Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро

Автор неизвестен

Против непомерной поэтической лести

Чтоб воспеть улыбку милой — Жемчуг песнопевцу нужен: Как же он прославит зубки, Не упомянув жемчужин? Ну, а коренные зубы Не в пример передним — нищи, Хоть на них лежит забота Пережевыванья пищи. В мадригалах и сонетах Непременнейшие гости Перламутровые ушки, Носики слоновой кости. Что же провинились локти, Что о них молчат поэты? Челюсти, виски и скулы Тоже вовсе не воспеты. В виршах множество сравнений Для слезинок вы найдете, Но не сыщете полслова О слюне и о мокроте. Если дева плачет — бисер И роса идут тут в дело, Ну, а что мне надо вспомнить, Если милая вспотела? Кудри — золото; но если, Веря стихотворной справке, Локон я подам меняле, Выгонят меня из лавки. Были женщины из мяса И костей, теперь поэты Видят розы в них и маки, Лилии и первоцветы. Эх, зеленщики-поэты! Не грешно вам, пустосвятам, В ваших виршах травянистых Женщин приравнять к салатам? Если

ты не шмель, не шершень,— Губы слаще, чем гвоздика, И с кораллом лобызаться Попросту смешно и дико. Очи зарятся на деньги, А уста подарков просят, И, однако, виршеплеты Без конца их превозносят. А ведь есть тихони-бедра, Бессеребреницы-ляжки, Коим неприсуща зависть И спесивые замашки. Вот кому за бескорыстье Посвящать должны поэты Оды, стансы, и канцоны, И романсы, и сонеты. А рубинам ненасытным И сапфирам завидущим Лишь презренье вместо гимнов Пусть достанется в грядущем. Алчные уста, о коих Приторный несете вздор вы, Называть бы надлежало Устьями бездонной прорвы. Глазки, в коих блещет жадность, Это — язва моровая, Зубки, рвущие добычу,— Хищная воронья стая. Разорительны прически, Так что волосы, — бог с ними — Даже черные, как сажа, Могут зваться золотыми. Знай: слагая гимны зубкам, Не вкусишь кончины мирной: Тощей стервой поперхнешься Или будешь съеден жирной.

Огородная свадьба

Дон Редис и донья Редька,— Не креолы, не цветные, Вроде там Цветной Капусты, Но испанцы коренные,— Поженились. И на свадьбу Их высокоогородья, Чьим благодаря щедротам Кормится простонародье, Всю свою родню созвали, Пригласили цвет дворянства, Тех особ, кому подвластны Все земельные пространства. Прикатила донья Тыква, И дородна и спесива,— Оттого, что всех дородней И спесива особливо. А за нею — донья Свекла, Неопрятная уродка, Все лицо в буграх и в ямах, Бахрома вкруг подбородка. Вон дон Лук, франт в белой шляпе, Зелены на шляпе перья; Скольких дам до слез довел он, Обманувши их доверье! Не замедлила Маслина: Этой смуглой андалузке Надо быть без опозданья,— Без нее ведь нет закуски. Вот дон Апельсин, — министром Стал он, двор его возвысил; Глянешь — гладок, с виду — сладок, А когда раскусишь — кисел. Вот сварливый и колючий Дон Каштан; в его владенья Не проникнешь, не имея Должного вооруженья. Вот обсыпанная пудрой Куртизанка донья Слива; Смугловата, нагловата, Но округлости — на диво. Вот капризная и злая Низкорослая Горчица: Всякий, кто не вышел ростом, Свыше меры горячится. Вот изящная Черешня; Молодая — скулы сводит, Но зато, когда созреет, Тьму поклонников находит. Вот ее сестрица Вишня,— Покислей, темней оттенок,— Смолоду в цене, а позже Продается за бесценок. Вот обманщица Капуста: С виду — сдобненькая пышка, Но под массой белых юбок — Лишь сухая кочерыжка. Дыня — образец матроны Добродетельной и честной: Вид ее сулит блаженство, Вкус, увы, довольно пресный. Вот дон Баклажан, — сияет Лысиной своей лиловой: В годы юности зеленой Был он малый непутевый. Вот дон Огурец, — сутулый, Прыщеватый, малокровный, Сразу виден в нем идальго С безупречной родословной. Вот дон Кабачок. Он бледен, Давней одержим любовью: Даст в куски себя разрезать, Спечь, стушить, — но лишь с Морковью. Прибыл и двуличный Персик. Зависть его сердце точит, Жесткость внутреннюю скрыть он Бархатной улыбкой хочет. Дон Лимон толк знает в свадьбах, Не пропустит ни единой; Побуждаем тонким вкусом, Судит, рядит с кислой миной. Вот карета с доном Хреном, Очень важною особой; Дряхлый, скрюченный подагрой, Жив он горечью да злобой. Вот хвастун, бретер дон Перец, Он — причина слезных жалоб: Если Перцу поперечишь — Вмиг глаза полезут на лоб. Вот ввалилась донья Брюква,— Все ухватки грубиянки Обличают в ней утеху Школяров из Саламанки. Но достаточно. В злословье Перешел я грань приличья. Впрочем, свадьбы, мой читатель, Так скучны без злоязычья!

Разговор дуэньи с неимущим воздыхателем

Существо, чье назначенье Нежным чувствам быть препоной, Нечто среднее по виду Меж гадюкой и вороной, Склеп восторженных мечтаний, Кладбище любовных писем, Вечно бодрствующий призрак С нюхом песьим, зреньем рысьим, Оборотень черно-белый, Та, кого уже с рожденья Называют старой ведьмой,— Словом, некая дуэнья Так промолвила, взглянувши Через переплет балконный Вниз, где, испуская вздохи, Ждал безденежный влюбленный; «Стой, сыночек, хоть три года, Плачь, вздыхай еще печальней,— Понапрасну: слезы ценят Разве что в исповедальне. Коли к просьбам нет подмазки, Ты не жди мягкосердечья: Тары-бары без червонцев — Тарабарское наречье. Наделенный благородством, Красотой, отвагой, силой, Коль при всем при том ты беден Грош цена тебе, мой милый. Не пеняй, что серенады Остаются без ответа: Сколь твои ни звонки песни, Звонче звонкая монета. Ты дерешься на дуэлях, Чувства подтверждая кровью,— Попусту! Доход с убитых — Лишь судейскому сословью. А подарками добудешь Ты любую недотрогу: Надо ставить обожанье На коммерческую ногу. Раньше верили в посулы, В обещанья да в рассрочку, А теперь иное время: Деньги выложи на бочку. Коль пусты твои карманы, Принимай уж без протеста, Что тебя не замечают, Будто ты пустое место. Неимущий — невидимка, На манер бесплотной тени: Как его заметишь, если Ни даров, ни подношений? Вот богач, куда ни ступит, Сразу станет общим другом, Перед ним все двери настежь, Все и вся к его услугам. Говорят, что я когда-то И сама была девицей; Но в дуэньях я мужчинам За обиды мщу сторицей. Я, чтоб насолить соседу, Сделалась его женою; Он скончался от удара, Не поладивши со мною. Вдовий я чепец надела И, по милости господней, Стала въедливой святошей И достопочтенной сводней. Вижу я в любви и дружбе Только куплю и продажу, Всех за деньги перессорю И за деньги все улажу. Рада я помочь влюбленным, Но, понятно, не бесплатно. Жалок мне вздыхатель нищий,— С чем пришел — уйдет обратно. Бог за слезы покаянья В райские приимет кущи, Но Мадрид слезам не верит, Если плачет неимущий. Спит сеньора. Полно клянчить! Не надейся на подачку: Причитанья голодранца Девушек вгоняют в спячку». Выслушал бедняк влюбленный Речи пакостные эти, И свое негодованье Он излил в таком ответе: «Ах, наемная ты кляча, Скорпион ты плоскогрудый, Чертова ты головешка, Помесь Каина с Иудой! Знаю я: тому, кто хочет Совладать с нечистой силой, Надобны священник с причтом, Требник, ладан и кропило. Вот вернусь я с крестным ходом, — И от наших песнопений, Словно рой гонимых бесов, Сгинет сонмище дуэний».

Отшельница и пилигрим

«Ах, отшельница святая, Ты, что в тишь уединенья Скрылась от мирских соблазнов Для молитвенного бденья! Долгой истомлен дорогой, Молит странник Христа ради: Переночевать дозволь мне Здесь в покое и прохладе». И отшельница, услышав Столь смиренное моленье, Опустила очи долу И рыгнула от смущенья. «Ах, я вам состражду, отче, В том порукой вседержитель! Принимать вас недостойна Жалкая моя обитель, Но, коль вы проголодались И утомлены дорогой,— Не побрезгуйте, отец мой, Этой хижиной убогой». Вводит она гостя. В келье Плеть, вериги, власяницы… Странника за стол сажает, Предлагает подкрепиться. Есть козлятина, да только — Ни полена дров в жилище. Странник, постных яств отведав, Возжелал скоромной пищи. С шеи сняв полпуда четок, Пламя он разжег такое, Что на нем в одно мгновенье Подрумянилось жаркое. Но едва вкусил он мяса И поджаристого сала,— Бес в ребро ему ударил, И монашья плоть взыграла. После трапезы отменной С богомольною черницей За ее гостеприимство Старец ей воздал сторицей.

Портрет красавицы

Я слепну, Марика, Глядясь в твои очи: Возможно ль не слепнуть, Взирая на солнце? Весь мир подчинен Их победному взору, Злой рок их бежит, Им удача покорна. Измены тебя Не порочат, но красят: Двуличная — дважды Ты ликом прекрасна. Богатому скряге Твой рот подражает: В нем столько жемчужин — И нет подаянья. Ланиты твои Ароматную прелесть Взаймы дать могли бы Румяному лету. Из кос твоих можно Чеканить червонцы, Ковать из кудрей Золотые короны. От пальцев исходит Незримое пламя, Сердца ледяные Легко расплавляя. Все ждут, все томимы Надеждою страстной, А я — я утратил Недолгое счастье.

Преимущества первого из женатых мужчин

Ты не жалуйся, не плачься, Прародитель наш, Адам,— Ведь жилось тебе вольготней, Чем теперь живется нам. Беззаботно, беспечально От земных вкушал ты благ: Не было портных, торговцев И подобных им плутяг. И тебе подругу жизни Бог не всучивал, пока Не пресытился ты вольным Бытием холостяка. Ты когда-то за супругу Должен был ребро отдать, Нашим женам ребер мало, Семь бы шкур с мужей содрать. Ты с женой своей законной Спал спокойно по ночам, Нынче, только муж задремлет, Глядь — с женой другой Адам. Ты не должен был касаться Лишь запретного плода, А у нас на всё запреты, Хоть не суйся никуда. В этот мир явилась Ева Без мамаши, без отца,— Стало быть, не знал и тещи Ты по благости творца. На змею ты в злой обиде,— Дескать, в ней беда твоя, Но поверь мне, прародитель: Теща хуже, чем змея. Та змея вас накормила, Теща не змее чета: Съела б вас она обоих — И была бы не сыта. Будь змеей не черт, а теща, Сожрала б она весь рай, От Эдема бы и фиги Не осталось, так и знай. Мудры змеи, но добавлю, Змей отнюдь не понося, Что еще мудрее тещи: Теща знает все и вся. Тещи подают советы И зятьям своим твердят: То не ешь, того не выпей! — Мол, вино и пища — яд. Теща зятю день скоромный Превращает в день поста, А сама телка обгложет От рогов и до хвоста. Так что ты на змей не сетуй, Дорогой сеньор Адам, Жребий твой не столь уж горек, Как теперь ты видишь сам. А сменять змею на тещу Мог бы ты легко весьма: Ведь охотников меняться (И с приплатой) будет тьма. Так взывал однажды некий Долготерпеливый зять, Умоляя провиденье Тещу в рай скорее взять.