренцию выдру, и плыть к зарослям, где прятался бесхвостый крикун. Да что того селезня, так, на один зубок, но не оставлять же зло безнаказанным?