Пёс
Шрифт:
— А в лесу чего делал? — крикнули из того же угла.
— Да так, жил, — уклончиво ответил Вовка. — Разве не ясно?
— Ты из сопротивления? — чуть слышно прошептал Петька. — Партизан?
Весь вагон изумленно притих. За такие слова можно было легко поплатиться головой.
— Тихо ты, — прошипел мальчишка, приложив указательный палец к губам. — С ума сошел!
И нарочито громко, чтобы слышали остальные, произнес:
— Да не-е-е… Какой из меня партизан? Наша деревня в тайге, и найти её не так просто… А я за солью пошел, да и попался. А через неделю вышел указ, и от меня сразу избавились. Теперь вместе будем!
Паровоз басовито загудел, вагон дернулся и покатился по рельсам, постепенно набирая скорость. Мальчишки поспешили залезть в свои норы: как только
— Ты не против, если я устроюсь рядом? — спросил Петьку мальчишка.
— Давай, — радостно согласился Петька, — вдвоем теплее будет!
Они зарылись в сено. Немного согревшись, мальчишка спросил шепотом нового приятеля:
— А ты действительно их видел?
— Кого? — зевнув, уточнил Вовка.
— Партизан.
— Видел, — сонно отозвался пацан. — Только ты никому…
— Могила, — прошептал Петька.
Авторитет нового приятеля взлетел до небес.
— А правда… — хотел спросить Петька, но согревшийся Вовка, убаюканный мерным перестуком колес, уже спал.
«Потом спрошу», — решил мальчишка и тоже постарался заснуть.
Распоряжение Главного Департамента Оккупированных Территорий.
В кратчайшие сроки создать детскую военизированную школу для неполноценных… Для этой цели отобрать из детских интернатов, расположенных на территориях рейхскоммисариатов (гау): «Остланд», «Украина», «Московия», «Уральский хребет», «Сибирь»… развитых физически и умственно детей десяти — двенадцати лет преимущественно славянской национальности… выпускники школы будут использоваться в карательных операциях на оккупированных территориях… выполнять функции подразделений полиции… Диверсионная деятельность на территории врага…
…назначить ответственным гауляйтера «Украины» Отто Розенбуга{}…
…03 апреля 1962 г.
— Подписано рейхслятером{} Карлом Брауном{}, одобрено лично фюрером, — в раздражении закончил читать Густав Кранц. — Послушайте, Отто, скажите честно, вы действительно считаете, что это хорошая идея? — обер-бургомистр Киевской области как обычно был прямолинеен.
— Густав, ты же знаешь, наше мнение никого не интересует, — безапелляционно заявил Отто Розенбуг. — Директива утверждена лично фюрером. А нам остается только принять её к исполнению. И смею тебя заверить, что рейхсляйтер спросит с нас по полной программе!
— Ну разве они не понимают, что мы собственными руками выроем себе яму! — Кранц нервно принялся ходить из угла в угол.
— Да не волнуйся ты так, Густав, — гауляйтер нацедил в стакан на два пальца хорошо выдержанного коньяка и протянул Кранцу, — выпей! Возможно, ничего путного из этого не получится, и рейхсминистерство свернет эту программу.
— Нет, Отто, ты не понимаешь — это тенденция! Неужели у нас не хватает солдат? На худой конец те же Власовцы, Бендера? Они хоть воюют осознанно, за идею! А эти…
— Ладно, хватит болтать! — остановил словоизлияния Кранца Розенбуг. — Все готово для приема первой партии?
Густав хмуро кивнул.
Рейхскоммисариат «Украина».
«Псарня» — первый детский
военизированный интернат
для неполноценных.
— Итак, засранцы, прочистите уши и слушайте, что я вам скажу! Повторять не буду! — надрывал глотку Роберт Франц, старший мастер-наставник военизированного интерната для неполноценных. По-русски он говорил чисто, без малейшего акцента. — Вам, уроды, неслыханно повезло — вас вытащили из дерьма, которым вы по сути и являетесь! Но… — он сделал многозначительную паузу, а затем продолжил, — лично фюрер дает вам, скотам, уникальную возможность принести пользу Новой Германии. Служить Фатерлянду большая честь даже для немецких солдат…
— А мы-то тут причем? — донесся до наставника нахальный мальчишеский голос. — Пусть предатели, навроде тебя, под немцев прогибаются! А я не буду!
—
— Ну, допустим, я! — развязно ответил все тот же голос.
— Тогда шаг вперед, смельчак! — Роберт наконец увидел наглеца. Мальчишка, смело глядя в глаза наставнику, вышел из строя. — Имя, фамилия! — рявкнул Франц.
— Владимир Путилов, — не испугавшись, все так же нагло ответил пацан.
— Значит Вольф, — задумчиво произнес старший мастер-наставник, размышляя, как ему поступить с зарвавшимся подростком.
— Сам ты Вольф, морда полицайская! — не полез за словом в карман мальчишка. — Я — Владимир!
— Дерзость — это хорошо! — холодно произнес Роберт. — Настоящий мужчина, а тем более воин, должен быть дерзок. Но дерзость хороша в бою, — повысив голос, произнес Франц, чтобы его хорошо слышал весь строй, а дерзость по отношению к командиру — наказуема! После построения — неделя карцера! На хлеб и воду! Кормежка — раз в сутки! Все остальные будут получать полноценное трехразовое питание! Да, — чуть не забыл наставник, обращаясь к мальчишке, — почему ты решил, что я предатель и «морда полицайская»?
— А чего тут понимать? По-русски вон как лопочешь — ни один немец так не умеет! Значит наш, русский. А если русский с немцами, значит предатель, морда полицайская! — на одном дыхании выпалил Вовка.
— Значит так, — громко заявил Франц, — поясняю для всех! Я, Роберт Франц, старший мастер-наставник «Псарни», являюсь истинным арийцем! И буду требовать от вас, ублюдочных унтерменшей, уважать чистоту моей крови! Это раз! А насчет моего русского языка… — он криво усмехнулся. — Я родился и вырос в России. Мои предки — поволжские немцы! Поэтому не считайте меня ровней. С завтрашнего дня каждая провинность будет строго караться! На сегодня я вас всех прощаю! Кроме тебя, — Роберт широко улыбнулся Володьке, — однажды наложенные наказания я не отменяю. Сейчас все идут в баню, затем получают обмундирование — и в столовую. А ты, мой дерзкий друг — в карцер!
Петька смотрел в спину удаляющемуся в сопровождении охранников Вовке и тяжело вздыхал — помочь своему смелому другу он не мог. Вскоре Вовка исчез за углом бревенчатого барака. Петька шмыгнул носом и прибавил шаг — после бани немцы обещали кормежку, а жрать ох как хотелось, невзирая ни на что. В большом предбаннике мальчишек заставили раздеться до гола, приказав сваливать грязную одежду в одну большую кучу. Затем, выстроив их в некое подобие очереди, быстро обрили наголо. После стрижки, выдав каждому по большому куску душистого мыла и жесткую мочалку, воспитатели загнали всех мальчишек в большую баню. Петька мылся с удовольствием — последний раз он испытывал такое блаженство, наверное, с год назад. Он стоял под ласкающими теплыми струями воды, с наслаждением сдирая мочалкой въевшуюся грязь. Прикасаясь к непривычно колючей обритой голове, мальчишка улыбался, представляя, как смешно должно быть он выглядит. Но о потерянных волосах Петька не жалел — уж очень его в последнее время донимали вши. Эти мелкие твари иногда кусались так сильно, что расчесанная кожа головы покрывалась кровоточащими струпьями. Разрешив мальчишкам вволю наплескаться, воспитатели дали команду по одному выходить в предбанник. Предбанник за время помывки изменился: пропало грязное белье, пол оказался чисто вымытым, в воздухе витал неприятный запах дезинфекции. Вдоль стен были разложены большие тюки с форменной одеждой и добротной обувкой. Выскочив из бани, мальчишки попадали в цепкие руки интернатских эскулапов. Врачи, не особо церемонясь, осматривали подопечных: раскрывали им рты, проверяя зубы, залазили в носы и уши, слушали дыхание сквозь железные трубки. Больных, в основном простуженных, тут же отправляли в карантин. Прошедшим медосмотр, без каких либо нареканий приказали подобрать себе обмундирование по размеру и строиться на улице. Примерно через час все воспитанники интерната щеголяли в новенькой форме с нашитой на рукаве странной эмблемой — оскаленной собачьей модой над скрещенными метлами. Роберт Франц с удовлетворением пробежался взглядом по бледным, не тронутым солнцем бритым мальчишеским головам.