Песнь русалки

Урбан Саша

— И ты в это веришь?

— Если это спасает людей в темные времена, я готов этому не мешать, — ответил он. Милорада все продолжала усмехаться.

— Ты уж меня извини, но я видала Бабу Ягу, Лешего, Водяного, даже Кощея однажды краешком глаза видела. И они все настоящие. И выходят к живым, когда нужно. А этот… просто присваивает себе чужие заслуги.

— Главное, при Игнате этого не говори. И если до нас когда-нибудь доедет кто-то с Киевского двора. Хорошо? — попросил Свят. Милорада кивнула.

Он сам немало часов провел, пытаясь понять, что же такого есть в Византийской вере. Со смертью отца он даже начал ею проникаться,

говорил с Игнатом, и речи того лечили раненое потерей сердце. Помогали отпустить. Именно это было нужно Святославу в тот момент, не напоминание, что в большие праздники он сможет пообедать за одним столом с духами умерших родителей, а, наоборот, признание, что они ушли и не вернутся. Ему нужна была уверенность, такая, что не заставит искать призраки в лесу. И на время ему получилось укрепиться в этой мысли, но вот, этим утром выяснилось, что призрак в лесу все-таки есть. Почему-то неупокоенный. Теперь еще и с этим нужно разбираться.

На самом подходе к терему им повстречался Молчан. Мужчина широко улыбался, а стоило Святу поравняться, крепко пожал ему руку.

— Боги на нашей стороне. А значит, все делается правильно.

— Отлично, — кивнул Свят.

— Вам удалось сделать то, что вы…

— Тише, Молчан, — попросил Святослав. — Ты и сам все узнаешь.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, пошел дальше. Его и самого уже начала раздражать эта история. Только они выпутались из царства Водяного, как от него тут же требуют решать другие проблемы. Хотелось бы ему знать, будет ли этому где-то конец и край.

— А что вы задумали? — спросила Милорада. И Свят ответил ставшее уже привычным:

— Потом.

На его счастье, в тереме им никто не встретился. Воровато оглядываясь, прислушиваясь, не бродит ли где-нибудь княгиня, он торопливо повел Милораду в мужскую. Девушка восторженно затаила дыхание. Только впивалась взглядом в напряженный профиль возлюбленного. Хотелось пальцами разгладить залегшую между бровей складку, а лучше — вывести его обратно на дневной свет, чтоб стены дома перестали давить на него. Она и сама теперь чувствовала тяжесть пребывания в этом месте.

«Ничего, скоро это закончится», — повторяла она про себя его же слова. А память тешила ее нежным поцелуем, который еще теплился на коже. Когда она только научилась радоваться такой мелочи?

Свят завел ее в свои покои первой и, оглядев коридор еще раз, запер дверь на засов.

— Ты знаешь, что нужно делать?

Милорада кивнула.

— У тебя есть серебряное блюдо? — спросила она.

Такое нашлось среди даров иностранных послов. Покрытое пылью, Свят насилу оттер его рукавом рубахи и, сдвинув в сторону книги, уложил его на стол. Милорада достала подаренную водяным склянку, вылила содержимое в центр и склонилась над блюдом.

— Чистая водица, что веками будет литься, смой всю ложь, оставь лишь правду, покажи княгиню Дану.

Поверхность покрылась рябью, мелкие волны стали обретать форму, и Святослав гневно стиснул зубы, увидев знакомые черты. Полные губы, острые скулы, зеленые глаза. Дана смотрела прямо перед собой из-под поверхности воды. Такая же, как сейчас, только облаченная в старинный наряд.

Черные волосы были собраны под металлическим обручем, наряд больше походил на мужской, а на бедре закреплен длинный нож. Подле княгини стоял мужчина — высокий, светловолосый, по пояс обнаженный и залитый кровью. Только белозубая улыбка сияла, а в голубых глазах горел пьяный азарт. Видение стало проясняться, и Свят увидел, что двое стоят посреди лесного пира, а вокруг все усеяно изуродованными телами.

«Кто еще скажет, что рабыня не жена мне?» — вскинул голову мужчина.

— Это твой отец? — спросила Милорада.

— Нет, — мотнул головой юноша и осторожно указал на одеяние. — Так ходили очень давно.

Милорада понимающе кивнула и впилась взглядом в видение.

Вода снова пошла рябью. На сей раз показался холм, тот самый, на котором теперь стоял княжеский терем. Только обнесенный простым частоколом, он нес на своих склонах множество мелких землянок и палаток. Внутри, как в муравейнике, копошились люди. И Святослав не сразу узнал Дану — укутанную в меха и круглую, двумя руками поддерживающую большой живот. Несмотря на смягчившиеся черты, она была в ярости.

— Ты должен слушать меня! Я — жена твоя!

— Именно поэтому ты останешься здесь. Не место тебе на поле боя. Оставайся с людьми и встречай меня с победой, как и подобает жене. Заботься о ребенке, а мужское оставь мужчинам.

Серое небо над их головами прорвалось и рассыпалось тысячей белых снежинок. Налетел ветер и точно сдул половину поселения. Свят присмотрелся — там почти не осталось мужчин, а женщины все ходили и причитали. Дана же, уже с младенцем на руках, стояла у стен и подолгу смотрела вдаль, пока не прибыл гонец. Она выслушала тяжелые вести, но ни одна черта ее лица не изменилась. Покрепче прижав к себе начавшее надрываться криком дитя, она вернулась в поселение.

«Дружина князя разбита, враги идут сюда», — сдержанно проговорила она, и тут же со всех сторон раздались вопли и завывания. Дана подняла руку.

«Если мужчины не смогли нас спасти, это сделают боги. Но у них есть своя цена», — проговорила она.

Видение снова подернулось дымкой и изменилось. Показалась заснеженная пустошь у берега реки. Свят, как ни старался, не мог вспомнить, что это за место. На льду стояли тринадцать женщин с Даной во главе, а на них двигалась разъяренная, жаждущая крови, дребезжащая оружием толпа. Женщины держались за руки и тихо плакали, и только Дана была спокойна, прижимая к себе спящее дитя. Она вскинула руки и прокричала что-то — ветер унес ее слов прочь, в сторону надвигавшихся врагов. Еще один возглас — женщины крепче прижались друг к другу. Толпа становилась все ближе, уже можно было разглядеть их разукрашенные лица. И вдруг раздался треск.

Лед под женщинами проломился. Тяжелые меха намокли, потянули вниз. Бледные руки цеплялись за лед, за намокшие шкуры. Женщины кричали, пытались высвободиться, спастись, но лишь тонули сами и топили подруг. И только Дана осталась у разлома, на губах ее сияла довольная улыбка. Толпа замерла на берегу, глядя на этот напоенный воплями кошмар. А Дана улыбнулась еще шире и со всей силы топнула ногой. Но в этот раз лед не проломился, нет. Земля задрожала и из самых ее недр, как пики, выросли деревья. В одно мгновение берег ощерился вековой рощей. Каждая игла была словно из железа, она резала и рвала плоть чужака. Корни погребали мужчин под собой, душили, ломали ребра. Началась суматоха. Воины вопили, как маленькие дети, и только Дана хохотала. Она так увлеклась, что не заметила дикаря с разукрашенным лицом, что подобрался к ней с ножом наперевес. С яростным воплем он занес оружие, но женщина в последний момент успела увернуться. Он атаковал снова. И Дана побежала в лес.