Пёс
Шрифт:
— Пойдем, Володька, — сказал старик, слезая с мотоцикла. — Товарищ мой здесь живет фронтовой, — он толкнул калитку, пропуская Вольфа вперед.
— Федька, — окликнул кто-то Степаныча, — Балашов! Жив еще, курилка!
— Да и ты, Николаич, — весело отозвался егерь, завидев сидящего на веранде старика, — тож небо коптишь и помирать, гляжу, не собираешься!
— Обижаешь, — делано огорчился старик, — я еще на твоих поминках спляшу!
Опираясь на палку, он с трудом поднялся:
— Ну, хватит зубоскалить, милости просим в дом. Таисья уже все приготовила в лучшем виде.
Старики
— Знакомься, Николаич, Владимир! — представил Вольфа егерь. — Тоже фронтовик. В Чечне воевал. Я его третьего дня недалеко от кумовой заимки подобрал. Провалился, бедолага, в старую медвежью берлогу. Помнишь, лет пять назад умники одни косолапому заснуть не дали?
— Шатун потом пацанов Матвеевых подрал, — вспомнил Николаич.
— Точно! — обрадовался егерь. — Так вот он в ту берлогу и угодил. Да неудачно — головой о корень. Два дня лежал у меня словно покойник, а сейчас кроме имени и того, что в Чечне воевал, ничего не помнит.
— Да, тяжелый случай, — почесал в затылке Николаич, — у моей золовки муж — врач по ентой части. После праздников попрошу, пусть посмотрит. А чего, документов с собой не было? — полюбопытствовал старик.
— А на кой в тайге паспорт? — неожиданно пришел на помощь Вольфу Степаныч. — Но парень не наш, городской, новенький. Я-то своих обормотов-охотников наперечет знаю. Ладно, поживет пока у меня, а после праздников пошлем запрос, авось, кто признает. Не пропадет! Ладно, хватит лясы точить, — опомнился егерь, — Николаич, наливай! За победу!
Стариковский шнапс оказался на диво забористым, крепче, чем у егеря. После нескольких стопок в голове Пса зашумело и он «поплыл». Разговор тек легко и непринужденно.
— Ты вот что скажи, Федор, — ехидно спросил егеря Степаныч, — думал ли тогда, в сорок третьем, сидя в раскисшей промозглой грязи, что за такую жизнь воюем? Что на пенсию, которое нам родное государство положило за все заслуги, не то что жить, а помереть по-людски невозможно?
— Да знал бы, где упаду, — невесело усмехнулся Степаныч, — хоть соломки бы подстелил.
— Не лучше ли было, — вдруг встрял в разговор подвыпивший Вольф, — под немцами? Они люди серьезные — вмиг бы порядок навели.
— Тю на тебя, — шутливо отмахнулся от Вольфа егерь, — мы хоть в дерьме, да в своем, отечественном! А быть без роду, без племени, — он скривился, — не по мне. Точно Николаич?
— Чужой земли мы не хотим не пяди, — пропел захмелевший старик.
— Но и своей — вершка не отдадим! — подхватил егерь. — Ты пойми, мы не жалеем ни о чем. Свобода и независимость дорого стоят! Их не грех и кровушкой окропить!
Вольф слушал стариков в пол уха — по старенькому телевизору с непривычным названием «Рекорд» транслировалась кинохроника пятидесятилетней давности. Бравые парни в форме Красной Армии бросали к подножию мавзолея регалии поверженного Рейха. Вольф с изумлением узнавал штандарты и знамена победоносных в его мире полков и дивизий Вермахта, втаптываемых на экране в землю коваными сапогами русских солдат. На мавзолее почему-то красовалась лишь одна надпись — Ленин, тогда как в мире Вольфа имен было два — Ленин и Сталин. К началу войны с СССР, насколько Путилофф
— Это что, Сталин? — спросил он стариков, тыча пальцем в экран.
— Он, — подтвердил Степаныч.
— О! — довольно воскликнул Балашов. — Вспоминать начинаешь! Надо за это выпить! Наливай, Степаныч!
— А когда война началась? — не успокаивался Вольф.
— Летом сорок первого, — ответил егерь, наполняя стопки водкой.
— Вот, значит, как, — судорожно соображал Вольф, — война в этом мире началась на добрых два года раньше! В его мире Гитлер начал войну с Россией в сорок третьем, сразу после смерти Сталина. А здесь поспешил!
— А закончилась когда? — спросил он вслух.
— В сорок пятом, девятого мая, — ответил Николаич. — Сегодня потому и празднуем! Не вспомнил?
Вольф удрученно покачал головой.
— Ну, ничего, — утешил его старик, — вспомнишь! Дай бог, чтобы не забывали этот день наши потомки, — сказал Степаныч торжественно, поднимая стопку, — и не дай бог, чтобы этот ужас повторился!
После праздников Степаныч сдержал обещание — свел Вольфа с нужными людьми. Сославшись на тяжелую амнезию, подтвержденную заключением врача-психиатра — мужа золовки Николаича, Путилоффу удалось выправить документы. В розыске он не значился, запросы с отпечатками пальцев ничего не дали, так что все прошло без сучка, без задоринки. Сейчас в нагрудном кармане Вольфа лежала справка, заверенная в местном отделении внутренних дел, о том, что он гражданин Российской Федерации Путилов Владимир Вольфович.
— Ну, хоть какая-то бумажка, — пробежав глазами справку, сказал Степаныч. — Ты пока что у меня живи, вместе веселее будет. А там, глядишь, и найдутся твои сродственники, али сам чего вспомнишь! Жись, она такая…
— Спасибо, Степаныч! — обнял Вольф старика. — Век твоей доброты не забуду!
— А! — отмахнулся старик. — Чего уж там! Слушай, — вдруг опомнился он, — а давай я тебя устрою помощником егеря в нашем лесхозе? Деньга, какая-никакая идти будет, да и мне помогать придется не за так! Ну?
— Согласен, — расплылся в улыбке Вольф. — Все равно перспективы никакой! Чем я на гражданке занимался — не помню!
— Вот и ладушки! — от всей души обрадовался старик.
Вольф тоже не скрывал радости, что все разрешилось таким чудесным образом. Безалаберность местной полиции была только на руку Вольфу. Если бы во вверенном ему блоке появилась подозрительная личность без аусвайса, её бы тут же задержали и быстренько передали в Гестапо, там разберутся кто ты и откуда. А здесь процветал бардак! Тем лучше — проще будет справиться с заданием!