Пещера

Бардаш Валерий

Он перевёл взгляд на висок левой щеки и провёл бритвой от начала виска до края скулы. После ещё нескольких движений вся щека очистилась от крема и волос. Он перешёл на правую щеку. Затем на шею и подбородок. Последним участком была, как всегда, верхняя губа.

Он помыл под струёй воды лезвие, затем помазок и положил их на свои места. И стал смывать остатки крема с лица тёплой водой из ладоней, нащупывая пальцами плохо выбритые участки. Затем, не поворачиваясь, дотянулся до полотенца и вытер им лицо. Наступило время для заключительного взгляда на человека в зеркале. Павел заставил своё лицо расслабиться в улыбке и поднял глаза.

Никогда нам не привыкнуть друг

к другу, никогда не подружиться. Были времена, когда мы с тобой были очень похожи. Что случилось? Плохо стали видеть глаза? Не напрягай их так, всё равно не помогает. Не надувай щёки. Лучше улыбнись пошире. Вот, так значительно лучше. Он повесил полотенце, погасил свет, вышел из ванной и остановился у открытого настежь окна их спальни.

В свежем воздухе улицы чувствовалось тепло поднявшегося высоко солнца. Его лучи пробивались сквозь поредевшую листву дуба, оставляя весёлую рябь на белом подоконнике. Позади тихого двора монотонно жужжал воскресный город, не нарушая безмятежности и спокойствия белесого неба.

Оно здесь. Он ощущал его кожей, вдыхал вместе с воздухом. Оно здесь. Всегда рядом. Только снаружи. Иногда касается его чувств и мыслей, но не проникает глубоко, не возбуждает беспричинной тихой радости и счастья. Так, как – он помнил – оно делало когда-то давно, когда в его сердце ещё не поселилась безрадостность. Не вернуть – уколола безнадёжная мысль.

Он отказывался этому верить. Он устроен просто, не такая уж это сложная машина – человек. Можно починить. По крайней мере этого человека. Нужно только постараться понять его глубже, чуть-чуть глубже. Познать себя. Достойнейшее из занятий. Помогло ли оно кому-либо когда-либо? Не знаю и не хочу знать. Мне нужно починить только одного человека. Ни на кого больше не похожего. А до других мне нет никакого дела.

Одно стало ясным с некоторых пор – нужна помощь извне. Преимущество определённого возраста. Он неохотно обратился за помощью к окружающему миру. И первой встретил там самое близкое к нему в пространстве существо – свою жену. И, возможно, в первый раз в жизни разглядел её с настоящим интересом. Нет у него ближе человека на свете. Это была одновременно обнадёживающая и очень грустная мысль. Как малочисленны и тонки притягивающие их нити.

Павел отвёл глаза от горизонта. Пора одеваться. Сегодня второе занятие. Он не чувствовал в себе сильного желания, но пропускать причин тоже не было. Первое занятие не разочаровало и не заинтересовало. Он не был ни чужим ни своим в новой среде, которую его жена принимала, казалось, без тени сомнения и с открытым сердцем. Нерешительно, но храбро ступающий по жизни человек. В своей неуверенной манере она предложила ему попробовать, он с сомнением и с невысказанной надеждой согласился. Помогает ли это тебе, солнышко? Знаю. Не буду спрашивать. Не легко тебе передать словами то, что словами не передаётся. Но я человек слов. Мне нужны слова, нужны объяснения. Меня нужно учить чувствовать вещи без понимания, без ощущения понимания. Может, ты меня научишь, женщина неясной интуиции, существо инстинктов?

Существо инстинктов продолжало греметь на кухне посудой. Солнце по-летнему решительно наполняло комнату светом. Нужно надеть что-нибудь лёгкое, чтобы было удобно и тепло лежать на коврике.

Уходя, он поцеловал Марию в щёку: “Я пошёл”, закрыл за собой входную дверь, прищурил от яркого света глаза и вышел из двора на улицу. Тепло и шумно. Озабоченные воскресными делами горожане, открытые двери магазинов, мальчишки на велосипедах. Всё как прежде, никуда не торопится. Где же я заблудился?

На второе занятие пришли все семь человек. Они весело улыбались, включая инструктора, невысокого сухопарого мужичка близких Павлу лет. Его слегка раздражающая активность компенсировалась умными глазами и уверенной широкой улыбкой. Они расселись по кругу каждый на своём коврике, расстеленном на прохладном деревянном полу просторной комнаты.

К середине занятия Павел окончательно убедил себя, почему это не для него. Он лежал с закрытыми глазами на коврике, раскинув слегка в стороны ноги и руки, и не верил. Не верил, что у остальных собратьев и сестёр по группе такие же проблемы, как у него. У молодой девушки с привлекательной фигурой и не очень привлекательным лицом, которому не хватает лишь одного – жизнерадостности хозяйки. У не совсем молодой женщины с расплывшейся фигурой и выражением стеснительности. У лежащего рядом с Павлом крепкого вида мужика с подозрительно красным носом и острым взглядом. У молодого пузатенького парня с неловким телом. У двух подружек средних лет, не стесняющихся обтягивать свои большие зады плотным темным трико. С их проблемами Павел мог бы справиться без труда. Для этого ему не нужна помощь. У него другого рода проблемы. Не поможет ему этот инструктор, они с ним, наверно, товарищи по несчастью.

Командные интонации голоса инструктора постепенно перестали раздражать, он почувствовал расслабление в теле, и это было уже хорошо. Они дышали, представляли разные картинки и отправлялись в благодатные места. Лежать было легко и приятно. Пришёл отвлекающий запах. Юная соседка справа. Сильный запах. Такой может возмутить молодые привередливые мужские носы, но был благосклонно принят понюхавшим на своём веку. Запах зрелой упругой плоти. Подавленных эмоций, невысказанных желаний. Павел пытался сосредоточиться на словах говорящего. Послышался тихий храп. Наверно, мужик с красным носом.

Храпела одна из круглозадых подружек. Её выдала виноватая улыбка. Занятие закачивалось, они опять сели в кружок, чтобы выслушать заключительные указания. На лицах едва заметное просветление и умиротворение. И то хорошо, как будто породнились немного. Павел встретился глазами с молодой соседкой. Довольно смело. Да… Посмела бы ты на меня так посмотреть, когда мне было двадцать пять. Хорошие глаза, умные.

– Ну как? – на лице жены был усиленный интерес.

– Ничего, немного расслабился.

– Тебе нравится?

– Неплохо. Ничего особенного не произошло, но расслабился неплохо.

– Это только начало.

– Надеюсь.

– Ты голодный?

– Да нет вроде. Меня накормили.

После занятия он вдруг решил зайти к Дмитрию домой. Там, несмотря на возражения, Тамара посадила его за стол и накормила вкусным ужином. Она выглядела уставшей и немного истерично покрикивала на сына, который не вызвал у Павла никакой озабоченности. Он выглядел совершенно нормально и не обращал внимания на окрики. Павлу только не понравилось, что он дома в такой хороший день.

Тамаре всегда было легко с Павлом. Она не сомневалась в себе в компании этого мужчины много старше её. Такая уверенность посещала её всё реже в компании отказывающегося стареть мужа. Теперь, тринадцать лет спустя, она забыла, почему согласилась выйти замуж именного за этого человека, но была почти уверена, что живёт не такой жизнью, которой хотела бы жить. Она не спешила никого в этом винить. И в первую очередь себя. Заботы о сыне заполняли её дни, временами к ним добавлялись заботы о муже. Какой жизнью она хочет жить? В одном не было сомнений. Ей придётся решать этот вопрос самой. Это было одним из самых больших разочарований в её замужестве.