«Пёсий двор», собачий холод. Том IV

Альфина и Корнел

До сегодняшнего дня.

Хэр Ройш отложил перо и, кинув взгляд на часы, потащил ползунок приёмника в сторону.

Старожлебинск он поймал почти сразу — сам по себе сигнал бы не добрался до Столицы, но сегодня все радиовышки Росской Конфедерации сменили режим вещания силами постепенно разосланных по городам умельцев из Второй Охраны. Теперь вышки не только посылали сигнал на ближайшие окрестности, но и подхватывали сигналы чужие, передавая их по всей стране — от Столицы до Фыйжевска.

Сегодня росы вдруг узнали, как живёт их отечество. Всё, целиком. И радиосигнал из Старожлебинска добирался до приёмника в башне с курантами через Спеченск, Новно, а потом и саму столичную радиовышку.

— …снова старожлебинские хроники, и мы позволим себе

не тянуть. Господин Тарий Андреевич Кожгелижен, владелец всего металлообрабатывающего комплекса нашего любимого города, наконец-то объявил о помолвке с баронессой Селёцкой. По этому радостному поводу Городской совет также решил выступить с инициативой и обнародовал ряд указов, судя по всему, негласно обсуждавшихся в его кулуарах на протяжении последних недель. В первую очередь они касаются реорганизации самой структуры Городского совета: в частности, открытым объявлен Комитет по старожлебинскому хозяйству, который согласился возглавить упомянутый господин Кожгелижен… — сигнал вильнул в сторону. — …нического корпуса города Старожлебинска, объявил, что наш наместник, мистер Фьюри, тяжело болен и, цитирую, «не имеет обязательства комментировать противозаконные начинания». Источники, приближенные к наместническому корпусу, тем не менее, сообщают, что мистер Фьюри попросту сбежал…

И, вероятнее всего, сбежал недалеко: грозная Вишенька Ипчикова, вооружившись десятком солдат Второй Охраны, намеревалась его догнать. Мистер Фьюри был даже непреклоннее хэра Штерца. С Кожгелиженом же оказалось чрезвычайно просто найти общий язык: по отцу он был чухонцем, корнями уходил под Петерберг, а жажду поднимать промышленность разделял. В сущности, Старожлебинск оставался крупнейшим и наиболее пахуче цветущим городом Росской Конфедерации именно благодаря ему и двум его старшим братьям. Помолвка с баронессой Селёцкой, наверняка обустроенная хитрой Вишенькой, дала этой фамилии официальное право взяться за рычаги власти обеими руками.

Рука же хэра Ройша подтолкнула ползунок дальше.

— …что творится у нас, вы и сами знаете, дорогие кирзанцы, — еле-еле выкарабкался из помех раскатистый мужской голос. — Так вот я вам хочу сообщить, что не только у нас! Да, не только! Вот послушайте, послушайте, какой нам сигнал из Столицы переслали — это, значит, говорит граф Асматов, член Четвёртого Патриархата. — В приёмнике долго возились, выставляя плёнку с записью, совсем недавно прозвучавшей в Столице. — «Европы на пороге войны… — скрипел и трещал Асматов, — из-за чего городишки победнее, вероятно, вынуждены будут в буквальном смысле голодать…» — тут конферансье оборвал его и влез сам: — «Городишки победнее» — это знаете кто? Это, доложу я вам, мы сами и есть! Там дальше ещё один говорит — мы вам вечером запустим плёнку, сейчас тут… тут ведь горит… Но вы мне, братцы, так поверьте: он говорит, что, мол, пусть уж лучше мы поголодаем, чем война в Европах! Понимаете?!

Сигнал взвизгнул и оборвался. Хэр Ройш усмехнулся. Из Кирзани господа фаланги обеспокоенно писали, что город мечтает последовать примеру Петерберга: перерезать всех, кто плохо стоит, и объявить о своей независимости. Но хэр Ройш по этому поводу не переживал, поскольку подражательство роднило Кирзань с Петербергом. Ей не захочется идти наперекор старшему брату, ставшему столь ценным источником вдохновения, а петербержское происхождение оказалось лучшей рекомендацией фалангам-студентам, рискнувшим в Кирзань поехать.

Ползунок уткнулся в правый бок приёмника, но Куй и Фыйжевск молчали. Хэр Ройш пробежался по другим, менее значимым городам. В Супкове исполняли романсы — уже не первый день те звучали по радио с четырёх до пяти вечера. Это означало, что ситуация там пассивно-благоприятная: смены ключевых фигур не произошло, но старые согласны прислушиваться к колебаниям порядка. Тьверь молчала, воздерживаясь от вещания.

Со стороны могло бы показаться, будто хэр Ройш нарочно подгадал единый момент, когда по всем городам Росской Конфедерации старая власть окончательно бы перевернулась. Но это, само

собой, было не так. Подобные процессы не могут разрешиться в один момент, даже если некто совершает выходящий из ряду вон поступок — как Твирин, расстрелявший Городской совет. Но ведь и после Твирина революция в Петерберге тянулась долго. Ровно то же самое происходило и в остальных городах отечества, а прямая патриаршая речь по радио призвана была даже не подстегнуть, а скорее скрасить этот процесс. Хэр Ройш активно вёл переписку и с Кирзанью, и с братьями Кожгелиженами лично.

Подобные процессы не могут разрешиться в один момент, но в то же время темп жизни нарастал, будто недавно вставший на рельсы поезд революции наконец-то сумел оставить перрон позади. Первое время в Столице Мальвину и Золотцу достаточно было встречаться со своими контактами раз в три дня; теперь же письма приходилось забирать ежедневно, и тех всё равно накапливалось по два десятка. Когда граф Жуцкой сообщил хэру Ройшу и Скопцову об участи, уготованной Петербергу, возможный конец родного города показался обоим концом света, но сейчас стало видно, что угрозу можно отвести, варианты — изыскать, до сведений — добраться, а ситуацию — вывернуть себе на пользу, и ужас отступил, как отступал когда-то ужас перед экзаменами, генералами и осадой. События настоящего и образы будущего мелькали, как цветные картинки в индокитайском бумажном проекторе.

А дальше будет только быстрее.

«…я решил взять на себя труд уведомить вас…»

— …хроника, — заговорил вдруг из приёмника Куй. — В городе выявлено очередное гнездо мятежников, вынашивавших планы убийства членов Городского совета. К мятежникам применены успокоительные меры, и сейчас они пребывают под стражей, где и останутся до частичной реабилитации. Вот их имена: Жельбицына Лада Власовна…

Хэр Ройш поджал губы. Куй был гордым городом, и именно он наверняка станет последним оплотом старого порядка. Это объясняло, почему молчит Фыйжевск: куйскую радиовышку некому было перенастроить на передачу сигнала, а ни один другой населённый пункт вещание далёкого Фыйжевска поймать не смог. Но самый восток отечества волновал хэра Ройша не так сильно — в конце концов, прямо сейчас в родные пенаты поспешали граф Жуцкой с дочерью. В ближайшее время Фыйжевск станет на карте одной из важнейших точек, поскольку это ключевой пункт торговли с Индокитаем, но и у Жуцкого, разгласившего третьим лицам наместнические секреты, не так много пространства для манёвра. Его стараниями с Индокитаем всё наладится. И тогда, окружённый переменами со всех сторон, не выдержит и Куй. В конце концов, граф Ильмешкин всё-таки соизволил ответить на письмо и завуалированно намекнул, что согласен пересмотреть городской кодекс в том случае, если пересматривать дозволят ему самому.

«Я решил взять на себя труд уведомить вас о том, что Королевскому Географическому Обществу, вероятнее всего, придётся в ближайшее время внести в атласы и компендиумы некоторые изменения».

Поставив точку, хэр Ройш поднялся и вновь заглянул в окно. Синих флагов на площади было меньше: люди побросали их, взбудораженные пересказами радио. Секретари из Патриарших палат тоже высыпали наружу и, по всей видимости, бранились со всяким, кто готов был побраниться в ответ.

Мятеж не нужен там, где достаточно смятения.

Парадная дверь гостевого дома напротив, подле штабных корпусов, отворилась, и оттуда выскользнула крошечная светловолосая фигура. Хэр Ройш не сумел бы разглядеть выражения скопцовского лица, но это не было так уж важно. Через четверть часа подробности станут известны.

Развернувшись на каблуках, хэр Ройш в который раз подошёл к часовому механизму. Это было опасно, но ему с самого первого дня хотелось прикоснуться к шестерням своими руками, а скоро такой возможности может уже не быть. Впрочем, послушав с минуту их цоканье, он от этой мысли всё же отказался: погибнуть, попав в часовой механизм манжетой, было бы чрезвычайно глупо, а понять, как тот работает, можно и без тактильного контакта. Достаточно посмотреть и подумать.