Песнь виноградной лозы. Роса на цветах
Шрифт:
Девушка подъехала к нему, откинула ткань хламиды, придирчиво осмотрела кровоподтёки.
– Вот только не надо говорить, что это от копыт деревянных коней – не похоже.
Парень рассмеялся.
– Не, пока мы скачем, они нас из луков обстреливают, стрелами с тяжёлыми набалдашниками. Ты Линкеста ещё не видела, он вообще на барса похож – пятнистый. Так что учимся уворачиваться. А то что это за полководец будет, если при первом залпе лучников пойдёт Лету искать…
Барсина хмыкнула.
– Это ж сколько тебя раз убили… Ты мой восставший из мёртвых – мертвяк.
Тилк пропустил их вперёд, и они двинулись к городу. Алесю ещё надо было переодеться перед церемонией.
– Олеж, а это что… – Сурик? – Баська углядела сына Филиппа – в грязной хламиде,
Алесь криво усмехнулся.
– Он… с киником, видать, треплется. Нашёл отбросы, – парень брезгливо поморщился. Грязные, нечёсаные, питающиеся, что найдут или тем, что подаст какой-нибудь добренький человек. Они вызывали откровенное омерзение в юноше. Тоже вот, новая философия, уподобляется бродячим собакам, так почитаемым среди ахеменидов. Гадят где не попадя, воруют, живут на улице. Свободные граждане Ойкумены. Ни Отечества у них нет, ни богов – собаки, одним словом. И спариваются, как псы шелудивые, так же, на глазах у всех. Ещё и чешутся, хотя это естественно: ведь моются только когда дождь идёт, блохастые разносчики. И тоже – философия. Там, где ахемениды прошли, таких навалом. Они ещё почитаются за боговдохновенных с духами, мол, общаются… Гадость, в общем.
– И куда Филипп смотрит? – Баська поёжилась. Вот придёт Сурик поговорить с ней, а с него блохи прыгать будут, переселяться… Глаза большие, голубые и чистые как небо, и жалостливые такие. Ресницами светлыми так хлоп-хлоп наивно, а в длинных льняных волосах – насекомые шевелятся…
Алесь захихикал над бурным воображением подруги.
– А что Филипп… Было тут дело, – Парень остановился, пропуская Тилка вперёд, и поближе подъезжая к девушке, чтобы разговор не подслушивали, всё – таки о правящем семействе толкуют, не надо чтобы слухи поползли. – Сурик на базаре купил какую-то дорогую ткань, сказав при этом торговке, что для отца берёт, в подарок. Ну, она ему всучила с заговорами на басилевса, то ли на смерть, то ли приворот, гхыр его знает. Ребята её выследили. Родители с тёткой сами разобрались. А ткань Филипп обыскался. Сыночек то ему не отдал, себе припрятал. А.. вспомнил, на увечье для басилевса заговор был… Тогда Филипп, не разбирая, сжёг всё барахло Сурика. Правда, много чего он там интересного нашёл, свою парадную диадему, Лонкины украшения, какие-то Илькины браслеты. То, что часто не носится, но ценность большую имеет, и блестит… Также в доме Аминтора всё сыновье сжёг, чтобы не разбираться. Как раз там ткань и припрятана была. Чужое всё владельцам вернул. Вот после этого Сурик к киникам и подался. Филипп сыночка “любимого” кроме как “Этот”, иначе и не зовёт. Илька этого убогого домой назад отловил, отмыл. Так нет, опять сбежал. Говорит: раз я никому не нужен, буду жить как собака. Илька его и мордой в лужу макал, и уговаривал, чтобы семью не позорил. Но Сурик, тоже упрямый. Вот теперь и живёт на улице, в своих обидках купается, себя жалеет…
– Может по-другому надо было с ним как-то. Лаской…, – Баська горестно вздохнула. – Глупый ещё, маленький. Помягче с ним надо. Илька в этом прав.
– Жалельщица, – Алесь потрепал девушку по голове. – Его и так мало порют, Илька заступается: мол, слабенький, дядька Филипп забьет. Самого – то его никто не жалеет, ни Аминтор, ни дед. А мозги либо есть, либо нет, уж таким Сурик уродился. Может и правда не от Филиппа…
– Несправедлив ты к Сурику и киникам, Олеж, нельзя видеть только плохое. Киников простолюдины уважают, считая их блаженными, что они от большого ума так живут. Ведь посмотри – они все грамотные, к ним и рабы, и земледельцы ходят грамотку какую прочесть, и за советом.
– Ой, надают они советов, – Алесь тронул коня. – А грамота – вон, общественные школы есть, почти бесплатно, желающие учится могут. Так лень им. Не палками же их туда загонять!
Пора было одеваться и собирать свой отряд.
К церемонии готовились тщательно целый месяц. Наконец, выбрали название, над о котором было больше всего споров и разговоров. Взяли одно из традиционных – кеберы – название древнее, и не раз носимое отрядами эфебов. Сейчас кеберами называют хтонических духов, духов земли, а кем они были раньше, история умалчивает. Кеберы упоминаются во всех древних жречествах, и потому Илька в итоге согласился на них. Они есть у Ифеста (Гефеста) и Деметры, их почитали в горах, и связывали с водой. Древние военные отряды молодых и сильных, стремящихся вперёд к познанию нового. Перед ними открывался весь мир непознанной природы, всех стихий, всех тайн, и мальчишки решили пойти этим путём.
Алесь добродушно усмехнулся, вспоминая, как они придумывали повседневные доспехи, для этого нового подразделения. Если у его оленят основной цвет был бежевый, даже сами белые доспехи, немного бежеватые, с кожаным кантом, то у молодняка он будет светло голубоватым. А с хламидами они вообще выпендрились – ну, это с подачи Яськи. Даже заказали у Мервана партию войлочных серых плащей, чтобы в дождь не промокали. При этом шлемы взяли самые простые, пилосы. Вот у его оленят последняя армейская разработка, шлемы для кавалерии, они их на себе решили опробовать. А тут мальчишки настояли на древнем варианте, даже без нащёчников. Взяли самые простые, но те, в которых ироев по иконографии положено изображать. Сразу видно, большая часть такой эфебии в иеры пойдёт. Всё им со значением, с древними корнями, ритуалами…
Отряд Алеся был уже в сборе и только ждали командира. На великий праздник принятия мальчишек в эфебию собрались все. Кока примчался из храма, где учился, и уже в полном облачении эфеба прохаживался среди отряда, поправляя снаряжение – как своё так и товарищей. Прибыл Мелеагр, забросив свои семейные дела в Эпире. Даже Приам в отсутствие брата командовал отрядом – не смотря на болезнь, поднялся и был в общем строю. Сидя на поставленном для него кресле, он распоряжался построением, доводя всё до совершенства. Алесь прекрасно понимал, насколько это было тяжело брату, но отказать, или запретить ему участвовать не то что не мог, просто не посмел. Ну не постоит в карауле, посидит, но лишать праздника, когда Кузька и его друзья, наконец, станут взрослыми, дело не только семейное, но и государственное – кто посмеет такое запретить?!
– Олеж, все готовы, беги быстрей, одевайся и – в строй! – Приам махнул брату на казарму.
– Не тормози, быстрей давай!
– Давайте, готовьтесь… Сейчас выходим – Алесь скрылся в казарме, где лежало уже готовое его снаряжение. Неожиданно для себя, он столкнулся там с Тилком. Только что, наставник ехал рядом, и вот как-то опередил. Мужчина помог быстро облачиться в доспехи, и на прощание дал подзатыльник – так, на удачу. Алесь, застегнувшись и оправившись, вышел к своим. Эфебия в полном составе двинулась к театру, где проводилась церемония.
Сегодня был 18 лунный день, он считался удачным для начинаний, а для молодняка с сегодня начиналась новая жизнь: их примут в воинство, они на равных со старшими, со своими отцами, смогут высказывать своё мнение и по всей строгости закона будут уже отвечать за свои поступки. Детство останется в прошлом. Став взрослыми, мальчишки будут прясть свою жизнь, и не белыми нитями, как непорочные юнцы, не имеющие ещё своего слова, за которых во всём отвечают родители, а наравне с родителями, вплетая в нить жизни все краски этого мира, войны и власти, любви и надежды, потерь и побед, доблести и чести. Сегодня действительно великий день. Родятся новые воины, новый оплот государства, его новые дети и новая часть будущей истории.
У театра собрались не только жители Эг, но и их родственники и знакомые. Они выстроились вокруг уходящего вниз здания с двух сторон дороги, и по всему периметру. Люди радостно махали эфебам, проходящим сквозь празднично разодетую толпу. Юноши встали у входа в театр, чтобы потом сразу же туда войти, следом за молодняком.
Вскоре показались мальчишки. С места Алеся они были хорошо видны: бледные, встрепанные, нервничающие. За сегодняшний день претендентов в эфебию значительно поуменьшилось. Не все прошли ритуал посвящения волос богам. Тут только те, чьи волосы огонь принял.