Песнь виноградной лозы. Запах трав
Шрифт:
К обеду в дом начали собираться. Накрывая большой стол, Даная кинула взгляд на обломки многострадального сарая, подкрашенные мужем огнём для большего сходства и удобренных перепелиными перьями из Фифиной подушки.
Пусть теперь так спит. Рядом она заметила несколько шмыгающих лаконцев, пришли удостовериться… Сухенькие, поджарые лаконцы резко выделяются на фоне рослых местных жителей, так что перепутать невозможно.
Понаблюдав хихикая за ними, из узких окон столовой, Даная наконец занялась подготовкой стола к обеду. Отделанная дубом столовая начала нагреваться от печного жара, проведённого под сидениями. Домовые люди начали накрывать стол. Женщина проверила чистоту лестницы ведущей на подиум столовой. Под подиумом уже равномерно расходилось тепло. В центре подиума столовой начинался амфитеатр в одну скамью, спускающийся к монументальному столу. Благодаря такой планировке, вокруг стола образовалось овальное пространство, отделанное дубом. Войдя в столовую, по лестнице на подиум, все мыли ноги и, готовые к трапезе, спускались к столу. Вообще, по отделанному разными породами дерева дому было очень приятно ходить босиком. При тепле и прогретых трубах, печным отоплением, запахи древесины смешивались и действовали успокаивающе и расслабляюще. Казалось, что находишься в волшебном солнечном лесу, наполненном светом, запахами и вкусом друидического мира. Тепло отполированного дерева обволакивало, не тронутые и не повреждённые фактуры деревьев, только выделенные человеком, создавали ощущение надёжной защищённости родного гостеприимного дома, наполненного любовью не только человеческой, но и природной.
На обед семья стала стекаться в столовую. Аминтор, занятый делами, прислал детей, чтобы не остались голодными. За руку с Илькой пришёл и худенький Сурик, сын Филиппа. Кормишь его, кормишь, а он от всего отказывается: вдолбил себе оставаться в одном весе, ещё и взвешивается по три раза на день, сидит на диете, чтобы участвовать в скачках, ходит голодный, как козёл траву жуёт. Данная неодобрительно покачала головой, стараясь положить мальчишке хоть какого-нибудь мяса, кроме чисто растительной пищи, что он себе набросал. Сделав бровки домиком, Сурик умоляюще посмотрел на неё, и шмыгнул носом, а глаза голодные – голодные.
– Всё, хватит! – Даная ударила по столу рукой, – Калка, налей ему похлёбки и мяса кинь побольше, и если не съест, я сама его выпорю.
Фифа захихикал. Он сидел очень аккуратно, не откидываясь на больную спину. Вот кого пори не пори, всё как с гуся вода…. Ну что за парень. Старшие у неё поспокойнее, а что Фифа, что Илька, да и вообще вся их компания…, выпороли, одёрнулись и дальше побежали, как ничего и не было. А Илька и того хуже, если будет считать, что делал всё правильно, несмотря на наказание, продолжит и переубедить его, доказать, что не прав, уж очень сложно, настолько упёртый, взял в себя упрямство у матери покойной и отца и развил… Старшие были значительно спокойнее, хотя, если Кока уж что и вытворял, то хоть стой, хоть падай… Когда он тайком на корабль пробрался, хотел моряком стать и уплыл, она чуть не рехнулась. Все Эги на ноги поставили, ребёнка искали. Муж тогда саллиев организовал, иер додонских, его искать. Иеры выпустили зов деревьев, чтобы даже щепочка отозвалась, если сын к ней прикоснётся.
Деревяшка-то везде есть, не мог он в быту с ней не столкнуться. Как от поискового заклинания заголосила плывущая бирма, на которой он был, корабль же деревянный, жрецам удалось её вернуть. Команда тогда радостная этому была.
Вон, брат Пармений, всех своих парней порет скопом, не разбираясь в их шалостях, кто прав, кто виноват, они просто после наказания все веселятся. И куда это молодёжь катится…
Данная потянулась налить себе сока из изящного серебряного кувшина с крышкой, стоящего около мальчишек.
Культурой и воспитанием они прям блистали. Илька, расставя локти, жадно, с удовольствием потреблял похлёбку. Да, внук отличался высокой внутренней культурой, только скрытой очень глубоко.
– Иль, локти подбери, Фифу пришибёшь, – Даная разливала похлёбку Аминте, его жене, внукам. Аминта поднявшись, бряцая перугами , потянулся к квашенной капусте, обильно сдобренной специями и пряностями.
– Да, Фифа крепкий, – Илька похлопал сидящего рядом парня по спине, тот поморщился, но смолчал. Сын Аминтора и сам заметил, что причинил боль, виновато чмокнул пострадавшего в щёку, – Ты не сердись…
Данная улыбнулась, выросшие как братья, Фифа с Илькой были неразлучны. Она и сама Ильку воспринимала скорее как ещё одного сына, а не как внука.
– Иль, передай рядом с тобой мясо в ягодах, попросила мальчишку жена Аминтора, старательно успокаивая четырехлетнюю дочку у себя на коленях. Парнишка смутился, покраснел, подал женщине блюдо, окидывая её совсем телячьим взглядом. Это не укрылось от замечающей всё Данаи. Нашёл в кого, глупыш, влюбиться, она же его лет на семь старше. Надо будет потом поговорить, объяснить, что старая она для него. Жена Аминандра не замечала тех восторженных взглядов, которые мальчишка на неё бросал время от времени. Она занималась дочерью, которая то залезала к матери на колени, чтобы стянуть что-нибудь с их блюда с мелкопорезанным мясом то малышка начинала крутиться, не зная, чем заняться. Живой ребёнок.
К вечеру нагрузив корзину ватрушечками и витушечками, Даная собралась к брату. Ну не доверяет она его женщине.
Совещание давно закончилось, и все разошлись по своим делам. На отдалённом берегу реки Гегелох занимался с мальчишками, будущими верховными иерами. Там были Кока, Павка, Приам, старший сын Пармения от наложницы, и новый моский мальчишка. Барсиха у него просто красавица, её тёзка, кстати. За столом, когда они приходят, как клянчит, какие мордочки строит умильные, умница девочка.
Мальчишки под присмотром Гегелоха, верховного иеры, изучали пассы для простейших материализаций мыслеформ. Было интересно на это посмотреть, как возникали туманные образы, слабые, расплывчатые. Первый же порыв ветра их разрывал в клочья. Да, стойкий образ достигается не одним годом тренировки.
До дома брата, Даная шла по холму над рекой. На противоположной от занятий Гегелоха берегу Аминтор учил сына кузнечным премудростям. Небольшая плавильная печь была вставлена в склон обрыва. Илька под чутким руководством отца подкладывает то чёрный уголь, то древесину, его хитон и портки были уже серые, а спина и грудь мокрые от пота. Мальчишка был серьёзен, и создавалось ощущение, что стал намного старше. Аминтор, видимо пришедший сразу с совещания, так и остался в гиматие. Один конец гиматия был заправлен за ремень, другой – переброшен через спину, и скрывая левую руку, стелился по земле. Отец не только словом, но и перстом указывал сыну, что делать. Два кольца поблёскивали на его сильных и ухоженных руках. Его длинные русые волосы были распущенны, а не скреплены повязкой, торчавшей из-за ремня.
Конец ознакомительного фрагмента.