Песнь Морской Девы
Шрифт:
— Не могу. А то потом меня совесть мучать будет. — Проворчал Берт в ответ.
Они вдвоем притащили меня в камбуз. Тут было пусто, все еще заканчивали работу. Я упала в свой гамак лицом вниз. Кок ушел за какими-то мазями.
— Ты как? — Тихо спросил Олаф. Я лишь тихо промычала то ли от боли, то ли от теплоты в душе, потому что хоть кому-то есть до меня дело. — Ты очень мужественно держалась. — Я яростно зашипела. — Прости, держался. Давай помогу снять повязку, а то еще и перед Бертом придется тебе объясняться.
Я
— Не помер еще? А,Сэм? — раздался скрипучий голос Берта.
— Не дождешься. — Ответила я.
— Эт хорошо… Хотя, еслиб помер, то не мучался бы. А ты, остолоп, чего сидишь? Мог бы уже рану промыть. Глянь, как кожу рассекло. На.
Он ткнул Олафу тряпку, сом взял вторую и они принялись протирать мою спину. Берт грубее, Олаф нежнее. Потом они намазали каким-то маслом, пахнущим облепихой, рубцы. Берт отправил Олафа выплеснуть воду из тазика.
— Спасибо тебе, Сэм. — Хлопнул он меня по плечу, от чего я вздрогнула, как от удара молнией. — Капитан та еще скотина, но это не умаляет героизма твоего поступка. Только не возомни себя героем. Я тебе благодарен, но бахваляться этим не надо. Ты же не хочешь прослыть хвастуном.
Вернулся Олаф. От дружелюбия кока ничего не осталось. Он что-то пробурчал себе под нос и ушел. Друг помог мне замотать грудь и надеть чистую рубаху. Нет, я совершенно не стеснялась Олафа. Ну что он сисек не видел?
Через минут пять боль поутихла и голова перестала кружиться. Мы болтали с Олафом, когда в кубрик ввалилась толпа, пропахших потом, матросов.
— Ну ты даешь, юнга! — воскликнул одноглазый Фред. — Глазом клянусь, ты не произнес ни звука! А тебе даже кляпа не дали. Язык хоть не откусил?
— Тоже мне, герой дня. Нечего фелонить было. — Отозвался Дин.
— Да ты чего! — вскочил хромой Джо. — Будто не знаешь, что Берт никому не дает готовить рыбу для капитана.
— Косточка в рыбе… — прокряхтел старый Сильвер. — Зажравшаяся морда.
— Тише, мало ли. — Сказала я, успокаиваля галдящих матросов.
— Честно, не ожидал от тебя такой самоотверженности. — Подошел ко мне мужчина, имени которого я или не помнила, или просто-напросто не знала. — Кок не выдержал бы порки. Старый слишком. А благодаря тебе, мы не подохнем тут с голоду.
— Ну хватит вам. — Невыдержала я. Ну что это такое? То от них слова доброго недождешься, то из мухи слона раздувают. Хватит с меня похвал на сегодня. Спать хочу. А вообще приятно…
14 [Себастьян]
Меня кинули в клетку и дверь с лязгом захлопнулась. Я даже не разглядел лиц матросов, что схватили меня по приказу Тонто. Когда я поднялся, они уже ушли. Гады, а я их еще перед Джонни защищал. Саратники блин. Верные друзья!
Я сплюнул себе под ноги. Ничего, выбраться я отсюда всегда смогу, пусть сначала этот ублюдок корабль подальше от русалок уведет. А там посмотрим.
Замок вскрыть — не проблема, но на борту от меня толку мало, а если все за мной по всему "Призраку Марианны" гоняться будут, то нас догонят русалки и отымеют. В прямом смысле. Ладно, поваляюсь пока тут. Все равно устал. Я даже зевнул от этой мылси.
Улегся на холодные доски и закрыл глаза. До ушей доносился шум работы с палубы. Вроде все спокойно, похоже оторвались. Тем лучше. Я лежал и считал капли, капающие мне на ногу.
Триста двадцать шесть… Триста двадцать семь…
— Хвостатые у нас на хвосте! — Сбил меня со счету, отделившийся от общего гвалда крик дозорного.
Догнали, дьяволицы. Я услышал пение, оно становилось все громче. И уже начало сводить меня с ума. А собственно, чего бояться то? Это же девушки. Адски красивые между прочим. Мне захотелось сигануть за борт в объятия тысяч русалочек.
Я уже метался по клетке в поисках чего-нибудь, что помогло бы мне выбраться. И на глаза мне попалась сгоревшая свеча в настенном канделябре. Она почему-то привела меня в чувства. Я бросился к решетчатой стенке клетки и с трудом просунул меж стальных прутьев руку. Дотянулся до канделябра, сорвал его со стены. Собрал в ладони воск и стал растирать его, разогревая и придавая ему форму.
Пение становилось все громче. И вот, словно дополняя мелодию, раздались леденящие душу крики. Наконец, я закончил делать затычки, которые тут же воткнул в уши. Все звуки приглушились на столько, что я едва их различал. Я как будто нырнул под воду, а крики и пение раздавались с поверхности.
Теперь мне очень быстро нужно было решить что мне делать. Выбраться и помочь команде сражаться с русалками? Или же оставаться тут и подождать, когда русалки сами ко мне придут?
Первый вариант казался наиболее верным. Но безрассудным. Да, я брошусь на выручку друзьям — друзьям ли? — вроде как благое дело. И в глазах их не опущусь до предателя. С другой, выстою ли я один против армии разозленных полурыб с тризубцами?
Ничего личного, ребята. Но этот бой без меня.
Я сел, скрестив ноги по-лягушачьи, и положив на колени руки. Где-то видел, как какой-то монах так сидел несколько дней подряд. Мне сказали, что он медитирует, хотя я понятия не имею, что бы это означало.
Не знаю сколько я так просидел, не двигаясь, ничего не слыша и с закрытыми глазами. Но я точно мог сказать, что корабль остановился и беготня над моей головой прекратилась (я больше не чувствовал, как трясутся и трещат доски под ногами моряков).