Пёс
Шрифт:
Вольф выбрался из погребка, вновь завалил люк старыми ульями и запер омшаник. Теперь можно было спокойно заняться гостем — в ближайшие недели две ворота навряд ли откроются. А если и случиться — взрывчатки там столько, что хватит на добрую роту. Гостя возле машины уже не было. Вольф наклонился, чтобы не удариться головой о низкую перекладину двери и вошел в сени. В темном коридоре Вольф чуть было не споткнулся о картонный ящик, стоявший в проходе. Он нагнулся и поднял коробку. В ней мелодично дзынькнули наполненные «зеленым змием» бутыли. Он хмыкнул и, не выпуская ящик из рук, вошел в дом. Хозяин дорого чуда техники обнаружился тут же. Он сноровисто выкладывал
— Я так понимаю, — позвенел бутылками Вольф, — мы с тобой не вдвоем гулять будем?
— Вольфыч, ну ты же не против? — продолжая заниматься своим делом, вопросом на вопрос ответил детина.
— Да я, в общем-то, не против, — сказал Путилов, осторожно опуская хрупкую тару на пол. — Судя по сервировки стола, к нам на огонек заглянет если не сам президент, то уж шишка никак не меньше губернатора.
— Бери выше, Вольфыч, — гоготнул детина, — настоящий миллиардер сегодня с нами бухать будет!
— Неужто всамделишный? — притворно ахнул Вольф, поглаживая густую окладистую бороду, которую отрастил за несколько лет вынужденного одиночества. — И как вам его в нашу глухомань затащить удалось?
— Иностранец он, — поднося Вольфу наполненную дорогим коньяком рюмку, ответил Паша, — то ли немец, то ли голландец, во Владивостоке филиал своего банка открывает… Ну, будем что ли? — приглашая Путилова отведать спиртного, подал пример детина. — Ух, зараза, — выдохнул Паша и протянул Вольфу кружок сервелата, не забыв закинуть себе в рот точно такой же. — Так вот, — продолжил он, — у Петра Семеныча, босса моего, с этим немцем намечается взаимовыгодное сотрудничество… А старикашка этот, немец, лет семьдесят-восемьдесят ему на вид… Но крепкий еще, зараза, страсть как охоту любит! Где он только не бывал, а вот в наших лесах ему охотиться еще ни разу не приходилось. Нужно устроить ему тут такое сафари, чтоб до смерти не забыл. Ну что, сможешь, Вольфыч? Если все тип-топ будет, проси чего хочешь! Хоть дворец вместо своей избушки… А, братела?
— Ну, попробуем, — Вольф усмехнулся в усы. — Есть у меня на примете семейство кабанчиков, козлы…
— А медведя? Медведя у тебя на примете нет? Да поматерее! Чтобы немчура этот до пенсии трофеем гордился!
— Ух ты, как загнул! — охнул егерь, принимая из рук Паши очередную рюмку. — Медведя ему подавай…
— Вольфыч, ну? Ты, пойми, от тебя сейчас зависит, срастется у моего босса с этим фрицем или нет! Поможешь?
— Ладно, — опустошив рюмку, пообещал Вольф, — подыщем вам медведя. Сколько человек-то ждать? У меня тут не царские палаты.
— Так, — начал загибать пальцы детина, — старик немец с двумя телохранителями, Петр Семеныч и Серега.
— Значит, вместе с нами семеро, — прикинул Вольф, — поместимся как-нибудь.
Ближе к вечеру, когда стол уже был сервирован не хуже чем в столичном ресторане, во двор въехал еще один джип. Двери машины синхронно открылись. С переднего сиденья, отдуваясь, сполз на землю тучный седоволосый мужчина.
— Здравствуй, Петр Семеныч! Здравствуй, дорогой! — первым поздоровался Вольф.
— И тебе того же, Вольфыч, — Петр Семеныч по-барски вальяжно протянул руку егерю. — Как тут у тебя? Зверье еще не перевелось? — хохотнул Пашин босс. Его необъятный живот всколыхнулся.
Из-за домика егеря появился Паша, сжимая в руках аппетитно скворчащие шашлыки, всем еще исходящие жиром. Взмахнув шампурами, Паша крикнул:
— Петр Семеныч,
— Годится! — довольно прогудел Петр Семеныч. — Вольфыч, я тут тебя хочу с одним хорошим человеком познакомить…
Пока они разговаривали, из машины, опираясь на предусмотрительно подставленные телохранителями руки, выбрался худющий старик. Его абсолютно лысый череп обтягивала желтая пергаментная кожа, покрытая старческими пигментными пятнами. На узком костистом лице с тонкими бескровными губами промелькнуло подобие добродушной улыбки, когда Петр Семеныч представлял иностранного гостя Вольфу. Старик, тяжело переставляя больные артритом ноги, подошел к егерю.
— Иоганн Брунер! — хрипло каркнул старикашка, его пронзительные черные глаза, словно два маленьких буравчика впились в егеря. — Тайга! Карашо!
Нехорошее предчувствие посетило Вольфа, когда он заглянул в бездонные глаза старого немца. Пес кашлянул в кулак, пытаясь справиться с волнением, и ответно расшаркался:
— Путилов. Можно просто Вольфыч.
— О! — воскликнул старик. — Вольфывичь? — коряво повторил он. — Вольф! Немецки имя! Волк! Хищник! Карашо! — довольно ощерился немец, затем степенно кивнул егерю и пошел вслед за Петром Семенычем к столу.
Глава 3
8 августа 1946 г.
Нюрнберг.
Заседания Международного Военного Трибунала.
Допрос свидетеля Вольфрама Зиверса.
— Свидетель, повторяйте за мной… — Хорошо поставленный голос председателя четко и внятно, словно забивая гвозди в крышку гроба подсудимого, зачитывал слова присяги.
Эти граненые словно могильные камни слова вялым эхом подхватывал человек с потухшим взглядом, съежившийся на жесткой скамье в ожидании каверзных вопросов обвинения.
— Слово предоставляется мистеру Джонсу — представителю обвинения от Великобритании, — отчеканил председатель.
Обвинитель поднялся со своего места, чопорно поприветствовал присутствующих и начал допрос:
— Вы — Вольфрам Зиверс, бывший штандартенфюрер СС, с 1935 года занимающий пост имперского директора «Аненэрбе{}»?
Обвиняемый нервно дернул щекой и произнес:
— Да.
Джонс удовлетворенно кивнул. Вопросы посыпались на обвиняемого словно из рога изобилия. Они касались многочисленных опытов СС над заключенными концлагерей. Джонса интересовало многое: сколько человек было убито в ходе опытов, какова судьба Страсбургской коллекции скелетов{} доктора Хирта{}, какое отношение имел обвиняемый к исследованиям, проводимым на живых людях. Зиверс все отрицал. Он утверждал, что осуществлял лишь общее руководство «Наследием предков», насчитывающем более пятидесяти научно-исследовательских институтов, не вдаваясь в частности. Он отрицал свое непосредственное участие в зверствах, воплощенных в жизнь в концлагерях Дахау, Освенциме, Натцвайлере и других, не менее известных институтах смерти. Зиверс пытался переложить свою вину на других, обвиняя во всех грехах рейхсфюрера СС Гиммлера, профессора Хирта, адъютанта Гиммлера — Брандта, гауптштурмфюрера СС доктора Рашера{}, Гравица{}, Плетнера{}… А он, Зиверс, занимался лишь изучением духовных и исторических традиций германской расы, археологией, поиском сакральных знаний Шамбалы, Асгарта и Святого Грааля.