Песнь ледяной сирены
Шрифт:
Все изменил пожар.
Хадда больше не сопротивлялась настойчивому желанию мужа как можно раньше приступить к тому, чтобы вылепить из Эскилля огненного стража. Она не соглашалась – просто отмалчивалась, что каждый из них воспринимал как согласие. Тишина вообще стала частым гостем в их новом доме. Печать молчания словно склеила губы матери и отца. Эскилль спускался по утрам на кухню, а мать, чья щека была обмотана пропитанной целительным зельем тканью (тогда она еще надеялась, что сумеет избавиться от уродливого шрама), отводила глаза. Улаф Анскеллан по утрам здоровался с сыном сухим кивком –
В доме огненных серафимов больше не осталось тепла.
Уже потом, когда Эскилль впервые надел броню-«кокон» в патруль, впервые наблюдал, как зажигается сталь, впервые испытал горячку боя и увидел труп поверженного исчадия у своих ног, он в полной мере осознал, каково это – быть огненным стражем.
Нильс, в отличие от большинства мальчишек Крамарка, которые с самого детства грезили о призвании защитника Атриви-Норд, владеющего магией огня, тоже не торопился вступать в Огненную стражу. Но никакими особыми талантами он не блистал, магией не владел, а участь фермера, лесоруба или ледокольщика его не прельщала. Еще подростком Нильс понял, что служба под командованием Улафа Анскеллана поможет ему не только обеспечить родителей и младших братьев и сестер, но и получить статус защитника, а с ним – уважение взрослых, умудренных опытом мужей и симпатию юных красавиц.
Эскилль был рад, что Нильс все-таки стал стражем. Сейчас он ничем не напоминал прежнего испуганного и неловкого мальчишку, что неумело выводил в воздухе огненные знаки и со скрипом учился выжигать пламя на лезвии клинка. Он вытянулся, возмужал – на войне взрослеешь быстро, и научился владеть мечом. Не только для того, чтобы отразить удар исчадия льда, если внимание друга-серафима перетянет на себя другой, но и для того, чтобы приходить на помощь самому.
Неважно, что побудило Нильса стать хорошим стражем и защитником Атриви-Норд: тщеславие ли, честолюбие, искреннее вера в важность их общего дела. Был ли причиной кто-то конкретный – Бритт, Венке, Грета, Ингер-Лисе, или те, чьи имена Эскилль позабыл… Важно, что Нельс стал им.
– Отдыхай, – сказал Эскилль с улыбкой, похлопав друга по плечу затянутой в кожу рукой. – Завтра отправляемся в Ледяной Венец.
Аларику он нашел во внутреннем дворе крепости – она тренировалась наряду с огненными стражами Атриви-Норд. Те поглядывали на чужачку с недоумением, который перерастал в жгучий интерес. Главной ему причиной была броня-«кокон», выдающая в красноволосой незнакомке огненного серафима. Впрочем, верная себе, Аларика оставалась безразлична к обращенным на нее взглядам.
Она была похожа на огненный вихрь – пламенные волосы взлетали и опадали. Неистовые удары обрушивались на несчастную куклу, и хотя та была зачарована от любых повреждений, чтобы огненные стражи могли бесконечно оттачивать на ней мастерство владения мечом, казалось, что сила, вложенная охотницей в каждый удар, способна разрушить эти чары и разрубить куклу пополам.
Язык не поворачивался назвать Аларику Слеттебакк кроткой, но такой яростной Эскилль видел ее впервые.
Она услышала шаги за спиной и порывисто развернулась. Кончик ее меча уперся Эскиллю в грудь. Он недоуменно изогнул бровь. Аларика, покраснев, отступила на шаг. Пробормотала, избегая встречаться с ним взглядом:
– Извини.
– Моему холодному трупу ты бы сказала то же самое? – с усмешкой осведомился он.
Эскилль лишь хотел разрядить обстановку, но вместо этого накалил ее еще больше. Лицо Аларики окаменело, она молчала, даже не пытаясь улыбнуться или пошутить в ответ. Так они и стояли, молча глядя друг на друга.
– Решила потренироваться немного, пока ждала тебя. Даже интересно было, как бы отреагировал твой отец, если бы меня здесь увидел. О его строгости ходят легенды.
– Как твоя стихия? – осторожно спросил Эскилль.
– Как обычно, – пожимая плечами, отозвалась Аларика.
Но звучавшее в голосе напряжение, каменное лицо и холодный тон охотницы на исчадий льда заставили Эскилля заподозрить, что она лжет. Выходит, странная напасть не закончилась? Почему тогда Аларика пытается скрыть это от него?
Да, она не из тех, кто спешит делиться с окружающими своими бедами, и все же Эскилля это задело. Пусть он не сам рассказал Аларике о своей тайне, но благодаря вьюге серафим была в нее посвящена. Видимо, этого не достаточно, чтобы доверить ему свой секрет.
Эскилль оставил попытки разговорить Аларику. Если она захочет ему открыться… он будет рядом.
– Нильс вызвался пойти со мной в Сердцевину. Если хочешь, мы пойдем туда вдвоем, а ты поохотишься в Ледяном Венце… или останешься в Атриви-Норд.
– С чего бы это? – Аларика, как сухой трут, вспыхнула мгновенно.
– Я просто подумал, что тебе нужно восстановиться.
Она горделиво вскинула голову, отчеканила:
– Я – огненный серафим. Духи зимы сколько угодно могут за мной охотиться, зиму в свое сердце я не впущу.
Он пожал плечами. Красиво сказано, патетично – в духе его отца, который любил подобные речи. Сам Эскилль не был мастером слова. Огонь за спиной, верный меч в руку – это тот язык, на котором он говорил.
Значит, в Сердцевину завтра они отправляются втроем. Очередной патруль, продиктованный не приказом капитана, а их личными мотивами, расставит все на свои места. Битва с исчадиями льда покажет, лжет ли Аларика или Эскилль напрасно подвергает сомнению ее слова.
Кружил снег – пушистый и спокойный, словно прирученный лисенок. Падал и падал, засыпая тренировочную арену во внутреннем дворе. По пути в казармы Эскилль вдруг понял, что тихонько напевает. Где он мог слышать эту мелодию?
Ну конечно. Ледяной Венец. Чарующая мелодия скрипки. И прекрасная незнакомка – сирена, лишенная голоса.
С той поры, как Эскилль увидел скрипачку, она не исчезала из его головы. Мысли о ней сменялись другими, но возвращались снова и снова. Возвращались, чтобы заставить сердце биться чуть чаще, чтобы оживить покрытые пылью лет воспоминания: маленький Эскилль, зачарованно наблюдающий за еще совсем молодой мамой с улыбкой на лице и скрипкой, прижатой к подбородку.
Эскилля всегда манила музыка, хотя он сам был невероятно бесталанен. Может, именно поэтому музыкально одаренные люди так его завораживали. Они как ветер в горных пиках – импульсивны, неуловимы, недосягаемы.