Песнь русалки
Шрифт:
Удивительно, сколько силы было в этом молодом теле. Может, дело было в ребенке, которого она старалась спасти? По крайней мере, Святослав подумал именно так.
В лесу их настигла метель. Было ли это колдовство или просто причуда природы, отрезавшая женщину от преследователя? Сказать было сложно. Женщина продолжала убегать, пока не рухнула в корнях векового дуба, тяжело переводя дыхание. Ребенок в ее руках громко плакал, и Дана, как могла, старалась его успокоить.
— Это то, как появилась Алая Топь, — не веря своим глазам, произнес Свят. Хотя после событий последних недель ему стоило бы поменьше
— Я знаю, — холодно отчеканила Милорада. Свят перевел взгляд на невесту и увидел, что она до побелевших пальцев сжимает кулаки. В ее глазах горела ненависть. — Это из-за нее…
— Смотри.
Ветер донес до женщины волчий вой. Она вскинула голову. Из-за снежной пелены к ней подбиралась голодная стая. Женщина крепче прижала к себе ребенка, оценивая опасность, а потом… опустила вопящий сверток на снег. Поднялась на ноги и побежала прочь.
— Проклятая ведьма, — выпалила Милорада.
Дана в видении неслась сквозь лес, не оборачиваясь, пока не запнулась о припорошенный снегом корень дерева. Она растянулась на снегу и замерла, трясясь от страха. И подняла голову, только когда над ней нависла тень.
Высокий мужчина, худой, с впалыми щеками, густыми черными бровями и длинными волосами, заплетенными в тугую косу, склонился над ней, держа на руках оставленное дитя. Дана встала на колени и протянула к нему руки.
— Господин…
— Знаешь, кто я? — спросил он.
— Кощей, — ответила одновременно с ней Милорада. Тот ухмыльнулся, крепче прижимая к себе ребенка.
— Решила спасти свою жизнь ценой невинной? После того, как уже стольких погубила своим колдовством?
— Господин, я… прошу прощения, я не знала. Я хотела, как лучше.
Кощей взмахнул жилистой рукой, и пронзающий ветер стих.
— Отныне ни одно твое доброе дело не принесет блага. И ни одна рана не принесет тебе смерти. Еда не даст тебе насыщения, а никакое питье не избавит от жажды. И никакая рана не принесет тебе смерти. А погубить тебя сможет лишь твое собственное дитя, за которое ты добровольно отдашь жизнь, — отчеканил он.
Дана закричала, будто слова Кощея жгли ее, как раскаленное железо. А тот лишь укутал ребенка полой своей черной шубы и двинулся прочь. Налетевшая метель скрыла его следы.
Видение подернулось дымкой и растворилось в воде.
— Похоже, все, — сказал Святослав.
— Там была моя мать, — сказала Милорада. — На том озере. Она принесла их всех в жертву…
Ее плечи затряслись, девушка шумно задышала, пытаясь сдержать рыдания. Свят приобнял ее, прижал к себе.
— Видимо, потом она стала ученицей Бабы Яги. А потом ушла, взяв клятву, и вернулась в Дол, — размышлял он. — Теперь нужно понять, чего она хочет.
— Не нужно, — одним движением Милорада сбросила его руки со своих плеч. — Нужно просто запереть ее под колдовской печатью, и дело с концом.
— Ты расстроена, — попытался привести ее в чувство Святослав. — Но нам нужен план.
— У меня есть план, — бросила Милорада и направилась прочь из покоев. Щелчок пальцами, и тяжелый засов на двери отодвинулся сам. И точно также сам закрылся, запирая Святослава внутри. Юноша звал невесту, но Милорада уходила все дальше.
В ее груди горела ярость.
Вся ее жизнь, проведенная в Алой Топи, была такой из-за одной женщины. Той, что не считалась с жертвами, лишь бы сохранить собственную поганую шкуру. Милорада думала обо всех способах заставить ее страдать. Высечь чертополохом, связать и жечь железом? Сколько вариантов можно попробовать, зная, что женщина все равно не умрет.
Она зашла в свою светлицу, нашла один из зачарованных ларцов. Вывернула его содержимое на постель и, перехватив поудобнее, направилась в покои Даны.
Вошла без стука и замерла. На лавке сидели Доля и Недоля с обожженными лицами и красными от слез глазами.
— А вот и ты, — улыбнулась Дана. Она сидела за рукоделием, на руках у нее лежала рыжая кошка.
— Ты, — процедила Милорада.
Дана улыбнулась и махнула рукой. Дверь за девушкой захлопнулась. Дана аккуратно переложила кошку на лавку и поднялась. В ее руках что-то блеснуло, похожее на тонкую медную нитку.
— Тебе стоило бы придумать план, невестушка, — улыбнулась Дана и взмахнула рукой.
Глава 14
Отцов хутор лежал в полудне пути. По грязи и размытым дорогом получалось и того дольше, но волчьим лапам это не мешало. Влас даже порадовался, что в зверином обличье может с легкостью преодолевать большие расстояния, но тут же одернул себя. Нечему было радоваться, он — человек, а не нечисть. Вряд ли отец обрадуется, узнав последние новости о сыне. Влас тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли, но вопросы возвращались сами собой, как сорняки. Как отец поведет себя, когда узнает? На памяти Власа, он никогда не ругался и не кричал, все новости встречал спокойно, закуривал и говорил: «Давай-ка подумаем, что можно с этим сделать». И не важно, в чем была неурядица: в сломавшемся колесе телеги или съеденном козами урожае, Микула всегда находил решение. Может, и сейчас найдет?
Когда из-за деревьев показалась знакомая крыша с коньком, Влас перекинулся обратно в человеческое обличье, пригладил волосы и продолжил путь пешком. Чем ближе становился дом, тем сильнее наливались свинцом ноги. Влас нервно сжимал челюсть, прикидывая, с чего бы начать. Вскоре до него донесся знакомый голос: «А я тебе говорю, нельзя кусаться. Сначала ты ее куснешь, потом она тебя, а дальше что? Кусать друг друга будете, пока живого места не оставите?».
Возле плетени стоял Микула — возраст не отнял у него ни вершка роста или ширины в плечах. Все еще прямой и осанистый, даже не верилось, что этому человеку уже давно перевалило за пятьдесят. Он держал под уздцы двух тощих жеребят, оба стояли, потупив глаза, и, шевеля ушами, внимали нравоучениями. Влас невольно усмехнулся. Приятно было видеть, что жуткие месяцы потопа никак не изменили положение дел дома.
— Опять жеребят воспитываешь? — подал голос юноша, выходя к отцу. Микула тут же поднял взгляд и просиял, увидев сына. Выпустил поводья из рук.
— Ладно, бегите, но больше чтоб я такого не видал.
Жеребята с радостным ржанием унеслись прочь, в сторону ближайшей лужи. Микула же двинулся к Власу и крепко обнял сына.
— Рад видеть тебя, — Влас похлопал отца по плечу.
— А куда ж я денусь? — хохотнул Микула. — Как твоя служба князю?
Влас не успел ответить, отец сразу увидал, как опустились его плечи, а грудь сдавил тяжелый вздох.