Песнь виноградной лозы. Запах трав
Шрифт:
– Жди отца.
Фифа непривычно притихший пошёл к дому, из кустов выскочил его педагог, такой же грязный и дымящийся. Пока хозяин разбирался с матерью, он прятался, чтобы и ему не досталось, но вроде бы обошлось… По крайней мере он так считал, Даная покачала головой, нет, мальчики, всё только начинается. Но воспитательный момент сейчас не главное, его можно и отложить, теперь надо разгребать то, что вы натворили….
Она поправила выбившиеся, во время бега, волосы, одёрнула одежду и отправилась к серому зданию. Именно в административное здание должны будут прибежать жаловаться лаконцы.
Ага, они уже были здесь, и Филипп с Аминтором держали оборону.
– Вы могли бы поймать, того кто это сделал? – видимо, уже который раз спрашивал у светловолосых гонористых лаконцев басилевс. – Нет?
– Вы же сами ввели это в Спарте: не пойман не вор, – поддержал брата александрос. – Мы, конечно, проведём расследование, виноватый будет наказан.
– Если мы его найдём… – Филипп нервно барабанил пальцами по подлокотнику трона.
Вздохнув и напустив на себя несколько придурковатый вид, лаконцы женщин не особо уважают, особенно чужих, Даная вошла в зал. Упёрла руки в боки и по-хозяйски, как бабка с базара, при всех заорала на мужа, находившегося на совещании.
– Ты сарай ставил! Так он упал! Вот иди и ремонтируй его!
Александрос Орестид опешил, такой жену он видел раза два в жизни. Первый, когда она врала жрецам додонского Зевса, прикрывая их, ещё совсем молодых, когда они обрушили жреческую священную пещеру. Второй раз, когда в Пеллу впервые приехали афиняне, и Демосфен права начал качать.
Лаконцы захихикали, вид глупой бабы в этом варварском месте вполне отвечал их представлению об эгейцах. Что с такой дуры, хоть и красивой, возьмёшь, только детей рожать и умеет. Врывается как к себе на кухню, в мужские разговоры лезет. Кто-то даже по-мужски посочувствовал её мужу, надо же такую стерву дома иметь.
– А вы что тут двое расселись, – глупая баба заорала на басилевса и его брата. – Вы ему советовали как сарай ставить! – Мне там всех перепелов передавило…
Филипп прыснул в кулак, в домах отродясь птицу не держали, на базаре покупали. басилевс у них на отсутствие соображаловки отродясь не жаловался, тут же понял, что спектакль неспроста перед зрителями устроили.
– Сейчас всё уладим и вернёмся к вопросу, – успокоил он лаконцев, дескать, вы же видите, женщина не в себе, ещё покусает…
Лаконцы уже не скрываясь хихикали. Лучшая защита – это нападение. Даная как дочь, сестра и жена правителей это знала. Она перевела свой взгляд на пострадавших лаконцев, выбрала того, кто потише и не блещет умом, вспомнила весь простонародный диалект…, и понеслось.
– А ты, милок… – Даная видя благодарную аудиторию, вошла в раж, – Уж не ты ли мой сарай подтолкнул, больно вид у тебя хитрый, и, кажись, твои сапоги мелькали в кустах, когда сарай на перепелов падал. Ой и кричали они бедные, ой и кричали…
– Очнись, мать, показалось тебе, – хмыкнул лаконец.
– Ах показалось! Меня чуть бревном не зашибло! Или ты считаешь, мой муж строить не умеет?!! Сарай сам упал! Так это ты ему помог! Я перед богами присягну, что такой как ты толкнул стеночку!!
– Видать, бревном её всё же задело, – тихо проговорил лаконец на косые взгляды своих, и отворачиваясь от столь вздорной бабы. Смеяться лаконцы перестали.
Муж подхватил Данаю под белы ручки, она вырывалась и огрызалась с лаконцами. Войдя в роль, Филиппу пришлось помогать уводить разбушевавшуюся женщину, оставив брата с жалобщиками.
– Лапушка, Лапушка, успокойся.., – непрестанно твердил сконфуженный муж.
Отойдя от зала, Даная переменилась.
– Фифа их дом поджёг, – тихо шепнула она, мужчины резко взгрустнули, теперь придётся не только отбрёхиваться, но и дело на тормозах спускать, а они ещё за счёт лаконцев поживиться хотели. И тут она опять заверещала, так, чтоб в зале слышно было – Сарай мой, сарай!!!! Этот ворог его сломал!!
– Пойду с ними разбираться, – страдальчески возвёл глаза к небу Филипп. – Они не видели кто… Сейчас в связи с твоим столь громким приходом их напою в качестве успокоительного. А там, дадут боги, уболтаю. Только это… сарайчик твой придётся того…
– Да сделаю, – усмехнулся александрос Орестиды. – пошли Лапушка, посмотрим, что у них горит, а потом будем с Фифой разбираться.
Лаконцы арендовали целый двухэтажный дом с колоннадой. Пожар уже был потушен, следы разрушения были хорошо видны, они в развалинах покоились на земле, и явно крыло дома обрушил не пожар…
– Всё-таки взорвал, – хмыкнул муж обращаясь к Данае, – что он сказал?
– Что переложил, – женщина рассматривала полученную домом травму. Сейчас так же они изуродуют свой жуткий сарай. Хорошо хоть сын не погиб. Муж выписал из Самофракии учителя из младших иер, и вот до чего это довело.
Надо гнать этого недоучку, именно он пристрастил Фифу к пиромании.
Они с мужем стояли за деревьями, чтобы лаконцы их не заметили. Деревья для додонских жрецов второй дом, родная стихия, каждый листик, каждая веточка – всегда помогут, подскажут, всегда спрячут. Муж встряхнул волосами, сосредоточился, перебирая в пальцах тонкие ветки рядом растущего кустарника, его взгляд стал отстранённым, а глаза совсем чёрными. Данная прижалась к дереву, почти слившись с ним, чтобы не мешать его работе, и не дать никому помешать. Андромен, он же александрос Орестиды, передавал картинку разрушения лаконского дома басилевсу. Филипп хитрый, умный, осторожный, он найдёт, как воспользоваться информацией. Муж протряс головой, разрывая контакт, и они удалились, оставаясь так же незамеченными. Пироги!!!! Данная вспомнила о тесте, осадили ли его, или оно уже вылезло из кадушки… Всё сегодня из-за Фифы наперекосяк.
Как ни странно, в доме нашёлся кто-то умный, кто осадил живую массу теста, и пока муж порол сына, Даная занялась витушками. Была слабая надежда, что и педагогу перепадёт. Этот хитрый деревенский парень из Пеонии, проданный родителями из-за нищеты, слишком дорожил своей шкурой и всегда исчезал от наказания. Но именно аристократия всегда порола своих детей, как сидоровых коз, у деревенских жителей это было не в ходу. Хорошо бы ещё этого самофракийского иеру выпороть, который сына всей этой дури научил. И как ещё он жив остался…